— Звучит вполне убедительно, — согласился Тиберий. — Но какова во всем этом роль Поппея? — он повернулся к Корбулону. — Ты утверждаешь, будто служил в штабе Поппея. Ты когда-нибудь видел его с Гасдроном?

— Нет, принцепс, — солгал Корбулон. От Веспасиана не ускользнуло, каких трудов ему это стоило.

— Ладно, на время о нем можно забыть, — сказал Тиберий самому себе и вновь облизал обожженный палец. — Но в один прекрасный день — когда он станет мне не нужен — он заплатит у меня за то, что позволил своим солдатам обращаться к нему «император».

Поняв, что произнес вслух свои самые сокровенные мысли. Тиберий огляделся по сторонам,

— Похоже, я с самого начала был прав, — весело продолжил он. — Сеян предатель. Я это давно знал, но именно моя дорогая свояченица снабдила меня доказательствами, а вы… — Тиберий протянул руки, как будто хотел обнять их всех. Лицо его неожиданно приняло растроганное выражение, и Веспасиан на какой-то миг подумал, что Тиберий вот-вот расплачется. — Вы храбрые, верные, хорошие солдаты, для которых самое главное — мое душевное спокойствие, вы рисковали собственными жизнями, чтобы доказать это мне. Вы вернетесь в Рим и скажете Антонии, что я приказываю действовать немедленно. Пойдемте, давайте прогуляемся вместе!

Сады с обитаемой стороны виллы Юпитера спускались вниз по невысокому холму к площадке на вершине утеса: высокая стена, отделявшая их от стройки, создавала ощущение уединенности.

Сопровождаемый Клементом и двумя его преторианцами, Тиберий повел их вниз по великолепной лестнице, украшенной статуями обнаженных богов и героев. По ней они спустились к широкой, мощенной мрамором дорожке, что протянулась через весь сад, заканчиваясь, насколько мог судить Веспасиан, у самого обрыва, примерно в двухстах шагах от того места, где они сейчас стояли. Согретые весенним солнцем, деревья и кустарники по обеим сторонам дорожки дружно просыпались к жизни. Влагу для листьев и цветения они получали от хитроумной системы орошения, что через равные промежутки времени по трубам накачивала воду прямо к их корням.

Эта же система обеспечивала водой и многочисленные фонтаны, и декоративные бассейны, что были устроены на разных уровнях, отчего вода каскадом стекала из верхнего в следующий, и так до самого низа. Рядом с бассейнами стояли небольшие, похожие на живых людей, статуи. Каково же было изумление Веспасиана, когда при приближении императора статуи начали постепенно оживать, превращаясь в детей, юношей, карликов, которые вскоре принялись непристойно резвиться на краю бассейнов. Парами или группами они принялись спрыгивать в воду и без всякого стеснения совокупляться на мелководье.

— Мои рыбки проснулись, — воскликнул Тиберий, возбужденно махая руками. — Плавайте и играйте, мои милые. Я присоединюсь к вам чуть позже. Ты не хочешь вместе со мной поиграть с этими рыбками, мой сладенький?

— Да, дядя, хочу, — ответил Калигула с нарочитым воодушевлением. Вернее, это Веспасиану хотелось, чтобы воодушевление его друга был нарочитым. — Но только после того, как мой друг и его спутники уедут.

— Вдруг им захочется порезвиться вместе с нами?

— Конечно захочется, дядя. Где же еще они смогут от души порезвиться? Но, к сожалению, они должны срочно вернуться в Рим, как ты им велел.

— Да-да, в Рим. Им нужно назад, в Рим, — со вздохом сказал Тиберий.

— А еще, дядя, ты сказал, — осторожно продолжил Калигула, — что сообщишь им, какие действия они должны предпринять против предателя, чтобы они могли предупредить Антонию, кто тебе друг, а кто нет. Тогда она сможет тебе помочь.

Тиберий резко остановился и злобно посмотрел на Калигулу. Тому тотчас сделалось страшно, однако он сумел быстро спрятать испуг под маской невинности.

— Не смей так говорить, змееныш! — взревел Тиберий. — Или ты пытаешься нарушить мое душевное спокойствие?

Калигула спешно опустился на одно колено.

— Прости меня, принцепс, — униженно произнес он. — Иногда я бываю настолько счастлив, что мой разум подводит меня.

