Миловидное личико с прекрасной родинкой над верхней губой и небесно-голубыми глазами. Портило её только одно. Взгляд самой настоящей прожженной стервы. И то, что на ней была белоснежная блузка с приятным моему глазу вырезом, никакой роли не играло. Казалось, оторваться от этих диких глаз попросту невозможно.

Мда… Верёвки-то она вьёт из папашки знатно.

— Я вот что подумал, Володя, — зазвучал хриплый голос Петровича. — Ты у нас, оказывается, парень излишне сообразительный, так что я не буду откручивать твою башку прямо сейчас.

Он замолк, словно ожидая от меня слов благодарности. Не дождался. Натянул улыбку и попытался сделать самое непринуждённое выражение хари.

— Смелый. Все же, — Монеткин хохотнул. — Отпустить тебя прямо сейчас, сам понимаешь, не могу… Кто знает, вдруг ты жандармов за собой проведёшь, поэтому…

— Смешно, — перебил его я. — Да будь ты хоть трижды свиньёй, но обращаться к ним… — я покачал головой, изображая возмущение, — никогда.

Мне тут же влепили увесистую затрещину.

— Ты бы это, Вов, помалкивал, — Петрович сощурился. — Не с торгашом базарным разговариваешь, а с уважаемым человеком. Тут вот какое дело… Услужишь — прощу. Поможешь — прощу в два раза больше. А ещё…

— Не, — перебил его я. — Кирилл Петрович, боюсь, буду вынужден сразу отказаться.

От моего заявления удивился не только Монеткин, но и его дочь.

— Ситуация-то некрасивая получается. Вы попытались меня обмануть, точнее, сделали это через моего человека. Попытались поставить меня на счётчик… в будущем. — поправил сам себя. — Избили. А я должен вам услужить? И это так честно делают дела местные авторитеты? Это не дела… Это так, шелуха самая настоящая.

Боров от недовольства пошёл красными пятнами. А вот его дочка, наоборот, заулыбалась… Да ещё как.

— Уж после того, как из меня попытались сделать лоха, я не буду прислуживать человеку, который не чтит правил своего мира. Это будет равноценно тому, что я перепишу себя в шестёрки. А я не шестёрка.

Краснота перешла в пунцовый оттенок. Дочь Монеткина откровенно захохотала, а мужики за моей спиной довольно замыкали.

— Непорядок, Кирилл Петрович. Не по понятиям.

Петрович было раскрыл рот, чтобы то ли меня оскорбить, то ли приказать свернуть мне шею, но белокурая девица положила свою тоненькую ручку ему на кулак. Папашка тут же выдохнул, поджал губы и повернулся к кровинушке:

— Что хотела, Катенька?

— Пап, если он действительно прав, то может…

Боров чуть опустил голову, чтобы услышать шёпот своей дочери. Он то и дело кивал, улыбался и не очень-то и по-доброму посматривал на меня. И как только она закрыла свой очаровательный ротик, мужчина растёкся в кресле и, широко улыбаясь, спросил меня:

— Ты выбил коленный сустав моему охраннику. Николаю. Верно?

Я сощурился, пытаясь предугадать, что он задумал. Точнее, что задумала эта стерва.

— М… получается, что так.

— Но тебя никто не трогал, да?

— Нет, — улыбнулся я. — Он первый замахнулся. Я защищался, Кирилл Петрович.

— Если бы ты защищался, то он бы тебя ударил. Понимаешь, о чем я? У нас, знаешь ли, мух много… Вот он и пытался прихлопнуть.

— Бред, — буркнул я. — Какие, к чертовой матери, мухи?

И тут же замолк. Догадавшись, к чему боров ведёт. Ведь и вправду… тут не прикопаешься! Меня никто не бил, первым ударил я, да и… Черт! А эта стерва — дамочка вообще непростая.

— Я так понимаю, чтобы исчерпать конфликт, я обязан вам услугой. Верно?

— Не только исчерпать конфликт, Вова, — заулыбался заплывший салом мудак, — но и загладить вину! Ты ведь здорового человека выбил из строя аж на месяц, не меньше.

Довольный самим собой, Кирилл Петрович похлопал себя по животу и сжал пальцы в замок, ожидая, как я попытаюсь оправдаться. Но я молчал. Понимал, что ситуация несколько изменилась, и попытка оправдаться прямо сейчас ни к чему не приведёт.

— Что вы от меня хотите? — я посмотрел ему в глаза.

