— Итак, господа, поговорим о деле, — произнес он, когда последний раб закрыл за собой двери, и они остались одни в огромной, лишенной каких-либо украшений комнате, которая только-только начала приобретать жилой вид. Солнце за окнами село, и внутри ярко пылали масляные лампы и жаровни.

— Мне хотелось бы знать, Веспасиан, почему ты перевел нашу дневную беседу с такой прытью и с такой ловкостью на личность Ротека? Возможно, я простой солдат и не слишком искушенный в политике администратор, и варюсь здесь, так сказать, в собственном соку, но это не значит, что я не вижу, когда человек один за другим задает мне три вопроса, ответы на которые ему известны, а затем задает четвертый. Ответа на него он не знает, но отчаянно желает его получить.

Веспасиан понял, что загнан в угол. Отрицать, что он пытался выудить из Помпония сведения о том, где сейчас Ротек, — значит оскорбить хозяина дома. Подтвердить, что да, ему требуется ответ, означало бы череду новых вопросов, например, почему он, обыкновенный трибун, хочет знать, находится ли среди гетов верховный жрец. Мысленно предупредив себя в дальнейшем проявлять большую осмотрительность в том, что касается расспросов, он посмотрел на Сабина, но тот лишь пожал плечами.

— Ты должен быть расторопнее, если хочешь вовремя оказаться в нужном тебе месте, Веспасиан, — строго заметил Помпоний. — Уже одно то, что ты тянешь с ответом и даже покосился на брата, говорит мне о том, что тебе нужно отыскать жреца, но ты упорно отказываешься сообщить мне, зачем он тебе понадобился.

— Да, легат, ты прав, — согласился Веспасиан.

— Мы собрались на пиру, а не на плацу, так что ранги можешь оставить, — огрызнулся Помпоний. — Итак, зачем тебе понадобился жрец?

— Мне дано задание доставить его в Рим, — ответил Веспасиан, чувствуя, как у него сводит переполненный кишечник.

— Кем? Кем дано такое задание? — впился в него колючим взглядом Помпоний. Куда только подевалась его недавняя игривость. От этого взгляда Веспасиану сделалось не по себе.

— Этого я тебе сказать не могу, Помпоний, — ответил он, чувствуя, как его собственный голос начинает звенеть сталью. От него не скрылось, что Сабин по ту сторону стола тоже весь напрягся, готовый в любой миг наброситься на хозяина дома.

— Ты скажешь мне, трибун, или я — клянусь всеми богами! — забуду то, что обязан тебе своей жизнью. Кстати, это единственное, что заставило меня сегодня утром пропустить мимо ушей жалобу Цела на твое командование. Мне ничто не мешает изменить свое решение и с позором отправить тебя в Рим.

— В таком случае так и поступи, легат, потому что я ничего тебе не скажу.

В какой-то миг братьям показалось, что Помпоний вот-вот взорвется, однако тот сумел взять себя в руки.

— Отлично, трибун, я так и сделаю.

— Могу я задать тебе один вопрос, Помпоний? — вмешался в их разговор Сабин.

— Если это позволит нам выйти из тупика.

— Мой брат не имеет права говорить тебе, кто дал ему поручение доставить жреца в Рим. С другой стороны, почему ты так настаиваешь на том, чтобы он тебе в этом признался? Может, ты скажешь нам, почему?

Ответ на этот вопрос нашелся у Помпония мгновенно:

— Нет.

— Потому что тебе прекрасно известно: то, что знает этот жрец, важно для двух враждующих фракций в Риме, и ни один из нас не может точно сказать, на чьей стороне второй.

— Это ты верно сказал.

— Поэтому ты заинтересован в том, чтобы жрец попал в руки к некой фракции, прежде чем его схватит кто-то другой или же его уберут?

Помпоний расхохотался.

— Неужели ты думаешь, что я вчера родился? Неужели ты надеялся, что я отвечу на твой вопрос? Нам обоим прекрасно известно, что лишь одна партия в Риме хотела бы видеть Ротека мертвым.

— Да, мы уже сказали тебе, что хотели бы доставить его в Рим. а это означает, что нам он нужен живым.

— Это вы так говорите. Но что, если мне он нужен мертвым?

