— Кто там? — шепотом спросил он.

— Это я, господин, — Магн приоткрыл дверь и заглянул в комнату. — Нам пора в путь. Боюсь, тебе придется покинуть теплую постель и ее содержимое.

— Сейчас, — ответил Веспасиан, стараясь не потревожить Ценис.

— Встречаемся в атрии. Твоя сумка у меня. Поторопись. — С этими словами Магн закрыл дверь, и комната вновь погрузилась в темноту.

— Проклятье, — выругался Веспасиан, садясь в кровати.

— В чем дело, любовь моя? — сонно спросила Ценис.

— Мне пора, — обняв теплое тело любимой, он наклонился, чтобы поцеловать се.

— Верно.

Ценис жадно откликнулась на его поцелуй, однако уже в следующий миг со смешком оттолкнула его от себя.

— Этак ты никогда не встанешь!

— Еще как!

— Я имею в виду из постели. Давай пошевеливайся, мне тоже нужно встать. Моя хозяйка наверняка захочет вас проводить. Сейчас зажгу лампу.

С этими словами она выскользнула из постели и подошла к комоду. Веспасиан услышал, как она что-то вытащила из ящика, затем чиркнула кремнем, и в следующий миг ее лицо мягко высветилось слабым пламенем на конце тонкого фитилька масляной лампы

— Мне всегда не давал покоя вопрос, как домашние ра… — он недоговорил, смущенно осекшись на полуслове.

— Как домашние рабы зажигают первую лампу? — договорила за него Ценис и вопросительно посмотрела на него. — Ты не сказал ничего дурного, Веспасиан. Я знаю, кто я такая. Мы оба это знаем и должны воспринимать это как данность.

Веспасиан виновато улыбнулся и встал с постели. Он знал, что она права. Это был факт, от которого им никуда не деться. И хотя в жизни он разделял их, словно непреодолимая пропасть, в спальне ничуть не мешал.

Он привлек к себе Ценис и поцеловал.

— Прости меня, моя прекрасная рабыня.

Ценис улыбнулась ему.

— И все же одно дело — принимать это как данность, и другое — напоминать мне об этом, — с легкой укоризной в голосе ответила она.

Через несколько минут Веспасиан вышел в ярко освещенный атрий. Магн и Палл были уже там, а через минуту к ним присоединились Сабин и Корбулон.

— Доброе утро, господа. Сейчас сюда приведут жреца, и мы отправимся в путь, — сказал управляющий, беря бразды правления в свои руки, как будто был с ними на равных. Братья и Магн отнеслись к этому спокойно, однако Корбулон ощетинился.

— Как сенатор и представитель самого знатного семейства из здесь присутствующих, приказы должен отдавать я, — надменно произнес он. — И уж ни в коем случае я не намерен подчиняться рабу.

— От тебя никто этого не требует. — спокойно согласился Палл. — Ты будешь отдавать приказы, я же буду решать, что нам делать, ибо я действую от имени благородной Антонии.

С этими словами управляющий поднял правую руку с перстнем Антонии на мизинце.

Корбулон недовольно посмотрел на братьев.

— Вы готовы принимать от него приказы?

— По-моему, он лучше любого из нас знает, что нужно делать, — уклончиво ответил Веспасиан.

Корбулон, хотя и понимал всю смехотворность ситуации, когда он станет словно глашатай повторять распоряжения Палла, тем не менее был вынужден проглотить свою гордость.

— Отлично. В таком случае Палл наш командир.

— Напыщенный осел, — произнес Магн, как бы себе под нос, однако в расчете быть услышанным.

Корбулон повернулся к нему и смерил ледяным взглядом. Правда, ему хватило ума сделать вид, будто он ничего не слышал. Мало того, что ими будет командовать раб, так не хватало ему портить себе настроение еще больше, требуя извинений у дерзкого плебея. Гордо задрав нос, он повернулся и вслед за Паллом вышел вон.

— Это ты зря, — сквозь зубы процедил Веспасиан Магну, когда они направились следом.

— Может, и зря, зато как я его поддел! — ухмыльнулся тот.

В дальней части дома они спустились по каменным ступенькам в длинный, сырой коридор, освещенный факелами, что были вставлены в скобы одной из стен. Их едкий дым частично застилал потолок, оставляя на нем и на стенах черные пятна копоти. С противоположной стороны в стенах были дубовые двери с решетками на уровне головы. Из-за железных прутьев в коридор просачивались запахи мочи и пота. Здесь царило ощущение страха. Заговорщики шагали по коридору, и стук их сандалий эхом отскакивал от стен и потолка.

