Утром вышла на кухню, чтоб приготовить ребёнку смесь. Егор уже не спал, сидел за столом, пил кофе. Для него, это как залог хорошего дня. Ранним утром чашечка свежесваренного молотого кофе, чуть позже завтрак.

Оторопь пробежала по всему телу вместе с мурашками, от того, как зверски хорошо он выглядел в лучах света утреннего солнца. Кажется, за время нашей разлуки, он раскачался ещё больше? Даже губы облизала… Стояла застывшая в дверях, потом отмерла, пожелав ему доброго утра.

Егор вздрогнул от неожиданности, вероятно находясь далеко в своих мыслях.

— Доброе утро! Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Спасибо.

— Я кашу сварил... твою любимую. Позавтракаешь со мной? Как раньше.

Мы раньше всегда завтракали вместе, за исключением дней, когда просыпали. Тогда мы бегали «галопом по Европе», завтракая на ходу, тем, что найдём в холодильнике. В остальные дни, завтрак вместе, был нашей традицией. В основном завтрак готовила я, но иногда Егор делал неожиданный сюрприз, порадовав любимой кашей или гренками.

Это воспоминания о ярких и светлых минутах, часах, днях, навсегда останутся в нашей памяти.

Пока пребывала в своих воспоминаниях. Егор добавил.

— К десяти приедет Александра Михайловна, — посмотрела с непониманием на него. — Вы вроде с ней подруги? Оденешь дочь для прогулки. Сегодня хорошая погода. Александра погуляет с ней, а мы с тобой спокойно поговорим.

— Хорошо. Я покормлю Арину и выйду к завтраку — Егора передёрнуло от одного только имени дочери. Ему не нравилось, что я назвала «чужого» ребёнка именем, которое мы выбирали вместе. Но другого имени для своей малышки я не видела. Как её впервые увидела, ещё в род зале, сразу почувствовала, это её имя. Оно ей очень шло.

— А на счёт прогулки?

— Я подумаю.

Накормила малышку, переодела. Когда она сытая, то лежит спокойно в кроватке, наблюдая за игрушками на мобиле.

Из головы не ходила мысль о предстоящем разговоре. Знала, что рано или поздно нам предстоит поговорить. Дрожь пробирает от мысли, что Егор узнает правду… пока везёт. Я боялась вопросов, на которые не готова буду ответить, так, как надо для него.

Еще напрягало, что Саша каким-то чудесным образом стала общаться с Егором. Я не была от этого в восторге. Сначала подстава с встречей с роддома. Я уже не была так уверена, что у неё были срочные дела. Теперь приезд в гости. Мне ведь она не звонила… она, что это с Егором обсудила?…

Когда они успели сдружиться?…

Он что ей звонит?… Или она ему?…

Ясно теперь, почему она им восхищалась… какой он хороший, заботливый, красивый молодой человек. И без неё знаю, он самый лучший и замечательный. А если они друг другу понравились?… Если правда, она заинтересовала Егора. Она хоть и старше, но яркая, милая и обаятельная. Может болтать обо всём на свете. Нравится мужчинам и умело флиртует. Я это заметила, когда она ко мне ходила на курсы. Все свободные мужчины и парни охотно в ней общались, уделяли внимание. Кто-то даже приглашал на свидание.

Это была ревность… да, я безумно ревновала Егора. Такое бывало и раньше, но до того, как мы начали встречаться. Во время наших, хоть недолгих отношений, он не дал не единого повода для ревности. Он настолько окружил меня любовью, теплотой и заботой, что о ревности мысли не было. Тогда думала, что ревность — это удел слабых. Теперь понимаю, что это не так. Ревнует лишь тот, который дорожит, ценит и боится потерять человека, для которого он стал таким родным и близким.

За пол часа, которые провела в комнате, себя накрутила, как закоренелый невротик. На завтрак вышла напряжённой и эмоционально заряженной.

Ника появилась где-то через полчаса, Саша подъехала минут через десять, забрала ребёнка и ушла гулять.

Ника тихо подошла к столу, её шаг был не решительным, более приглушённым, тихим, чувствовалось, что она с неохотой шла на этот завтрак — разговор. Отодвинула стул, присев на самый край. Можно было подумать, что она на старте и при любой возможности сбежит.

Я положил нам каши, сразу накинулся на еду, каша, тосты с маслом и сыром. Время уже близится к обеду, а мы ещё не завтракали. Ника сидела, опустив голову над тарелкой, ковыряясь ложкой.

— Совсем не вкусно.

Она подпрыгнула от неожиданности.

