— Спасибо, командир, — поблагодарил залетчик и побежал жениться, судя по всему, потому как Хафт и вправду ничё такая, пусть и пробы на ней реально уже негде ставить.

****

Там же. Ещё пару часов спустя.

— Нет, я так не могу! — вдруг взорвавшись негодованием, в сердцах швырнула недочищенную рыбину себе под ноги высокая и нескладная русоволосая девушка в по здешней моде укороченном сарафане и косынке. Всё, скажем так, очень уж пастельных тонов. — Бред какой-то!

— Не смей швыряться едой! — возмутилась обычно до невозмутимости флегматичная темноволосая молодая женщина, чья красота подувяла из-за, по-видимому, пришедшихся на её долю испытаний. К тому же она не просто не следила за собой, а явно намеренно уродливо одевалась. То есть максимально бесформенный сарафан в пол, под ним не менее длиннополая рубаха с только лишь по необходимости закатываемыми рукавами, ну и венчал образ по-старушичьи повязанный платок. О цвете и говорить нечего. — Что такое, Махт? В чём дело?

— Тебя это не бесит? — всё же подняв от греха подальше рыбу, воззвала к эмоциям снова непрошибаемой слушательницы повариха помоложе, когда вторая, постарше которая, словно ни в чем не бывало опять вернулась к большому котлу, с появлением которого, после очередного визита купцов, готовить на всю ораву Надобрывинцев стало куда проще. — Не бесит это, а?

— Что: это? — не отвлекаясь от помешивания аппетитно булькающего варева, поинтересовалась едва сдержавшая вздох собеседница импульсивной скандалистки.

— Да всё! — чуть ли не в отчаянии уже выкрикнула русоволосая Ирма Махт, когда как темноволосая Марта Цойн всё же вздохнула и повернулась к коллеге по избранной на текущий момент деятельности.

— Пока что меня только твоя криворукость, как ты говоришь, бесит, — даже не повысив голос, спокойно заявила женщина. — Ты зачем на кухню просилась, утверждая, что умеешь и любишь готовить, если тебя, видите ли, всё бесит? Да, не спорю, сейчас ещё мало сфер, где можно проявить свои таланты, и пока не появились вакансии в тех областях, где ты можешь оказаться получше. Но уже сейчас выбор вполне приемлем, а женщин не привлекают без их согласия на тяжелые работы. Вон, скоро мужчины вернутся после землеройных работ, так я уверена, что любой из них с удовольствием поменяется с тобой местами. Только навряд ли кто-то пойдет на такое, ведь все понимают: ради чего вкалывают. Даже военных привлекали, притормозив их тренировки, пока ров с оградой вокруг поселения не были закончены, и не начато возведение жилья для зимовки, ну и прочих более основательных удобств заодно. А всё это — только благодаря общим усилиям и, главное, сознательности. Куда ж без неё. Свою безопасность ведь обеспечиваем, так что никто не отлынивал и вряд ли станет, ибо все — на глазах друг у друга. Ну а вот отчего ты с ума сходишь — я не пойму.

— Сейчас не обо мне!

— А о ком?

— Да об этом же... Обо всей этой несправедливости!

— Например?

— Мало того что уже больше месяца лопухом подтираюсь, притом озираясь: не грызанёт ли за зад кто! Так еще и моюсь не душистым геликом со скрабом, а какой-то вонючей мулякой из кувшина! О шампуне для волос — вообще молчу. А ещё носить приходится какую-то неудобную, до тошноты серую убогость! Без трусов(страдальчески). Спасибо, хоть «этих дней» тут не бывает. А еда! Ем всякую ужасно несбалансированную да ещё и невыносимо пресную гадость, без нормальных приправ! На мясо ведь да рыбу эту — уже смотреть не могу. Где нормальные фрукты и овощи, вместо кислющих ягод тех и мёда, «по талонам» да «за хорошее поведение»? За картошку — Родину бы продала! Спасибо, хоть хлеб изредка бывает. Вот никогда бы не подумала, что так тяжко без этой углеводной гадости будет. Еще ж и спим все вместе, вповалку, словно скот, не имея возможности уединиться. Спасибо, хоть не с мужиками разом, а отдельно. Но даже так нас тут бессовестно насилуют! И что меня больше всего бесит во всем этом ужасе, что в наказание за такое преступление грозят не за яйца подвесить этого вот, выгораживаемого главным оного из его головорезов, а предлагают ему, нате пожалуйста, жертву в жены взять, чтоб продолжал её пользовать! Шикарно!!!

