— Мамочка, у меня есть один секрет, только никому не говори, ладно?

— Конечно, — улыбается она.

— Кажется, я влюбилась.

— Ооо, — лукаво тянет мама, — и кто твой избранник?

— Алексей, — и прячу пылающее лицо в подушку.

Со дня заезда, я была в восторге от медика, который тем летом работал в доме отдыха, и по совместительству, замечательно проводил летние деньки в походах, катаниях на водных лыжах и катере, пикниках с шашлыками и рыбалкой.

Мои родители всегда вели активный образ жизни. И сразу нашли с ним общий язык. Мы часто отдыхали в одной компании. И я по-детски, но от всего сердца влюбилась в весёлого, общительного, спортивного парня, который только недавно окончил универ.

Конечно, эта детское увлечение было слишком наивным. Я смотрела на него, как фанатка на рок-звезду. Он был такой красииииивый. Самый восхитительный в мире. Я всегда крутилась где-то недалеко, стараясь привлечь его внимание. Мне хотелось, чтобы Алексей замечал меня, и только меня.

Но, конечно, он общался не со мной, а со взрослыми девушками. Обаятельными, модными и самостоятельными. Вокруг него их всегда было очень-очень много. Меня бесило, как они заигрывают с ним, хихикают, заглядывая ему в глаза. Это смотрелось противно и мерзко. Но моего мнения никто не спрашивал. Алексей ко мне относился, как и положено взрослому. Со снисходительной симпатией. Я это понимала и принимала, но мечтать-то мне никто не запретит, правда? Представлять, как вырасту и отправлюсь к нему, такая шикарная, фантастически привлекательная. И он посмотрит на меня другими глазами, сразу поймёт, что я лучше всех, что он хочет на мне жениться. Именно на мне.

— Даже не думай об этом, — мама делает строгое лицо, — Алексей не для тебя. Обрати внимание на Вадика, он такой хороший мальчик, вы подходите друг другу.

Я удивлённо фыркаю. В тот момент я не понимала, как можно сравнивать великолепного Алексея и шебутного Вадика, который грызёт ногти и картавит.

— Я выйду за него замуж, когда вырасту, — упрямо насупливаюсь я.

— А-ха-ха. Нет, малышка, забудь. Он покажется тебе старым, когда ты станешь взрослой, — усмехается мама.

И ничего Алексей не старый.

Мы сидим на краю кровати. Он очень деликатно прислоняет стетоскоп к моей груди, внимательно слушает, глаза прикрыты. А я рассматриваю его. Да какой "старый", такой же, как и раньше. Только плечи как будто пошире, тело покрупнее. И межбровная морщинка стала чуточку глубже. Или он так хмурится... Она разгладится, интересно? Так хочется проверить…

Пока Алексей не смотрит на меня, тихонько поднимаю руку и еле-еле касаюсь указательным пальцем его лба, провожу сверху вниз по складочке. Его кожа сухая и тёплая.

В эту секунду он вздрагивает от неожиданности, я сразу же прячу руку за спину.

Алексей открывает глаза. Мы сталкиваемся взглядами. Его вопросительный, а мой невинный. Я ничего не делала, даже не собиралась. В окно смотрела. Сейчас покажу, как именно. Отвожу глаза и невозмутимо пялюсь на то, как ветер покачивает чёрную лысую ветку дерева за стеклом.

— Так, — вздохнув, поднимается с кровати, я возвращаюсь взглядом к нему, — судя по анализам, состояние у нас удовлетворительное, ближе к хорошему. Чуть повышены эритроциты, кровь густовата. Этого следовало ожидать. Несколько дней поколем укольчики, потом — на выписку.

Его губы трогает лёгкая улыбка, он слегка прищуривается, нажимает пальцем мне на кончик носа. Собирается ещё что-то сказать, но распахивается дверь палаты и раздаётся женский голос:

— Алексей Петрович, вы мне очень нужны именно сейчас.

Это ещё кто? Кидаю недовольный взгляд в ту сторону. На пороге стоит симпатичная женщина в голубом костюме и такой же шапочке. Она сладко улыбается. Нет, приторно. И мне сразу становится неприятно её видеть. Голос у неё противный, как жужжание бормашины. И губы уточкой ещё сложила. Фу. Явилась, раскрякалась тут.

— Что-то срочное? – голос доктора звучит холодно и беспристрастно.

— Оооочень, — с придыханием заявляет она.

