— Бруно не крал! Бруно невиновен! — заскулил старик, вращая единственным уцелевшим глазом.

По спутанной седой бороде из перекошенного рта стекала ниточка слюны. Старик совершенно не понимал, что происходит, и кто вошёл в камеру. Безумен, абсолютно. Пустая трата времени. Однако я всё равно освободил его от цепей. Какое бы преступление он не совершил, он не заслуживает такой судьбы.

Я оставил его наедине с его цепями и распахнутой дверью и пошёл дальше, снова заглядывая в каждую камеру, большая часть из которых оказались пусты. Знакомая дверь с дюжиной замков заставила меня остановиться прямо перед ней, и я ощутил, как изнутри подкатывает неудержимая волна гнева. Сколько я провёл за этой дверью? Уже и не помню. Моя камера тоже оказалась пуста, а замки из дорогущего аль-миния заменили на обычные железные. Узников такого ранга здесь больше не было.

Хотя в этой тюрьме все заключённые занимали раньше какие-нибудь высокие посты и должности. Простых убийц и воришек в императорском дворце не держат, их сразу вешают.

В следующей камере мне попался немой заключённый, который недоверчиво посмотрел на меня, когда я освободил его от кандалов. Похоже, какому-то любителю чужих секретов отрезали язык, чтобы он не болтал со стражей.

— Иди, ты свободен, — прошипел я, и он кивнул с максимально серьёзным видом, а потом захромал прочь.

Я двинулся дальше уже без особого интереса, понимая, что ничего интересного тут уже не увижу, и идея проверить темницу оказалась пустой тратой времени. Я ошибся.

Следующая дверь, последняя в череде тюремных камер, не имела окна, чтобы заглянуть внутрь, и мне пришлось открывать её просто так. И вместо привычного каменного мешка с охапкой соломы на полу и ведром в уголке перед моим взором предстала скромная, но вполне приличная комната с нормальной кроватью, столиком, табуретом, книжным шкафом во всю стену и даже освещённая несколькими свечами. Узник, одетый в шёлковую пижаму, носил на лице маску и не носил цепей.

Он сидел за столом с книгой в руках, и поднял взгляд на меня, едва лишь я открыл дверь, но ничего не сказал, а просто терпеливо ждал. Это казалось странным.

— Вы свободны, — сказал я.

— Я так не думаю, — голос из-под маски звучал глухо и тоскливо.

— Кто вы такой? — спросил я.

— Я поклялся никому не открывать своего имени, — ответил он.

— Значит, я сниму вашу маску и посмотрю сам, — сказал я.

— Не стоит, она запечатана магией. Да и вас за это казнят, — предостерёг он.

— Меня уже казнили однажды, не так уж это и страшно, — буркнул я, приближаясь к узнику.

Он казался измождённым и уставшим, но я видел, что ситуация его веселила и развлекала. Я его понимаю. У гостей императорского подземелья не так-то много поводов для смеха.

Я бросил быстрый взгляд на магическую печать. Работа моего ученика, не иначе. Потому что этот вид печати разработал лично я.

Вскрыть её не составило особого труда, когда досконально знаешь принцип работы, нет ничего проще. Так что маска через пару мгновений тихонько щёлкнула и раскрылась, падая на стол, прямо на открытую книгу.

Узник тут же начал ощупывать лицо, не веря, что всё это происходит на самом деле, а я вдруг узнал в этом тщедушном заросшем старике прежнего императора. Августуса Сильного.

— Ваше Императорское Величество, — склонился я.

— А ты… — вопрошающе произнёс бывший император.

— Архимаг Максиан Примус Инвикт, — представился я.

— Помолодел… — буркнул он, не скрывая своей зависти.

— Пришлось. Меня казнили, — сказал я. — Почти сразу после вашего… Гм… Смещения.

Император поднялся с табуретки, растирая лицо, уставшее от долгого ношения маски, прошёлся по тесной камере.

— Домициан запретил проливать мою кровь, не стал брать грех на душу, — сказал он. — Так что мою смерть просто разыграли, как в театре. Я выбрал жизнь в клетке, архимаг. Но всё-таки жизнь.

