— Да. все так, — ответил тот, понимая, что подобная авантюра наводит на подозрения.

— Что ж, я не настолько глуп. Я происхожу из семьи, которая на протяжении столетий участвовала в политических играх, так что если ты позволишь, я заполню за тебя несколько зияющих дыр в твоем рассказе. Во-первых, Трифена — правнучка Марка Антония, чья дочь, Антония, была союзницей консула Азиния, которому ты обязан своей должностью и к которому ты бросился, как только он прибыл в лагерь Поппея. Ты ни разу не обмолвился, о чем вы говорили тогда, я же со своей стороны ни разу не задал тебе такого вопроса. Но теперь это неважно, ибо Азиний вскоре уехал и затем умер от лихорадки по пути к себе в провинцию. По крайней мере, так нам было сказано.

Пет развел руки и вопросительно посмотрел на своего собеседника.

— Тем не менее в тот день, когда Азиний уехал, я обнаружил секретаря Поппея, Крата, нескольких ликторов Азиния, нескольких преторианцев, а также еще кое-кого, кто, похоже, где-то забыл свою голову, мертвыми в той самой палатке, в которой останавливался Азиний. После этого ты пропал на целых два дня и вернулся лишь после того, как Поппей отбыл в Рим.

Веспасиан нервно поерзал в кресле. Он понимал, что Пет у него на глазах умело собирает мозаику событий. И хотя Пет был ему симпатичен и пользовался его уважением, кто знает, каковы его политические симпатии? Раскрывать перед ним все карты просто опасно. Словно догадавшись о его сомнениях, Пет продолжал:

— Кстати, ты не единственный, кого там не было. Был еще один малоприятный, похожий на хорька жрец, которого, если я не ошибаюсь, с тех пор никто не видел. — Пет замолчал и подался вперед, сверля Веспасиана глазами.

— Если бы я сказал тебе, что обезглавленное тело в палатке принадлежало вольноотпущеннику Сеяна — Гасдрону, которого я узнал, поскольку он был знаком мне еще по Риму, и если бы я сказал тебе, что мне известно, что он и Поппей имели со жрецом какие-то дела, потому что я видел их вместе; если бы далее я сказал тебе, что мне известно, что Антония не слишком расположена к Сеяну, то позволил бы ты мне сделать вполне оправданный вывод и задать вопрос: в какой заговор ты вовлечен?

— Думаю, Пет, этого лучше не делать, ради нас же обоих, — осторожно ответил Веспасиан. — Факты, в том виде, в каком ты их мне изложил, верны, но я бы не хотел оказаться на месте того, кто был бы вынужден, покривив душой, отрицать верность умозаключений, которые из них следуют.

Пет медленно кивнул.

— Понятно. В таком случае будет лучше, если я оставлю свои мысли при себе. Впрочем, одну вещь я все же скажу. Если твой брат прибыл сюда для встречи с царицей Трифеной по поводу дела Азиния, и если это дело имеет отношение к тем фактам, которые я только что тебе изложил, я был бы только рад тебе помочь, поскольку это в интересах моей семьи.

— Если все, сказанное тобой, верно, я был бы рад принять твою помощь, — ответил Веспасиан, чувствуя, как у него отлегло от сердца.

— Отлично, будем считать, что мы договорились. — Пет хлопнул в ладоши, а затем с довольным видом потер их. — Мы воспользуемся беспорядками в лагере как прикрытием для твоего отъезда на север. Мы скажем солдатам, что ты отвезешь Помпонию прошение от их имени, а заодно возьмешь с собой зачинщиков. Я дам тебе в сопровождение отряд моей вспомогательной конницы, чтобы ты мог без опаски преодолеть горы.

— А зачем нам нужно что-то выдумывать? Да и сопровождение тоже ни к чему, — произнес Веспасиан, полагая, что это лишь усложнит его миссию.

Нам нужна убедительная история, потому что не все центурионы думают так, как мы. Мне, например, доподлинно известно, что кое-кто в Риме подозревает в убийстве Гасдрона и Крата нас с тобой. Тебя — потому что ты потом на некоторое время исчез, меня — потому что я не доложил начальству про это убийство.

А кто знал, что тебе про него должно быть известно?

Например, наш центурион Цел видел, как я выходил из палатки, а он, если ты не в курсе, человек Поппея. Он предан ему телом и душой.

— Ах вот оно что!