Алексей подмигивает мне, касается плеча ладонью и быстро выходит в коридор.

А я с довольным тихим стоном укладываюсь на кровать, в позу эмбриона. Накрываюсь с головой одеялом в клетчатом пододеяльнике и зажмуриваюсь. Мама-мама-мамочка. Он так смотрел…

Вдруг с тумбочки раздаётся вибрация моего телефона.

Князев

Вхожу в свой кабинет первым, намеренно игнорируя этикет. Марина где-то за спиной. И мне неприятно, что она так близко. Прохожу к столу, собираюсь опуститься в кресло. Но слышу щелчок замка.

Недовольно поморщившись, поворачиваюсь к ней, складываю руки на груди.

Шумно выдыхаю:

— Зачем?

— Хочу дать самому сексуальному доктору больницы возможность… — пристально глядя мне в глаза, Марина медленно шагает ко мне, развратно повиливая бёдрами, — нет, хочу просто дать.

Она стягивает шапочку, встряхивает головой. Длинные рыжие волосы волной рассыпаются по её плечам. Раньше это подействовало бы на меня, несомненно. Всегда нравилось, когда у женщины длинные, ухоженные волосы. Но не сейчас.

Отступаю, недовольно покачивая головой:

— Не хочу.

— А вот я хочу, — она произносит это будто с акцентом, «йа».

Пожимаю плечами.

Сильно выдыхаю, издав губами фыркающий звук:

— Пфф. А чё сразу ко мне, Марин? Сходи в бар, там обязательно найдётся желающий осуществить твои хотелки.

— Заткнись, Князев. Снимай штаны, — она всё-таки подходит ко мне вплотную, распахивает мой халат, берёт за пояс и нетерпеливо встряхивает, — да хорош обижаться, как девочка. Что было, то прошло.

Изнутри поднимается злость. Но терплю. Невозмутимо убираю руки с себя, вставляю в карманы её брюк.

Демонстративно закатываю глаза:

— Да какие обиды, Марин. Мы взрослые и свободные люди, поступаем, как нам нравится. Ты ушла к главврачу, сказала, с ним тебе лучше. Через год вернулась. Как мне реагировать? Раскатать перед тобой красную ковровую дорожку и опуститься на колени?!

Она довольно улыбается:

— Ревнуешь, это хорошо…

А у меня от раздражения челюсти сводит до боли.

Низко рычу:

— Да не ревную я.

В дверь раздаётся настойчивый стук и недовольный голос старшей медсестры:

— Алексей Петрович, там полдник привезли, омлет – пальчики оближешь. А я вам чай уже заварила. Как любите, с мятой.

Сжав губы в тонкую линию, выжидающе смотрю в Маринкины глаза. Она не выдерживает и отводит их.

— Ой, всё. Мальчику кушать пора, — вздёргивает нос и отправляется к двери, кидает вполоборота, — позже зайду. Дежурю сегодня.

Она щёлкает замком, намеренно отталкивает плечом медсестру, уходит по коридору в сторону лифта, бурчит под нос:

— Ни пройти, ни проехать. Разжирели все от безделья. Жрут свои омлеты целыми днями. На пенсию разогнать бы.

— Иди, иди, у тебя тоже пенсия не за горами.

Вера Ивановна провожает её взглядом, осуждающе покачивая головой. Потом вкатывается в кабинет и, понизив голос, недовольно ворчит:

— Лёш, ты её послать не можешь, что ли, проститутку? Главврач вон послал. Чуть семью ему не разрушила, почти до развода дотрахался с ней. А как не получилось его у жены увести, опять к тебе прискакала. Не позволю, чтоб ты в ту же пропасть… Нет, я понимаю, что стресс надо как-то снимать, на личную жизнь времени мало. Но не наступать же на те же грабли.

— Значит, омлета не будет, — понимающе улыбаюсь, — чаю-то хоть заварите?

Она грозит мне пальцем:

— Смотри, простишь её – обижусь. Кто тебе важнее: шалава беспринципная или тётка родная? Сколько в себя приходил после её загула, забыл? А я вот помню. И больше не допущу. Хоть обижайся, хоть злись. Я матери твоей обещала приглядывать за тобой. Значит, имею право тебе своё мнение озвучить. И не напоминай про свои тридцать три. Я старше, опытнее. Я её насквозь вижу.

— Да всё нормально, тёть Вер, не переживайте, — улыбаясь, обнимаю её за плечи, — эту страницу давно перевернул.