Наглые, борзые, просящие своими смазливыми лицами п*здюлей. Коих, впрочем, один из них и получил, когда рыгнул мне в лицо.

Минуя барную стойку, наткнулся глазами на столик к дальнем углу, где сидели знакомые мне девицы.

— На ловца и зверь бежит, — криво усмехнулся я и, маневрируя между полуголыми танцовщицами, двинул в их сторону.

Заметили они меня почти сразу. Только вот вместо улыбок, которыми барышни одаривали меня при первой встрече, меня встретили угрюмые и даже испуганные лица.

— Добрый вечер, — я уселся рядом без приглашения. — Пожалуй, давайте приступим к делу.

— Ваша подруга уже подходила к нам с этими вопросами, — промямлила одна из Скарабейниковых. — Мы ей все сказали и даже вернули деньги! Прошу вас, покиньте наше общество!

— Деньги отдали? — улыбнулся я. — Разве?

— Ещё утром! — утвердительно закивала головой одна из девиц. — Даже процент маленький взяли по доброте душевной!

— Вранье, — отрезал я. — Пытались перепродать макры Рудику?

Они и слова не проронили. Нервно заёрзали на стульях, но ничего говорить не собирались. А я же, наоборот, начал закипать.

Это же надо так нагло в глаза врать? Думают, я настолько простофиля? Или такой же тупой, как и Катя⁈ Ну уж нет.

Одна из Скарабейниковых попыталась было встать с места под предлогом попудрить носик. Я её остановил: ухватил мерзавку за руку, на которой блестели украшения, причём поддельные, и силком усадил обратно.

Попытку возмутиться тут же прервал:

— Мадам, — я сощурился, — сядь и сиди, пока я не позволю уйти!

— Ты что это себе позволяешь? — нахохлилась вторая. — Выскочка! А ну-ка пшёл вон отсюда.

Мой напор дал свои плоды. Девушки вжали головы в плечи, опять же, замолкли и принялись покорно ждать, чего же я такого им сообщу. А сообщить мне было что.

Когда я сказал, что Рудик передал им огромный пламенный привет, они только улыбнулись. Когда укорил, как некрасиво девицы поступили с его партнёром, то есть со мной, испуганно сжались. А когда предупредил, что блондинка, которую они кинули, дочь Монеткина, и он их вы*бет и высушит, если узнает, заплакали.

Что-что, а женских слёз я терпеть не мог. Не из-за того, что они мерзкие и отвратительные, а из-за того, что рядом с плачущей женщиной чувствовал себя беспомощным.

Мои макры, точнее, макры Кати, Скарабейниковы вывалили на стол. Ещё, правда, положили сверху небольшую стопку купюр, как плату за неудавшуюся попытку нас надуть. А затем чуть ли не пулей кинулись прочь, когда я пересчитал макры и разрешил им отсюда свалить.

— Ну-с, дело сделано! — сказал сам себе, сгребая «добычу» в сумку. — Осталось только…

Даже договорить не успел, когда на горизонте началась потасовка.

Дама лёгкого поведения, щеголявшая в одних трусах, поставила какого-то старика на колени и со всей дури била ему по…

— Ай-ай-ай… — я невольно скривился, представляя, насколько это больно.

Но… Эта больная головой молодёжь — наоборот! — оживилась. Заулюлюкала, глядя на подобное представление, и собралась вокруг, чтобы полюбоваться настоящим доминантным представлением.

М-да, мне такое чуждо.

Встал, задвинул за собой стул и направился в сторону бара, где наконец заприметил одну блондинистую красавицу.

Монеткина грустно копалась соломинкой в своём коктейле, о чем-то думая… Ага, как же, думала она. Мозгов-то ни-ни.

И я почти успел дойти, как передо мной выскочил местный абориген с пышными, кустистыми бровями. Он же и облокотился на стойку, подкатывая к Кате самым идиотским способом.

— Вашэй моме зять не нужэн? — поинтересовался он, коверкая слова.

Монеткина-то смущённо заулыбалась. Но не оттого, что сказал этот представитель меньшинств, а оттого, что увидела меня. Правда, абориген принял улыбку на свой счёт. И продолжил перебирать всевозможные крылатые фразы родной диаспоры.