Рука Сабина тотчас скользнула под тунику, и в следующее мгновение в ней сверкнул нож. Сабин двинулся на хозяина дома.

— В таком случае я буду вынужден тебя убить, что я и так должен сделать, на всякий случай.

Помпоний грузно поднялся на ноги.

— Сабин, прекрати! — крикнул Веспасиан. — Ты ведь слышал, что он говорил за столом. Он же презирает Поппея и никак не может действовать в его интересах.

Толстая физиономия Помпония расплылась в презрительной улыбке.

— Молодой человек, тебе еще учиться и учиться. Презирать кого-то — еще не значит не быть с ним заодно, если ваши интересы совпадают. Мне прекрасно известно, что ты его ненавидишь, иначе ты бы не рассказал мне, как он украл у меня мою победу, когда мы вместе подавили фракийский мятеж. Но это было четыре года назад, и за это время ты мог перейти на другую сторону. Однако ты только что не дал брату поднять на меня руку, что свидетельствует о том, что мы по-прежнему на одной стороне. Или же ты талантливый актер, хотя в этом я сильно сомневаюсь… пока. Поэтому ты все еще пользуешься моим доверием, хотя ты, Сабин, только что замахнулся на меня ножом в моем же доме, что лично я считаю верхом дурных манер. Жрец находится в Сагадаве.

Сабин так и не опустил руки с зажатым в ней ножом.

— Как мы можем тебе доверять?

Помпоний посмотрел ему в глаза.

— Потому что это я сказал Антонии, которая, в свою очередь, отправила вас на его поиски, что Ротек скрывается у гетов.

— То есть ты доверенное лицо Антонии в Мезии? — не поверил своим ушам Веспасиан.

— Не говори ерунды, это не так. Я сказал ей это лишь потому, что в данном случае наши интересы совпадали. После сражения ты, Веспасиан, рассказал мне, как Сеян и Поппей использовали Ротека в качестве посредника. Поэтому, когда в прошлом году он объявился снова, я анонимно передал эту информацию Антонии, полагая, — как оказалось обоснованно, коль она прислала вас сюда, — что она сможет им воспользоваться. Я знаю, что она задалась целью низвергнуть Сеяна, и если ей это удастся, то вместе с ним она сокрушит и Поппея, и тогда я могу считать себя отмщенным за то, что этот выскочка украл у меня мою победу.

— Откуда тебе известно, что Антония подбирается к Сеяну?

— Сядьте-ка оба и вновь наполните кубки, а заодно выслушайте, что я вам скажу.

Братья сели и наполнили кубки, а поскольку вино было крепким, то вскоре оба слегка захмелели. Помпоний одним глотком осушил свой кубок и протянул руку, чтобы Веспасиан наполнил его снова. Тот выполнил его пожелание.

— Спасибо, — поблагодарил Помпоний и откинулся на ложе. — Я буду краток. Когда шесть лет назад фракийцы угрожали нам мятежом, я был в Риме. Меня только что назначили легатом Шестого Скифского легиона и я со дня на день должен был отбыть в Мезию. Перед отъездом ко мне обратился Азиний, попросил меня стать его ушами и глазами в Мезии и Фракии. Он проявил ко мне доверие. Рассказал, что вместе с Антонией они пытаются поставить заслон на пути Сеяна к власти. Помня об огромных суммах, найденных у Такфарина после подавления нумидийского мятежа, Антония и Азиний заподозрили, что все эти мятежи в провинциях есть не что иное, как часть коварного замысла Сеяна по расшатыванию империи, с тем, чтобы потом самому захватить верховную власть, а для начала втереться в доверие императору. Они прониклись подозрением, что фракийское восстание также часть этого замысла. На тот момент они не подозревали Поппея, поскольку в Риме его не было. Двумя годами ранее он был назначен наместником Мезии и Македонии, и с тех пор, насколько им было известно, связей с Сеяном не поддерживал. Кроме того, Поппей считался человеком честным, хотя и без особых талантов, а значит, никакой угрозы не представляющим. С другой стороны, у Антонии и Азиния не было причин всецело ему доверять. Поэтому им понадобился рядом с Поппеем свой человек.

— Почему же он тебе все это рассказал? Откуда такое доверие? — спросил Веспасиан.

— Потому, что мы родственники. Его мать, Випсания Агриппина — племянница моего отца.