— Да-да. И я подозреваю, что он стал старшим центурионом отнюдь не случайно. Скорее всего, он следит за нами и обо всем докладывает Поппею и своему другу. Если он донесет, что я отпустил тебя в Мезию с солдатами Трифены, это будет выглядеть, как если бы я открыто пошел против них, а этого бы мне не хотелось, особенно, если тебе будет сопутствовать успех, и ты доставишь в Рим то, что я подозреваю. Это с одной стороны. С другой — тебе потребуется сопровождение, потому что я точно знаю, что твоя жизнь в опасности.

Веспасиан вздрогнул.

— Откуда тебе это известно? Сегодня утром меня пытались убить какие-то двое, но я рассказал об этом лишь двоим людям, брату и царице.

— Двое, говоришь?

— Да, и они оба мертвы.

— Думаю, ты должен поговорить с тем несчастным, что лежит в лазарете, но сначала выйди к солдатам.

Веспасиан и Пет спустились с крыльца принципии в освещенный факелами лагерь. Солдаты обеих когорт и вспомогательных отрядов собрались на площади перед принципией, ожидая, что им скажет начальство. Дыхание нескольких сот человек парило в морозном воздухе легким туманом. Пет, стоявший на верхней ступеньке крыльца, развел руки, как будто хотел заключить в объятия весь лагерь. Голоса тотчас смолкли, и на площади воцарилось выжидающее молчание.

— Солдаты Фракийского гарнизона! — обратился он к ним, и его резкий голос долетел даже до задних рядов. — Вы пришли ко мне с жалобами. К сожалению, мы не можем отомстить за наших товарищей здесь, во Фракии. Однако я посоветовался с нашим трибуном, и он предложил лично отправиться в штаб легиона и доложить о вашем недовольстве самому легату. Он будет просить легата о том, чтобы тот прислал вам замену, с тем чтобы вы могли отомстить за своих товарищей не здесь, а в Мезии.

Площадь взорвалась сотнями радостных голосов.

— Тем не менее, — продолжал Пет, перекрывая шум. — Сегодня имели место случаи неповиновения начальству, которые я в целях поддержания боевого духа не имею права оставить безнаказанными. Двое солдат, поднявшие руки на офицеров, утром будут казнены. — При этих словах радостные голоса тотчас стихли. — Потому что иначе нельзя. Кроме того, вы выдадите для наказания зачинщиков. Каждый из них получит по двадцать ударов палкой, а затем, поскольку они больше не смогут оставаться в лагере, запятнанные позором неповиновения, их отправят сопровождать трибуна в его поездке в штаб, после чего переведут в другую когорту. Такова цена, которую вы должны заплатить за подстрекательство к мятежу. Ведь вы знали, что в первую очередь должны были обратиться с вашими жалобами ко мне, в манере, какая пристала славным римским воинам. Рим не потерпит мятежных настроений в рядах своих легионов. Если вы не принимаете такие условия, в этом случае вам придется убить меня и вашего трибуна, и тогда вы превратитесь в изгоев, жить которым осталось недолго, ибо рано или поздно кара настигнет вас. Поднимите руки те, кто согласен со мной.

По рядам легионеров пронесся ропот, кое-где переросший в крики. Однако той напряженности, какую Веспасиан заметил в солдатах днем, как не бывало. Постепенно то там, то здесь солдаты начали поднимать руки, и в конце концов над площадью перед принципией вырос лес рук. Пет кивнул.

— Отлично, а теперь выдайте мне зачинщиков. С другой стороны, если они сами, по собственной воле выйдут вперед, я снижу число ударов до дюжины.

После этих слов в толпе возникло движение и вперед вышли три солдата. Среди них Веспасиан узнал и убеленного сединами ветерана, который у него на глазах в последний момент сдержался и не ударил центуриона. Ветеран шагнул вперед и, встав навытяжку, обратился к Пету:

— Легионер Варин из второй центурии пятой когорты, просит твоего разрешения что-то сказать.

— Продолжай, легионер, — ответил Пет.

— Мы трое — товарищи по контубернию двоих солдат в карауле и тех троих, кого нашли сегодня утром. Мы берем на себя всю ответственность за сегодняшние беспорядки, которые мы начали, движимые естественным желанием отомстить за наших товарищей, и потому беспрекословно отдаем себя в твои руки для наказания. Но мы просим тебя об одном: проявить милосердие к тем нашим двоим товарищам, которым грозит смертная казнь.