— Какая же ты гниль! — заставив даже чутка сбледнуть с лица Ирму, вдруг прошипела Марта, которую никто никогда не видел не то что голос повышающей, но и злящейся на что-либо. — Рано вас, новичков жизни здешней не распробовавших, Командор прикармливать стал. Поспешил, не дав узнать, что такое голод. Что такое, когда тебя за копейку, а то и просто за объедки дерут какие-нибудь вонючие бородачи. А тебе всё равно, ибо в животе наконец не будет пусто. И даже плевать на то, что в ТОЙ жизни ты одном из этих уродов отказывала, ещё и по глупости посмеиваясь, а теперь в ЭТОЙ он вымещает на тебе всю свою злость за прошлые, по его мнению, обиды. Вот пожила бы ты так три года, да хотя бы и просто перезимовала тут, выжив — посмотрела бы я тогда на тебя. На то, как бы ты ежедневно, пусть никогда ни во что и не верила-то, но стала бы истово молиться за здравие вытянувшего тебя из того ужаса благодетеля. А точнее, за то молить, чтобы и дальше был тот, кто, не позволив повторение этого кошмара, впредь защитит тебя, взамен прося лишь просто старательно делать то, что умеешь и от чего хотя бы не воротит, а то и любишь. Поэтому заткнись, дура, или я на следующем собрании общины подниму вопрос об изгнании тебя из поселка с очередными купцами. А когда они тебя отсюда сытую да приодетую в целости да сохранности доставят в Нахолмск, вот там и обживайся тогда, примеривая свои запросы к тамошнему спросу на твои таланты. Только назад уж не просись. Куда тут нам, скудоумным, такие вот звёзды? Ведь наверняка же ты станешь какой-нибудь великой воительницей и грозой монстров, ведь так? Будешь прям как гордячка Недотрога. Или нет. Быть может, своей неземной красотой(саркастично) ты, умело интригуя, пробьешь себе путь к самой верхушке, согревая по пути ложе всем встречным да нашептывая по ночам о своих талантах сверхэффективного менеджера, ну или дизайнера-оформителя с навыками программиста не иначе. Ну и, в конце концов, сместишь прежнее руководство да возглавишь Гильдию, поведя её в светлое будущее! Для себя любимой, разумеется. В общем, дерзай!

В ответ раздалось лишь полное ненависти, но благоразумное молчание, конечно же, бессовестно оклеветанного борца за свободу.

— Ладно, успокоилась я уже, — вдохнув-выдохнув, как всегда невозмутимо заявила Цойн, пока явно напуганная Махт помалкивала. — А насчет изнасилования, то я не менее твоего возмущена. Но только не тем, как Командор судил. Ибо за ним сила, и поступил он не хуже, пожалуй, любого из сильных мира сего. В этом-то мире всё просто. Не нравится? Вон, меч — возьми да оспорь. Ну или войско приведи, которое подкрепит твои аргументы в споре. А нет — так помалкивай себе да дальше терпи. Так вот, а то меня возмутило, что у этой потаскухи Хафт всё вышло! Она ведь давно заприметила недалекого Брехта, у которого после махания кайлом ещё на что-то сил оставалось, вот и стала упорно задом перед ним вертеть, старательно завлекая простофилю, ясное дело, не долго продержавшегося. Болван. А теперь вот, словно зная, дрянь хитрая, что Командор предложит такой вариант, получила шанс пристроиться при не самом плохоньком мужчине. Хоть и мозги у него ниже пояса все, но снова здоровый, крепкий телом муж, который и ранее был опытен в убое монстров, а теперь и вовсе уважаемый боец из Первого десятка. Разве ж светило, пусть и красивой да ладной во всех местах, но бывшей шлюхе, такой же как и я впрочем, охомутать столь завидную партию? А тут он сам побежал упрашивать её сжалиться, чтоб не кожу ему поркой спустили, чтоб не лебидо прикрутили, а пошла чтоб за него, вроде как прощенного. Умно́!

— Да... да что за чушь? Кому такой нужен? Бородатый, фу.

— Говорю же, рано Командор вас, школоту лишений не знавшую, привечать стал. Не бери, короче, в голову. Всё равно не поймешь.

— Марта, Ирма, готово у вас? — вдруг окликнула болтушек самая, пожалуй, пожилая из женщин Надобрывинска. Была она в по-пиратски повязанной косынке, подпоясанной рубахе и широких на ней, миниатюрной, штанах с обмотками. Цветовая палитра — традиционная. — Ну как, уже?