Уединившись, мы с Денисом целовались. Дальше дело не заходило, хоть я и не отказала бы Дену в большем, отдалась бы без сопротивления. Я знаю, что он меня хотел, сильно хотел, и мне было странно приятно ощущать, как его бугор вдавливается мне в низ живота. Но Денис не пытался меня взять, даже когда я сама себя ему предложила. Сказал, что я еще слишком юна, не до конца созрела и, возможно, мне будет не так хорошо, как должно быть. Он считал, что нужно годика два еще подождать, пока я окончательно не сформируюсь.

– Хочу, чтоб нам обоим было хорошо, а не мне одному, – сказал он мне тогда. – Желание должно быть осознанным и сформированным. Не надо тебе с этим спешить.

И мы договорились, что все у нас произойдет лишь в день моего 16-летия. И поклялись друг другу, что мой первый раз будет у меня именно с ним. Ну, и любить друг друга по гроб жизни пообещали, как же без этого.

Но первого раза у меня так и не произошло, потому что Денис исчез, даже не попрощавшись. Оставил только записку (через соседей передал):

«Нам с отцом срочно нужно уехать, но когда-нибудь я вернусь. Найду тебя – обещаю. И любить буду только тебя. Дождись меня, пожалуйста, Принцесса. Ден».

Записку я сохранила – спрятала в мамин медальон, когда она мне его подарила на 14-летие. Послание и сейчас лежало в нем. И этот медальон из белого золота я всегда носила на себе. Он был крупный, овальный, украшенный аквамаринами, с гравировкой в виде русалки. Мама просила меня не снимать это украшение, и я его не снимала.

А Дениса с тех пор я не видела, но верила, что он верен своему слову. И я свое обещание не нарушала: все ждала, когда же вернется мой принц. Кстати, я его так и называла – Принцем, а он меня звал Принцессой, и это меня ни капельки не раздражало.

Ольга

Земля, 2015 год

Родители у меня были необычными, причем это было видно даже по их внешности. Отец был рыжим, мать же имела совершенно невообразимый, сине-зеленый, как у русалки, цвет волос, и, чтобы скрыть его, красилась в иссиня-черный. Я пошла в отца: как и он, была рыжей и отчаянно безбашенной.

Впрочем, мама тоже не отличалась спокойствием и рассудительностью: по характеру они с отцом хорошо друг другу подходили. Оба были адреналиновыми наркоманами, так что и профессию себе выбрали соответствующую. Мои родители были каскадерами, вроде как, и познакомились во время съемок какого-то фантастического фильма про драконов и эльфов. Может быть, именно поэтому и называли меня принцессой.

Жалко, что на экраны фильм, где отец дублировал исполнителя роли принца драконов, а мама – исполнительницу роди принцессы эльфов, так и не вышел: я бы с удовольствием посмотрела ленту, во время работы над которой познакомились мои родители.

Я гордилась тем, что мои папа и мама – ловкие, сильные и смелые до безрассудства. Всем говорила, что стану, когда вырасту, как и они, каскадершей.

Родители знали о том, какую профессию я выбрала, но, как ни странно, ни разу не пытались меня отговорить от этого. Напротив, мои планы их устраивали, они даже пытались помочь мне в их осуществлении. Отдали сначала в гимнастику, потом – в секцию фехтования, оплатили курсы верховой езды. Они сами учили меня прыгать, преодолевать препятствия, гонять на мотоцикле. Поощряли мои занятия паркуром (правда, они не знали, что этим я занимаюсь вместе с Денисом).

Соседи пытались вразумить моих предков, предрекая, что я рано или поздно сверну себе шею, но они не реагировали. И на выговоры учителей, которые жаловались, что я дерусь, как пацан, кстати, тоже не реагировали. Наоборот, хвалили меня, что могу постоять за себя.

Так что у нас была странная, но дружная семья, до какого-то момента даже счастливая. Пока отец не пропал без вести.

Мне тогда было уже 16 лет, и я могла бы понять, что папа бросил маму, ушел к другой женщине, или что он погиб при неудачном исполнении какого-нибудь сложного трюка. То есть маме не было необходимости врать мне, что отец срочно отбыл в бессрочную командировку. Но именно такое примерно объяснение исчезновения отца она мне и привела.