Веспасиан едва не окаменел от ужаса, видя, в какую ловушку угодил его друг. От него также не скрылось, что «рыбки» тоже прекратили резвиться или чем там они были заняты в тот момент, когда их хозяин издал львиный рык, и вновь превратились в живые статуи.

Казалось, Тиберий был готов испепелить Калигулу взглядом. Он стоял, сжимая и разжимая кулаки, и лицо его пылало гневом. Пару раз он так резко наклонил голову, что стало слышно, как хрустнули шейные позвонки. Впрочем, постепенно гнев его начал остывать.

— Да-да, мой сладкий, я знаю, — в конце концов вздохнул он. — Когда человек счастлив, разум порой изменяет ему.

С этими словами он протянул руку и помог Калигуле встать. Веспасиан и его спутники, которые застыли на месте, затаив дыхание, дружно выдохнули. Услышав это, Тиберий резко обернулся к ним и окинул колючим взглядом, как будто успел забыть про их существование. Впрочем, спустя мгновение, стоившее всем немалых нервов, он узнал их.

— Когда вы вернетесь в Рим, скажите Антонии, что в следующем месяце я сложу с себя консульские обязанности, — спокойно произнес он. — Это вынудит Сеяна поступить точно так же, что тотчас же лишит его неприкосновенности. Я напишу Сенату письмо, в котором изложу подробности его заговора, и потребую предать Сеяна суду. На его место я поставлю кого-то другого. Например, того же Макрона, которого Антония рекомендует в своем письме, тем более что он женат на Эннии, дочери моего хорошего друга Тразилла. Я уверен, он прекрасно справится со своими обязанностями и снимет с моих плеч часть моих забот. На него можно положиться. Он хороший человек.

— Да, на него можно положиться, принцепс, — подтвердил Палл. — Макрон — хороший человек.

Таких слов из уст управляющего Веспасиан ни разу не слышал.

— А его жена — красавица, дядя, — добавил Калигула. — Я как-то раз обедал вместе с ней в доме бабушки. Я был бы не против увидеть ее снова.

— В таком случае решено. Я приглашу его сюда, причем вместе с женой, чтобы она могла порезвиться с моим сладеньким. А теперь пойдемте, посмотрим вниз с утесов, — с этими словами Тиберий повернулся и решительно зашагал вдоль дорожки. «Рыбки» возобновили свои забавы.

В самом конце дорожки, глядя на море, стоял смуглый, седобородый человек в кожаной шапочке и долгополом черном одеянии, расшитом астрологическими знаками.

— Тразилл, друг мой! — окликнул его на греческом Тиберий, когда они подошли к краю утеса. — Скажи, благоприятное ли сейчас время для перемен? Я должен это знать, потому что перемены назрели.

Тразилл повернулся к нему лицом.

— Звезды говорят, что ты мастер перемен, принцепс, — ответил он театральным, слегка подрагивающим голосом. — Ты здесь для того, чтобы осуществить самую главную из перемен: рождение нового века. В эти дни Феникс готовится вернуться в Египет, страну, где я появился на свез, где через три года его поглотят огненные языки, после чего он возродится из собственного пепла, дав начало новому пятисотлетнему циклу. Мир станет иным, и ты, принцепс, благодаря своему величию и мудрости, проведешь империю через эти перемены.

— Значит, мне ждать еще три года, — разочарованно произнес Тиберий.

Веспасиан с тревогой посмотрел на Калигулу. Ему показалось, будто Тразилл решил нарочно увести мысли Тиберия в другую сторону.

— Вот увидишь, дядя, эти три года ожидания помогут тебе сохранить душевное спокойствие, — поспешил успокоить его Калигула. Голос его источал заботу. — Мне кажется, что достопочтенный Тразилл говорил о каких-то важных переменах, а не о тех небольших, что ты задумал сейчас.

— Разумеется, мой сладкий, — согласился Тиберий. — Если я сейчас этого не сделаю, то просто не доживу, чтобы увидеть огненную птицу. Тразилл, сверься со своими книгами.

Астролог поклонился.

— Мой ответ будет готов к утру, принцепс, — напыщенно произнес он и, бросив взгляд на Калигулу, развернулся и поспешил по тропе, ведущей к вилле.