— Ни за что не поверю, что вы не планировали месть, — произнёс я.

— Планировал, — согласился Августус. — Но раньше это было всего лишь упражнение, чтобы не сойти с ума, а теперь, похоже, у меня появился шанс.

— Значит, я его вам предоставлю, — сказал я.

Появление ещё одной фигуры на поле кардинально меняло расклад сил, и если раньше я действовал один, то сейчас, когда на моей стороне появился император Августус, многие последуют за ним. Те, кто верен своей присяге, и те, кто недоволен нынешними порядками. Таких много, гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

— Пора уходить, Ваше Величество, — сказал я.

— Да, я готов, — сказал старик. — Как видишь, меня здесь ничего не держит.

Его не морили голодом и не заковывали в цепи, не таскали на допросы и не пытали, стараясь выведать какие-то секреты и тайны, которых у императора хватало с лихвой. Он просто жил тихой спокойной жизнью затворника, полностью лишённый возможности с кем-либо общаться. И теперь трещал без умолку, выпытывая у меня все новости Империи и столицы с того момента, как он ушёл.

Пришлось кратко пересказать ему всё, что произошло за время его заключения, в том числе о проклятиях, наложенных на Империю и род его племянника Домициана.

— Чернокнижник, — проворчал Августус, заметно теряя интерес к разговору.

Мне же теперь нужно было решить, что делать. Либо прорываться в покои Домициана прямо сейчас, как я и хотел изначально, либо вместе с пожилым императором уходить из замка через тайный ход. Оба варианта имели и плюсы, и минусы.

Когда мы проходили мимо спящего стражника, Августус ловко снял с него пояс с ножнами и прицепил поверх своей пижамы.

— Дрянное железо, — проворчал он, извлекая меч из ножен и со стуком загоняя его обратно.

Даже сейчас, после многомесячного заключения, он оставался прославленным воином и полководцем, посвятившим жизнь бесконечной войне за Лигурийскую Империю. В народе его любили и уважали, а уж среди ветеранов и действующей армии его до сих пор поминали добрым словом, тихо сравнивая прежние сытые времена с нынешними.

— Что будем делать, архимаг? — спросил он, когда мы покинули темницу и вышли к развилке.

Один путь вёл в кладовые, к тоннелю и выходу в город, где мы могли бы собрать сторонников, объявить Домициана узурпатором и начать борьбу за возвращение трона Августусу. Другой путь вёл наверх, к жилым помещениям, кабинетам, приёмным и, наконец, к покоям императора, где мы могли застать Домициана врасплох и осуществить нашу месть.

Впереди послышались звуки шагов. Похоже, это стражники возвращались после обхода. Нужно было спешить с выбором, пока нас не увидели, но я пока медлил.

— Наверх, — сказал я. — Пора покончить с этим недоразумением, захватившим твою Империю.

Мы быстро поднялись на первый этаж дворца, стараясь избежать встречи с охраной. Скоро поднимется переполох, побег обнаружат. Надо действовать быстро и стремительно. Император Августус это понимал, и с упорством старого воина перескакивал через ступеньки, будто и не просидел несколько месяцев в одиночной камере. Так, что даже я едва за ним поспевал.

Этого старика я всегда уважал, даже ещё когда он был младшим из наследников. В отличие от других, он больше заботился о пользе Империи, а не о собственном кошельке, удовлетворении похоти или роскошных пирах. Августус посвятил себя войне, и воины вознесли его на самую вершину. Чем-то он мне напоминал меня самого, только путь наверх у нас шёл совершенно по-разному.

А вот император Домициан подобными качествами похвастать не мог, предпочитая образ жизни затворника, равнодушного к тому, что происходит за пределами его покоев. Будет гораздо лучше, если на трон вернётся Августус.

В коридоре первого этажа мы проходили мимо одной из дверей как раз в тот момент, когда она открылась, и на пороге показалась старая служанка с подносом в руках.

— Господин? — тихо всхлипнула она, и мы с императором переглянулись.

— Забудь, что нас видела, — приказал тот, и она тихонько скользнула обратно за дверь.