— Веспасиан! — крикнул Калигула, выходя из бассейна, и схватил друга за локоть. Его запавшие глаза светились восторгом. — Рад тебя видеть! Посмотри, я все еще жив. Как тебе это? Тиберий решил не убивать меня. Наоборот, он собирается сделать меня своим наследником, — с этими словами Калигула истерично усмехнулся. — Когда я стану императором, я смогу играть с моими сестрами все время. Друзилла, Ливилла, это мой друг Веспасиан и его брат Сабин. Вы должны оказывать им внимание.

— Друзилла, — представилась та, что постарше, и протянула руку. Ей было никак не больше пятнадцати. У нее был небольшой, но хорошенький ротик и пухлые щеки. Кожа цвета слоновой кости блестела от воды, а черные волосы свисали мокрыми прядями и липли к плечам. Она не предприняла никаких попыток прикрыть наготу, и Веспасиан поймал себя на том, что впился взглядом в ее крепкие девичьи грудки, после чего скользнул глазами ниже. Когда же он взял протянутую ему руку, девушка пристально посмотрела на него.

— Рад познакомиться с тобой, — выдавил он, отрывая глаза от девичьего тела и встречаясь взглядом с Друзиллой.

— А я Юлия Ливилла, — сказала младшая из сестер, выходя из бассейна. — Мне нравится заводить новых друзей, особенно, если это друзья нашего дорогого Гая.

— Это хорошая, милая Ливилла, совсем не такая, как моя ужасная тетка, — сказал Калигула, поглаживая ее щеку. Ливилла в свою очередь обхватила его за шею и страстно поцеловала в губы, прижимаясь животом к его восставшему члену.

Она была похожа на сестру ртом, но скулы ее были выше и более резко очерчены, нос — длиннее и тоньше. На ее худенькой груди только-только начали появляться украшенные бутонами сосков выпуклости.

Освободившись от сестринских объятий, Калигула поздоровался с Паллом, который держал себя так, будто не видел в сцене у бассейна ничего из ряда вон выходящего, коротко кивнул Магну и наконец подошел к Корбулону, который стоял, открыв рот и вытаращив глаза. Судя по всему, он пылал аристократическим гневом.

— Это Гней Домиций Корбулон, — представил Веспасиан Калигуле своего спутника.

— Приветствую! — воскликнул Калигула, после чего запрыгнул обратно в бассейн. Корбулон еще больше оторопел. — Скоро накроют обед, — заявил Калигула, вновь выныривая из воды. — Живо домой, мои сладенькие!

Сестры хихикнули и, взявшись руками за пенис брата, повели его к вилле.

— Поеду искать управляющего, — сообщил Палл, вновь забираясь на козлы. — Велю ему приготовить нам комнаты и отвести в стойло лошадей.

С этими словами он дернул поводьями, и повозка двинулась в объезд бассейна. Веспасиан последовал за ним, ведя лошадь под уздцы и надеясь в душе, что Калигула и его сестры все-таки оденутся к обеду.

Когда он вышел из своей комнаты во внутренний дворик, то застал там Клемента с Сабином, сидящими на каменной скамье под фиговым деревом. С трех сторон садик был обнесен стеной. Четвертая, южная сторона выходила к морю, открывая взору потрясающей красоты вид на Неаполитанский залив. А еще дальше, отливая в лучах заходящего солнца красной медью, виднелись скалистые берега Капри.

— Там царит безумие, — произнес Клемент, беря Веспасиана за плечо. — Старик окончательно свихнулся. У него на уме один разврат, смерть и астрология, причем до такой степени, что он не может ни о чем другом думать. Разве что о своей новой вилле, которую он сейчас строит, Вилле Юпитера. Она готова лишь наполовину, но он въехал в готовую часть и наполнил ее непристойными мозаиками и фресками.

Порой я задаюсь вопросом, может, не так уж плохо, если императором станет Сеян. По крайней мерс, он чтит заповеди наших предков. В нем нет ничего греческого. Он вряд ли станет совращать сыновей своих же друзей. А смерть оставит там, где ей место: на арене и на полях сражений.

— Или в суде, — добавил Веспасиан.