Катенька ехидно заулыбалась, коснулась родительского плеча и, как только папаня обратил на неё внимание, коротко кивнула ему, не стирая с лица улыбки.

— Ну, Володенька, слушай… Зуб за зуб, око за око, верно?

Я ничего не ответил. Но ему и не нужен был мой ответ.

— Значит так…

— Непосильными трудами на благо нашей необъятной родины… — противно улыбнулся Монеткин, — на службе ты добился многого. Но чего ты добился в Кустовом, м?

— Не понимаю вопроса, — я склонил голову набок.

— Вот… скажи мне, как ты собираешься работать с такими, как я, будучи до мозга костей воякой⁈

Я чуть вытянул лицо и сощурился, пытаясь понять, к чему он вообще ведёт, а потом внезапно и сам всё понял. Надо же, такое ощущение, что история моей прошлой жизни почти в точности повторяется. Ведь и я сам в начале девяностых сидел напротив такого же, кхм, борова, выслушивая нотации о том, насколько я правильно поступаю, когда…

— Ну кто доверится вояке? У вас в голове одно — родина. О каких делах с криминалом может идти речь?

Мда. Что и требовалось доказать.

Нет, с одной стороны, Монеткина я понять мог, а вот с другой…

Что он хочет?

— Коленька-то наш, охранником моей красавицы был… а ты так некрасиво с уважаемым человеком поступил…

Млять. Он меня, в охранники наймёт, что ли? И для кого — для этой стервы⁈

— Я вот о чем подумал. Даже чтобы открыть какую-то лавку или фирму в нашем мире, тебе нужна виза. Желательно — от уважаемого человека, такого…

Как ты. Ага. Ясно.

— Более того, Володя, если мою дочь устроит охрана в твоем лице, то получается, ты и долг свой вернёшь, и получишь приятный бонус в виде моего слова. Ну, что думаешь⁈

А я всё смотрел на этого борова и всё не мог расстаться мыслью, что гораздо проще было бы свернуть ему шею ещё тогда — сразу по приезду.

Конечно, в голове не один раз прокрутился сюжет, который развернулся вчера вечером.

Мда, весь этот неаккуратный скачок вперёд был лишним, а там уже и этот Монеткин подоспел и оглушил меня чем-то.

Но прикончи я этого хряка сразу, то и разговоров бы сейчас не разговаривали.

Впрочем, я ведь и ничего не знаю про этот мир, а раз судьба сама пинает в сторону того, что я уже пережил раньше, то… виза его мне нужна и отказываться от шанса не имеет смысла.

В конце концов, что сложного в том, чтобы поохранять эту стерву? Верно⁈ Конечно, я ничего не знаю и о своей службе тоже, но ведь навыки-то не пропьёшь.

— Не вижу смысла отказываться, — улыбнулся я, — но у меня будут ещё условия, если такое возможно.

Кирилл Петрович тяжело выдохнул, но дал мне «добро».

— Ну давай, удиви меня. Шаман.

— Мы ещё не оговаривали сроки выполнения обязательств. Как долго ваш… сотрудник будет лечить свою ножку? И ещё: я хочу, чтобы вы выпустили моих людей.

— Не проблема, — махнул рукой толстяк. — Мне в любом случае не нужно, чтобы доступное жилье для отморозков занимали какие-то дохляки. Ещё что-то⁈

— Старик, который находится внутри…

Я и договорить-то не успел, как настроение Петровича изменилось. Авторитет рыкнул что-то невнятное, со всей дури саданул ладонью по столу, заявив:

— Он провинился. Крупно. Очень крупно. И пока не вернёт то, что принадлежит мне по праву, будет гнить там дальше. Понял⁈

Булькая праведным гневом, он плевался. Какая ж мерзость…

— Я могу с ним переговорить? — тут же попытался исправиться. — Вы не подумайте, Кирилл Петрович, я не для злого дела, а так, закину удочку. Всё-таки человек он полезный и в будущем пригодится. Вдруг чего полезного расскажет?

— Ты хочешь забрать то, что он украл у меня⁈ — боров сощурил глазки. — Шаман, ты что, совсем не въезжаешь? Ситуация патовая!

— Въезжаю, — я поджал губы и чуть ссутулился. — Ничего вашего мне не нужно. А старика жалко, он полезный человек. Да и говорит он, что ничего не крал.

— Слыхал я, слыхал, что он говорит, — Петрович опять растёкся по своему трону. — И дальше-то что⁈