Я неоднократно пыталась выпытать у мамы, куда все-таки делся мой отец на самом деле, но она так и не проговорилась. Пришлось мне всем отвечать, что он пропал без вести. Врала даже, что его разыскивают, но безрезультатно.

– Что ж ты голову дочери морочишь, что отец потерялся. Ей не пять лет, чтоб сказки про космонавта рассказывать, – услышала я как-то раз, как маму упрекает тетка из соседней квартиры. – Раз помер – так и скажи, она хоть свечку за упокой ему поставит.

Я замерла, хватая ртом воздух, пока не услышала:

– Типун Вам на язык, Светлана Борисовна, – жив Костя, просто уехал далеко.

– И связи там нет, – хмыкнула недоверчиво Светлана Борисовна.

– Можно сказать, что и нет, – ответила мама.

– Врешь ты все, – буркнула соседка.

Мама ничего не ответила – вошла в квартиру, захлопнув дверь перед носом Светланы Борисовны.

Исчезновение отца я переживала тяжело. Обидно было, что он ушел от нас, так ничего мне не объяснив, и даже не пытается прислать мне какую-нибудь весточку, точно внезапно забыл о моем существовании. Но все равно продолжала его любить, и если б он вернулся вдруг – тотчас же его простила бы.

Ольга

Земля, 2019 год

В 20 лет я осталась одна. Произошло это аккурат в день моего рождения. Днем мама работала, но вернуться обещала не поздно: вечером мы договорились отметить мой маленький юбилей. Однако я ждала ее дотемна, а она не пришла. А потом позвонил Кит Сергеич и сказал, что мама в реанимации.

Сначала я подумала, что трагедия произошла на съемках, но оказалось, что трюки в тот день были несложные, и мама выполнила их гладко, не получив даже мелкой травмы.

Непоправимое случилось, когда мама возвращалась домой. То ли она сильно спешила, то ли дорога была плохой, то ли еще что-то произошло, но она не справилась с управлением. Кто-то из свидетелей сказал позже, что маму с моста столкнул черный внедрожник, он и раньше ее подрезал, но доказательств не было. А все остальные очевидцы никакого внедорожника не заметили: в один голос твердили, что мамин автомобиль никто не подталкивал, в аварии виновата она сама.

Так или иначе, автомобиль, которым управляла мама, упал с моста на нижнюю трассу и взорвался. Мама умудрилась выбраться из машины до того, как прозвучал взрыв, но далеко отойти не успела, так что ей оторвало ноги.

Несмотря на болевой шок и большую потерю крови, мама успела сказать полицейскому, куда позвонить, и продиктовала номер Кита Сергеича. Он же вызвал меня.

Когда я примчалась в больницу, мама была еще жива, но шансов у нее, как сказал мне врач, увы, не было.

– Это чудо, что она еще жива, другая бы на месте скончалась, – вздохнул немолодой хирург. – Не стану вас зря обнадеживать: после таких травм не выживают.

Несмотря на то что лечить маму никто не собирался, в реанимацию к ней никого не пускали, как будто бы занесенная извне инфекция могла повредить той, которую медики, можно сказать, уже похоронили. Я прорвалась в палату силой, взяв в заложники пожилого доктора. Мне повезло, что он оказался, в сущности, добрым человеком и не накатал на меня заяву в полицию и вообще помог замять это дело.

Устраивая что-то вроде теракта, а, разумеется, понимала, какими последствиями это может мне грозить, но чувствовала, что нужна маме, очень нужна. Чуть ли не наяву слышала, как она меня зовет. И, как оказалось, я была права: перед самой смертью мама ненадолго пришла в себя и беззвучно звала меня – одними губами.

Увидев меня, узнала и заговорила еле слышно:

– Оля, найди дедушку, он эльф. Драконы, демоны… эта война… из-за меня… плохо. Останови войну. Обещай мне.

– Обещаю! – твердо сказала я, хоть и понимала, что мама бредит: вероятно, вспомнила перед смертью фильм, на съемках которого познакомилась с папой, и сейчас думала, что это все было на самом деле. Но, даже зная, что не смогу сдержать слово найти дедушку-эльфа и прекратить развязавшуюся из-за его дочери войну между драконами и демонами, я дала маме обещание сделать это. Разве я могла поступить иначе? Нет, мамочка должна была уйти со спокойным сердцем.