— Ника, ну, чего ты так расстроилась, — присел рядом с ней. — Всё же обошлось. Я понимаю неприятный выдался разговор, но может она отойдёт, — старался сгладить ситуацию, чтоб хоть как-то её успокоилась. — Зато у твоей девочки самый замечательный дедушка, и он ждёт не дождётся, когда вернётся домой, чтоб понянчится с внучкой. Ну, давай, успокаивайся, — Ника качала головой.

— Не могу-у-у! Мне очень обидно и больно… — стукнула себя в грудь слева. — Вот здесь… сердце разрывается в клочья, она же моя мама… как она могла.

Как не пытался успокоить, Ника не утихала. Тогда в голову пришёл единственный и беспроигрышный способ её унять. Я её поцеловал.

Целую долго и жадно, кусая и сминая губы, засасывая их до боли, проникая языком в рот, издавая хрипы и глуша стоны Ники. Как гласят многие духовные практики — "Любовь лечит". Оргазм — один из лучших способов, пребывать в хорошем настроении, а вырабатывающиеся во время оргазма эндорфин, повышает настроение. Сегодня ты точно от меня никуда не сбежит, будешь только кричать и молить о пощаде и одновременно просить, чтобы я не останавливался.

Моя ладонь по-хозяйски накрыла грудь, пальцы сжали уже твёрдый сосок, оттянули его, спускаясь на живот, потом ниже. Ника отвечала на поцелуй, отросшая щетина царапала её лицо, она сама тянулась, цеплялась за плечи. Потом открыла прикрытые глаза, словно выходя из коматозного состояния, резко толкнула меня в грудь, отползая. Ну, хоть плакать перестала!…

— Егор, мы не должны этого делать, — облизала губы, потом прикоснулась ладонью, словно обожглась. — Нельзя. Иначе гореть нам в аду...

— Я уже в аду, больше года... без тебя, — подполз к ней, притягивая ближе. — Хочу тебя, малышка, не упрямься, — скользил носом по щеке, упираясь стояком в бедро. — Тебе же уже можно? Я чувствую, ты тоже хочешь... Ну, же, дай — начинаю покрывать лицо, шею, плечи поцелуями.

Я дурел.

В прямом смысле этого слова.

Призраки прошлого толкали на все смертные грехи. Я готов взять эту девушку, не спрашивая её согласия. Вот прямо так, задрать коротенький халатик, сдвинуть полоску трусиков, чуть приподнять ягодицы, достать член, войти в неё по самые яйца, которые звенят от напряжения. А она наверняка там, внутри, горячая и влажная.

Снова поцелуй. Но на этот раз длящийся не так долго, как первый, но одновременно более страстный и требовательный. Ника укусила меня за язык, во рту почувствовал вкус металла. Моя кошечка, ещё и кусается. Ар-р-р-р. Съел бы.

— Хватит от меня бегать. Меня задолбали, эти кошки — мышки. Я люблю тебя... Ника, слышишь, люблю. Ни на минуту, не переставал любить. Даже когда ты мне изменила, даже когда родила от другого… Всё равно люблю… Ничего не могу с этим поделать, — держал её за плечи смотря в её глаза. В них видел своё отражение и… любовь. На миллиард процентов был уверен, она по-прежнему меня любит.

— Егор, я тоже… — Ника начала дрожать. — Люблю… люблю… люблю… — шептала, словно боялась, что нас застукают. — Что нам делать, нас не поймут, нас осудят. Это же неправильно... грех. От нас все отвернутся, папа, Аня, друзья. Наше общество к такому не готово…

— Тш-ш-ш… — прервал её, она находилась, как в бреду, взгляд поменялся, глаза стали стеклянными. — О каком грехе ты говоришь? Когда наше общество осуждало за любовь?

— Не-еет, у нас не простая любовь, — начала гладить меня по лицу, смотря пустыми глазами с безумной улыбкой. — Любовь единокровного брата и сестры, это ведь не нормально.

Что?!… Какие брат и сестра?... Я потряс Нику за плечи, выводя из транса.

— Что ты сказала, Ника?!… Ты оговорилась? Сводные… мы сводные брат и сестра! — Ника моргала глазами, приходя в себя.

— Нет, Егор, я не ошиблась. Мы родные по отцу, — и начала опять плакать.

Зачем я вышла из комнаты?