— Похоже, здесь у Антонии личная тюрьма, — заметил Магн, когда Палл остановился перед одной из дверей и вставил в замок ключ.

Веспасиан усмехнулся.

— Боюсь, как бы ты не окончил здесь свои дни, если перестанешь ее ублажать.

Ключ с лязгом повернулся в замке. Палл распахнул дверь и шагнул внутрь. Впрочем, он тотчас же появился оттуда, таща за собой за лодыжки грязного, голого, тощего Ротека. Длинные лохмы и борода жреца были всклокочены и все в комках налипшего на них дерьма. Судя по всему, он спал, потому что когда его выволокли на свет, голова его дернулась и он открыл глаза. Ротек тотчас же завопил, стал хвататься за дверной косяк, а когда Палл попытался его оттащить, принялся лягаться.

— Я был бы благодарен помощи с вашей стороны, господа, — вежливо попросил Палл, — но только пощадите его голову. Мне нужно, чтобы он проглотил.

Увы, никто не поспешил откликнуться на просьбу грека, не желая даже приближаться к грязному, омерзительному существу.

— Ладно, была не была, — буркнул Магн и, сделав шаг вперед, оторвал костлявые руки Ротека от дверного косяка и поволок его прочь.

Шум разбудил других пленников, и из-за железных решеток послышались их крики. Кто-то пытался колотить в двери.

— Благородный Веспасиан, будь добр, подержи вот это, — обратился к нему Палл, перекрикивая шум, и предложил взять жреца за лодыжки.

Что делать? Веспасиан взял тощие лодыжки жреца, такие худые, что, казалось, сожми он их сильнее, и они переломятся. Почувствовав, что хватка ослабла, Ротек попробовал брыкаться. Веспасиан был вынужден изменить свое мнение о тщедушном жреце и сильнее сжал пальцы.

При этом он поймал себя на мысли том, что несказанно рад, что тот, кто четыре года назад во Фракии у него на глазах убивал римских пленников, сам за восемь месяцев превратился в грязное, безумное испуганное животное.

— Усади его, — велел Палл Магну, вытаскивая из заплечного мешка небольшой пузырек. — Благородный Корбулон, подержи ему голову и заставь открыть рот. Сабин, приставь к его горлу кинжал.

Корбулон поморщился, но просьбу выполнил. Веспасиан с трудом сдержал улыбку, угадав, что самую неприятную работу Палл припас для него. С запрокинутой назад головой, открыв рот, в котором торчали спиленные зубы, с приставленным к горлу кинжалом, Ротек замер в ожидании того, что последует. Палл подошел к нему и открыл флакон.

— Это тебя не убьет, если ты это выпьешь, чего не скажешь про кинжал, если откажешься. Ты меня понял?

По взгляду жреца было видно, что он понял. Палл влил Ротеку в рот примерно четверть липкого, коричневого содержимого пузырька, после чего быстро закрыл ему рот, и двумя пальцами сжал нос. Ротек проглотил.

— Как только снадобье подействует, он уснет часов на двенадцать, — пояснил Палл. — То же самое мы вчера проделали с Секундом. Теперь давайте его наверх.

Ротек, судя по всему, смирился со своего участью и прекратил вырываться. Пока они тащили жреца по коридору, Веспасиан обратил внимание, что за одной из решеток из-под сросшихся над переносицей бровей на него с мольбой смотрит пара глаз. Он сделал вид, что не заметил.

Выйдя на конюшенный двор, они запихнули бесчувственного Ротека в запряженную парой лошадей закрытую повозку, ту самую, в которой жреца доставили в Рим из Остии. Поскольку он был под действием снотворного зелья, они были избавлены от неприятной работы сопровождать его, сидя с ним в одной повозке.

В свете факела на ступеньках крыльца появилась Антония в сопровождении Ценис. Заметив Веспасиана, его возлюбленная сжала в руке медальон и незаметно послала ему воздушный поцелуй.

— Господа, — сказала Антония. — До Капенских ворот вас будут сопровождать восемь стражников, которых прислал Макрон. Я буду молиться и каждый день приносить богам жертвы, дабы они ниспослали вам успех. Пусть вас в вашем путешествии сопровождает богиня Фортуна.