— Да, такие вещи можно ожидать от любого императора, но Тиберий перешел все границы. Наши республиканские предки, сгорая от позора, пронзили бы себя мечами, увидь они то, чему я не раз становился свидетелем в последние месяцы.

Однажды он взял тысячу рабов и приказал выпустить кишки одному из них на глазах у остальных, которым было сказано, что любой, кто посмеет ослушаться, умрет такой же мучительной смертью. Затем он выстроил их и велел мастурбировать до тех пор, пока они не возбудятся. Его юные наложники ходили вдоль шеренги, помогая тем, у кого это плохо получалось, после чего их заставили выстроиться колонной и каждый должен был отыметь в зад того, кто стоял впереди. Вы можете себе это представить?

К своему ужасу и стыду Веспасиан смог.

— Затем, — продолжал Клемент, — он пригласил центурию преторианцев — пехоту, а не моих всадников, — и они ходили вдоль колонны и душили тех, кто достиг оргазма. Тем же, кто не достиг, говорили, что с ними будет то же самое, если они остановятся. И подумаешь, что кто-то из них пользует в задницу мертвеца.

— Да, это вам не Сципион и не Юлий Цезарь, — согласился Веспасиан.

— И чем занимался сам Тиберий, пока все это продолжалось? — полюбопытствовал Сабин, впечатленный рассказом Клемента.

— В это время пятнадцатилетний сын Луция Вителлия-старшего делал ему феллацио.

— А Калигула? Он тоже при этом присутствовал? — поинтересовался Веспасиан, в надежде получить объяснение эксцентричному поведению своего друга у фонтана.

— О да! И даже подбадривал старика, — ответил Клемент, качая головой. — Он быстро понял, что если хочет остаться жить, то должен проявлять интерес к новым причудам нашего императора. Первые два месяца он пребывал в состоянии ужаса, думая, что Тиберий в любой момент может его казнить. По-моему, он слегка помешался.

— Слегка? — удивился Веспасиан. — Когда мы прибыли сюда, он предавался любовным утехам с собственными сестрами.

— Этим он занимается последние два года, — пожал плечами Клемент. — Просто, когда дело касается женщин, он превращается в жеребца, даже если это его родные сестры. Но я имел в виду другое. С некоторых пор он стал страшно рассеян, а время от времени с ним случаются приступы истерического смеха. Впрочем, если на такие вещи закрыть глаза, то это прежний Калигула — ненасытный до плотских утех, веселый и жизнерадостный.

— Что ж, я рад это слышать, — ответил Веспасиан, подумав о том, что сцена у фонтана его не слишком удивила. Зато теперь ему стало понятно, почему Антония не одобряла приездов внука в Мизен.

Вскоре их беседу прервало появление управляющего, который объявил, что ужин подан. К этому моменту солнце уже успело опуститься за горизонт, и над потемневшей гладью Тирренского моря зажглась одинокая вечерняя звезда. Друзья поднялись со скамьи и проследовали за ним в дом.

— Тиберий не любит сюрпризов, — заявил Калигула, когда убрали закуски, — будь то хорошие известия или даже подарок.

С этими словами он отхлебнул вина и расхохотался, после чего положил свою руку на руку Веспасиана, который делил с ним пиршественное ложе.

— В прошлом месяце один рыбак вскарабкался по утесу, чтобы принести Тиберию огромных размеров кефаль. Старик так перепугался, что кто-то может проникнуть к нему без приглашения, что велел одному из стражников соскрести кожу с лица рыбака чешуей пойманной им же рыбы.

Калигула умолк, чтобы поправить платье Друзиллы. Та лежала справа, спиной к нему, и беседовала с Корбулоном, который делил соседнее ложе с младшей се сестрой Юлией Ливиллой.

— Как бы там ни было, — продолжил Калигула, поправив платье сестры, — рыбак оказался стойким и, несмотря на мучения, рискнул отпустить шутку.

С этими словами Калигула истерически захихикал и придвинулся ближе к Друзилле.

— Он сказал: «Как хорошо, что я не предложил цезарю пойманного утром краба».

Заливаясь хохотом, Калигула поерзал на ложе, устраиваясь поудобнее. Веспасиан тоже рассмеялся шутке, а вслед за ним рассмеялись Клемент и Сабин, делившее ложе слева от него.