Зараза. Здесь очень жарко и тесно. Да где там нужный этаж?

Двери лифта открываются, когда я опять сжимаю и разжимаю пальцы, концентрируясь на ощущениях. В другой ситуации я бы заметил, что сам район довольно неплох, в подъезде нет стойкого запаха сырости, а лифт не исписан местными звездами граффити. Сейчас я держусь лишь благодаря совету Нейта, который он озвучил еще в Форт-Коллинсе: «Нужно иногда давать ей порулить. Ну, ты понимаешь, процессом».

Порулить процессом. Без проблем. Никаких, мать его, проблем, кроме моего неспокойного состояния. Хотел бы я заявить, что могу с легкостью передать контроль над ситуацией другому человеку и что плыть по течению – плевое дело. Но однажды такой свободой воспользовался другой человек и обернул это против меня.

Нет. Пошел на хрен, Фрэнк Донован. Хотя бы сейчас не лезь в мои мысли.

Ева другая. И с ней… все иначе. Да, в самом начале она пыталась меня убить, но не утянула на дно, как мой якобы лучший друг. К тому же, когда мы проснулись в отеле Форт-Коллинса и Ева водила пальцем по моей груди, рисуя невидимые узоры, я не стал портить момент и просто позволил ей делать все, что она пожелает. И… не прогадал.

Ева открывает дверь, но продолжает молчать и при этом не выказывает сопротивления, но у меня все равно перехватывает дыхание. Я будто завис в шаге от нужной высоты и при первом же неверном движении неминуемо сорвусь вниз.

Я захожу в квартиру, прикрываю дверь за спиной и оказываюсь в просторном лофте с высокими потолками и огромными окнами. Но мало что замечаю: слева вроде бы зона кухни, которую видно краем глаза, а впереди – гостиная с диваном у стены, телевизором и, похоже, журнальным столиком. Здесь много старой мебели, разных вещей, которые в другой ситуации было бы любопытно рассмотреть и изучить, но я могу только стоять и наблюдать за тем, что сделает Ева дальше.

Она отходит на пару метров, несколько секунд стоит ко мне спиной и наконец поворачивается.

– Ты сказал, что хотел меня видеть. – Ева разводит руками. – Вот, увидел.

От ее голоса, в котором нет ни грамма тепла, по телу пробегает легкий озноб. Черт, у меня будто лихорадка, и меня кидает то в жар, то в холод.

– Да. И… не только увидеть. – Я смотрю на Еву. Может, подойти к ней? Нет, лучше стоять здесь. Наверное, стоило начать с каких-то общих вопросов вроде «Как у тебя дела?» или «Как ты провела этот месяц?». Но у меня, само собой, вырывается иное: – Почему ты… не звонила?

Ева замирает, отводит взгляд и пожимает плечами.

– Так вышло.

Да черт возьми. И что это значит? У нее сломался телефон, потерялся мой номер, Мёрфи появился на горизонте? Не понимаю.

Ева смотрит на кухню, на пол, на небольшую тумбу у двери и вновь на меня.

– Может, потому что это было бы… не самой удачной идеей.

Меня так и тянет опять спросить: «Почему?», но тогда гарантировано получу в лоб: «Потому». Поэтому уверенно заявляю:

– Нет, дело не в этом. – Иначе я не стоял бы сейчас у нее в квартире, а был бы на полпути в Центральный город. – Ева, что происходит?

Она тяжело выдыхает, мотает головой и говорит:

– Я не хочу ничего усложнять. С тобой связано слишком… много всего.

Да, но…

– А еще… – Ева подходит к дивану, кидает на него сумочку и что-то берет с журнального столика. – Вот. – Она поворачивается и раскрывает ладонь, на которой лежат потертые и мятые клочки бумаги. – Я постирала твой номер вместе с джинсами.

Я смотрю то на бумагу, то на Еву, и… Черт. Вот же черт. За этот месяц я надумал столько причин, большая часть которых была так или иначе связана с нашим прошлым и смертью Лиама. Но мне и в голову не пришло, что номер мог просто… не сохраниться.

Она его постирала. Твою-то мать.

Видимо, дело в напряжении, в котором я пребывал весь вечер, и во внезапном облегчении, когда все встало на свои места, потому что в следующий момент мой рот сам собой растягивается в улыбке и я начинаю смеяться.