Дочка наконец-то уснула, мне бы тоже лечь и отдохнуть, а я иду в гостиную. Егора там нет, только отдалено слышен разговор на балконе. Наверняка с отцом разговаривает, он же обещал маме позвонить. Сажусь на пол и жду его. Зачем?... Сама пока не знаю. Я так устала держать всё в себе, мне иногда кажется, что я схожу с ума. Если я окончательно свихнусь и выйду в окно, кому будет нужен мой ребёнок. Кто будет её воспитывать? Нет, я не хочу доводить до такого состояния. Я думала, что справлюсь, что сильная. И я бы справилась, но вдали от Егора, от матери, от всех, кто может напомнить о былой жизни. Рядом с ним не могу ничего забыть, эта боль постоянно разъедает меня изнутри.

Вспоминая разговор с мамой, будто теряю жизненные силы. Она унизила меня, задела меня, моего ребёнка... Я испытываю глубочайшую обиду и никак не могу прийти в себя. Радость и счастье, которые постепенно начали появляться в моей жизни, словно молодые побеги весной, в очередной раз покинули меня. Мне кажется я готова во всём признаться Егору, если только он сам заговорит об этот.

За своими мыслями, даже не заметила, когда Егор подошёл. Опомнилась только, когда почувствовала свежий запах сигарет. Егор сидел передо мной и тряс меня за плечи, смотря испуганными глазами. Опять курил... значит этот разговор не оставил его равнодушным. Егор зачем-то напомнил о разговоре с мамой и меня опять прорвало, ревела белугой, настолько мне было горько, неприятно.

Егор пробовал меня успокоить, даже рассказал, что папа обрадовался внучке. Это не помогало, никак не могла уняться. Тогда он поднял моё лицо к себе, и поцеловал влажным поцелуем. Его руки сразу напали на грудь, потом вжались в мою задницу, потянули на себя, вдавливая в эрекцию, что с каждой секундой становилась твёрже. Почувствовала во рту привкус сигарет, раньше злилась, если он курил, сразу отправляла чистить зубы. Не курит ведь, к чему это баловство. Сейчас даже со вкусом табака, чувствую сладость сумасшедшую, нежность щемящую и одновременно страх снова в этом раствориться.

Мозг мало, что соображал, но тело всё ещё помнило, то как его трогали, ласкали, мяли и целовали. Всё нутро дрожит от желания и жажды яростного проникновения.

Всё же опомнившись, прервала поцелуй, отползла назад, повторяя, как в бреду, что нам нельзя этого делать. Егор не отпускал меня, шептал, как по-прежнему меня желает.

Поцелуй повторился, я простонала в его рот, но не решаясь на более активные действия. Когда его язык напористо двинулся вглубь моего рта, слегка прикусила кончик языка. Егор тихо рассмеялся, я надавила сильнее. Он перестал толкаться в мой рот, мы застыли и медленно отодвинулись друг от друга, восстанавливая дыхание.

Неожиданней всего было, когда Егор признался в любви. Я не могу не улыбаться, восторг и тепло огненным шаром грудь пробивает. Любит. Не смотря не на что. Это смертельно приятно. Наверное, его признание, придало мне силы. Я не осталась в долгу, начала повторять, как мантру о своей любви. Может стоит побороться за любовь... А, может нам уехать, туда, где нас не знают. У нас есть ребёнок, он абсолютно здоров. Мы можем быть счастливы...

Я не выдержала и выложила всю правду.

— Мы родные по отцу, — открылась, начав опять плакать.

Егор сначала разглядывал меня прищурившись, как умалишенную.

— Какие брат и сестра? Ты что такое говоришь?...

— Я говорю тебе правду. В тот роковой день, когда ушла, я об этом узнала. Я очень испугалась, не нашла ничего лучшего, как просто испариться из твоей жизни.

— Как такое вообще может быть?... — смотрел не понимающе. — Меня усыновили. Мои родители, мне не родные? — провёл рукой по лицу, разлохматив слегка отросшую чёлку.

— Нет... то есть... ты всё не так понял... это я. Я внебрачная дочь твоего отца. Мама изменила папе Саше с твоим отцом, потом родилась я, — виновато опустила голову. Я понимала, как Егору будет больно принять измену отца, его маме.

— Ника, ты глупости говоришь. Отец не пошёл бы на предательство, он как я, не приемлет грязи в отношениях. Кто тебе такой бред сказал?!... — посмотрел пристально, словно хотел уличить во лжи.