— Я канешна нэ стул, но на моем лицэ… ай! — взвизгнул он, когда я схватил его за ухо и оттянул в сторону. — Ишак, ты что делаешь⁈

— Зачем ты так о своём священном животном? — искренне удивился я, поворачивая аборигена к себе спиной. — Если бы твой отец не чпокнул этого представителя… фауны, ты бы и на свет не выполз. Брысь отсюда.

И пинком отправил придурка в толпу таких же. А сам замер около Кати, что увлечённо принялась копаться в своей сумке.

— Я тут встретил Скарабейниковых…

Девушка меня не слушала. Она отбросила соломинку, ухватила меня за руку и потянула на себя.

— Ты чего? — непонимающе спросил я, поднимая взгляд от сумки к лицу Монеткиной. А её глаза ох как горели!

— Я тоже видела их… Сказали, — она положила мою руку себе на грудь, — что завтра все отдадут!

— Уже отдали, — буркнул я, убирая ладонь. — Кинуть они тебя хотели, причём нагло. Так что вот…

Я протянул ей макры, которые она сама же положила моей рукой в сумку.

— Потом, Вовочка, потом…

Больше она ничего не сказала. Просто вытащила из сумки мою руку, прижалась ко мне и вернула ладонь на другое место. Не менее упругое, чем её грудь.

— А я долго тебя ждала. Некрасиво заставлять девушку ждать…

Я с удивлением обнаружил, что на её лбу нет и намёка на синяк, оставленный моим коленом. Катерина тем временем повела меня за собой. Куда-то подальше от барной стойки и шумной толпы.

Затащила, конечно, понятно куда. В местный туалет. Открыла кабинку, потянула следом и начала быстро расстёгивать мои брюки, пытаясь с ходу ухватиться за достоинство.

— Я привыкла всё доводить до конца! — улыбаясь, шептала чертовка, и как только нужный предмет оказался перед её лицом, она…

Задёргалась. Глаза блеснули и как будто потухли. Рука сжалась так, что чуть не лишила меня того самого, а изо рта пошла пена.

Смотреть на этот припадок со спущенными штанами было совсем не комильфо. Поэтому моя реакция стоила похвал. Ну… чьих-нибудь.

Вытащил Монеткину из кабинки. Положил на грязный пол, даже не думая о её платье. И тут же включил воду, прикинув, во что её наливать.

Сложил ладони лодочкой и принялся брызгать девушку водой. Да с такой скоростью, что вскоре Катерина уже лежала в луже.

Она приходила в себя урывками. То и дело неся откровенный бред. А иногда и звала маму. Правда, пару раз попыталась зарядить мне по морде, обозвав каким-то Арвидом, но подобное бешенство я уже видел.

Отравили. Серьёзно отравили. И явно не пилюлями от кашля.

— Катя… — я похлопал её по лицу. — Катя!

В один момент её грудь поднялась и замерла. Она выдохнула и больше вдохнуть не смогла.

Павел Китов ворвался в двери уборной почти сразу же, как я мысленно приказал ему прийти сюда. Он прямо на ходу подхватил графинчик со спиртом, два полотенца и серебряную ложку. А затем стал мои полноценным медбратом. Выполнял все те махинации, которые я требовал.

— У неё передозировка, — сразу объяснил товарищу положение вещей. — Помоги перевернуть её набок и придерживай так, чтобы не опрокинулась на спину или не перевернулась на живот.

— Слушаюсь, босс.

Открыть сжатые челюсти Екатерины оказалось задачей не из лёгких. Я невольно поблагодарил несуществующего господа за то, что у неё не начался приступ с членом во рту. Боюсь, тогда бы мы умерли оба. Она без помощи, а я — от огромной потери крови.

Ложка, кое-как вставленная между зубов, оказалась гораздо полезнее, чем пальцы Кита, которых он вполне мог бы и лишиться. А следом уже мои пальцы заставили Монеткину чуть «прополоснуться». Как только содержимое желудка оказалось под коленями Паши, Катя хрипло задышала.

То ли из-за того, что я приказал Павлу не двигаться и следить, то ли из-за его низкого уровня брезгливости, но Кит даже и не дернулся. Правда, выражение его лица назвать довольным было точно нельзя.

Но даже несмотря на то, что Катерина выплюнула всю гадость, легче ей не стало.

Она то и дело просыпалась и засыпала, чередуя все это судорогами и стонами. Потому мы и перешли к плану «б» — полной дезинфекции.