– Прости. – Я пару раз кашляю, стараясь успокоиться. – Я просто думал… Черт. Неважно.

– Что? Тебя это все веселит?! – взрывается Ева, и я с опозданием понимаю, что все-таки облажался. – Приехал посмотреть на меня и заодно посмеяться?!

Она рывком снимает мой пиджак и кидает им в меня. Я успеваю выставить руку и поймать его, но чувствую себя так, словно получил пощечину. Твою мать, все же шло нормально. Идиот.

– Да иди ты к черту, Роуз! Даже если бы у меня сохранился твой номер, я бы тебе все равно не позвонила! Зачем ты приехал?! Посмотреть на меня, спросить, почему я не звонила – что дальше? Ради чего это все?!

Меня едва не сносит этим ураганом, а взгляд Евы прокалывает насквозь сотни раз. Мои пальцы вновь предательски подрагивают, я крепко сжимаю пиджак и признаюсь:

– Мне тебя не хватало. Я… писал отчеты и думал о тебе. Работал и думал о тебе. Я не спал ночами и хотел снова услышать твой голос. Хотел увидеть, как ты улыбаешься, хмуришься, как закатываешь глаза, когда я говорю какую-нибудь глупость, и как смотришь на меня и… не ненавидишь. Я ждал звонка, но его не было. Ева… – Я молчу, переводя дыхание. – Знаю, наше прошлое… Все очень сложно. Но я вернулся из Форт-Коллинса и понял: мне мало двух дней с тобой. Я хочу гораздо больше.

Большинство людей сами усложняют себе жизнь, даже если хотят, чтобы все было просто и понятно.

Я вот хочу. Очень хочу. Но еще сильнее боюсь новой потери – я уже потеряла родителей, брата и теперь не хочу потерять то, что осталось от меня в итоге. Знаю, было бы проще обвинить кого-нибудь в своих бедах, но я безумно устала искать крайнего. Это не тяга к одиночеству и не громкие заявления в стиле «Да мне никто не нужен!». Конечно же нужен. Как и любому человеку. Но там, где следует строить, я могу только разрушать. Мне нечем делиться, кроме боли, а в голове хаос и ни грамма спокойствия. Все путается, противоречит друг другу, сводит с ума. Я хочу, чтобы было легко и понятно, но мои мысли – как те порванные бумажки на журнальном столике. Ни собрать, ни выкинуть, и пользы от них тоже ноль. Остается наблюдать, к чему приведет очередная попытка сохранить себя от полного и беспросветного саморазрушения.

Я вяло реагирую на просьбу пристегнуться, но все же перетягиваю себя ремнем, попав в крепеж со второй попытки.

Аарон спрашивает, куда едем, но я молчу. Как будто у нас много вариантов.

Уедем куда глаза глядят? Куда угодно, лишь бы подальше? Но как быть, если я хочу сбежать даже от него?

Я шумно выдыхаю, откидываюсь на спинку сиденья и называю адрес. Молодец, Ева. Так хотела скрыться, что везешь Роуза к себе домой.

Прикрыв глаза, мысленно чертыхаюсь.

Возможно, это не самое умное решение, но у меня в клатче не завалялась записка с подсказками, как правильно поступать в той или иной ситуации. А жаль.

Во время поездки стараюсь смотреть куда угодно, но не на Аарона. При всем моем желании увидеть его я не была готова ни к его появлению, ни к грядущему разговору, а выпитое шампанское не помогает принимать внятные решения. Я смотрю на улицы ночного города, но не замечаю ни зданий, ни редких людей, ни рекламных баннеров, напоминающих о прохождении чипирования. Отчасти мне все равно, в каком направлении движется «бентли». Если Роуз вывезет меня за город и оставит в глухом лесу – наплевать. Сил не осталось даже на вялую самозащиту.

Первая хорошая новость: когда «бентли» тормозит у дома, я успеваю протрезветь.

Вторая: мы все-таки не в лесу.

Я вздрагиваю от хлопка дверцей, слежу взглядом за Аароном – как он обходит машину и как затем подает мне руку, – и только сейчас в полной мере понимаю, что все происходит на самом деле.

Давай, Ева. Не тупи. Твой дом. Рука Аарона. Пора выходить.

Помедлив, я принимаю его ладонь и встаю перед ним в полный рост, но по-прежнему кажусь маленькой рядом с его высоченной фигурой.