— Нет, что ты, очень вкусно, — сказала, проглотив ложку каши, слегка улыбнувшись.

— Почему тогда не ешь?

— Аппетита нет, — пожала плечами.

— Кстати об аппетите, — решил сначала поговорить о бытовых проблемах. — Почему ты не ешь продукты, которые я покупаю? Тебе такое нельзя? Я вроде читал, что можно кормящим женщинам, покупал всё по списку.

— Егор, не надо для меня ничего делать и покупать, не хочу тебя напрягать. Я сама.

— Сама значит… ну, ну, — взъерошил волосы пальцами, подорвался к входной двери, которая была декорирована зеркалом. — Подойди… подойди, пожалуйста сюда, — поманил пальцем. Ника замешкалась, было видно, как она нервничала, напряженно вглядываясь в моё лицо.

Она всё же подошла, встала рядом со мной, посмотрев через зеркало непонимающе, нахмурив брови.

— Посмотри на себя. Что ты видишь?

— Егор, я не понимаю, что ты от меня хочешь? Ты не настроен разговаривать, давай я пойду, — хотела уже стартануть. Задержал её за локоть. Ника тряхнула рукой, я медленно разжал пальцы. На руке остался багровый след.

— Давай тогда я скажу, что я вижу. Только без обид, о'кей, — набрал в лёгкие воздух и меня понесло. — Я вижу перед собой замученную женщину, явно не восемнадцати лет, с бледной кожей и грустными глазами. У которой семеро по лавкам, муж бухает, три работы, больные родители на плечах, что там ещё может, — задумался. — Посмотри, как ты похудела, у тебя вид бледный и болезненый, на тебе халат висит, как на вешалке. Ты ничего не ешь, откуда у тебя появится молоко. Ты о себе не думаешь, подумай о ребёнке. Где та девчонка, с горящими глазами и озорной улыбкой. Что с тобой произошло? Если тебе тяжело с младенцем, давай наймём няню, тебе в помощь. Хоть что-нибудь. Ты же себя совсем изведёшь. Я переживаю за тебя.

Когда звал на разговор даже не думал её обижать или оскорблять, но её «я сама» просто взбесило, я сорвался.

***

Ника

Слёзы уже начинали щипать глаза, в горле скапливался ком. Я сжала кулаки до такой степени, что отросшие ногти впились в кожу, причиняя боль. Было очень обидно слышать слова Егора. Продолжаю смотреть на него, картинка расплывается от нахлынувших слёз, боли и обиды.

— Хватит!.. Хватит!.. — закрываю уши руками и реву. — Хватит. Если ты хотел сделать мне больно, то у тебя получилось, — поворачиваюсь к нему, смотрю заплаканными глазами. — Ты ничего не знаешь!... Ничего!

— Так расскажи мне! — Егор тоже начинает повышать голос. — Что такого могло произойти, что ты вот такая стала? За что ты себя наказываешь? Мне не за что делать тебе больно, всё давно уже в прошлом. Сейчас ты для меня просто сводная сестра, которая нуждается в помощи. Я хочу тебе помочь.

— Сестра?… За-зачем тогда хотел поцеловать? — от слёз начала заикаться.

— Хотел проверить.

— Что проверить?

— Насколько ты верна и любишь своего "парня", — произнёс выделяя кавычки пальцами в слове — парень. — Ну, и понять, как давно тебя от меня воротит, так, что астматический приступ случился.

"Дурак... какой же ты дурак, Егор" — мысленно и только мысленно обозвала его. Он имел права так думать, я сама себя перед ним очернила, представила лёгкой на подъём девицей, скачущей по койкам.

В реальности постаралась успокоиться, взять себя в руки, чтоб очередной раз поведать ему в глаза ту самую "мою правду", которую тренировала перед зеркалом много раз. Голос не дрожит. Слёзы не текут. Я пересказываю ему всё, что когда-то сказала по телефону.

— Это всё. Нет ничего такого, чтобы ты не знал. Мне просто стыдно... стыдно понимаешь, в глаза тебе смотреть, помощь от тебя принимать. Я очень плохо с тобой поступила, — Егор молча меня слушал. Кажется, верит, я вижу, как в его глазах мелькает боль, от этого становится только хуже. Мне его жалко. Я снова разворотила осиное гнездо, позволила опять всё вспомнить. Даже, если он сказал правду, что всё в прошлом, вспоминать о предательстве неприятно. Я знаю, что он был уверен, что я всегда буду его любить. Буду конечно, но он об этом не узнает. Теперь мне есть, куда её вкладывать, улыбнулась, вспоминая своего ангелочка.