Он поднимается на ноги под презрительным взглядом Анны.

-- Зато мой… патриарх имел в виду именно то, что сказал.

Сводная сестричка разворачивается на каблуках, ее черная грива плетью бьет Верховцева по лицу.

-- Шире шаг, -- бросает девица.

Блондинистая моль пытается испепелить меня глазами. К счастью, у Верховцева это не получается, и он, баюкая руку, покорно плетется за Анной к выходу.

Маргарита, как ни в чем не бывало, заботливо говорит:

-- Ты такой бледный, Гриша. Тебе точно не нужно в больницу?

-- Чепуха! -- отмахиваюсь я. -- Мне нужны только горячая ванна и изысканный ужин. Вели слугам приготовить и то, и другое!

Помнится, века два назад меня упокоили, полностью лишив тела. Но вскоре какие-то недалекие аристократы принесли мне в жертву тушку одного из младших наследников. Взамен они потребовали наделить их род могуществом, избавить от нищеты и вознести на вершину славы!

Стоит ли упоминать, что после того, как я забрал предложенное тело, то прихлопнул этих умников? Надо же было догадаться: прервать заслуженный отпуск бессмертного чернокнижника, а потом еще и что-то с него требовать!

К счастью, под потолком поместья Гоголей висят хрустальные люстры, на стенах произведения искусства, а стол ломится от вкусной еды и дорогих напитков. Здесь такой проблемы возникнуть не должно.

Но почему тогда я слышу смешок Анны, которая еще не успела выйти из зала? Почему Маргарита смотрит на Остапа так, будто молит спасти ее? Почему возничий натягивает фуражку на глаза, будто прячась в домике?

Мачеха обреченно выдыхает:

-- С ванной и ужином могут возникнуть проблемы, -- она набирает полную грудь воздуха. -- Ты забыл, потому напомню: нашего дворецкого переманили в другой род, прислуга уволилась, потому что нам было нечем им платить, а та, что ты видел здесь, пришла вместе с Романовым и, судя по всему, вместе с ним же и сбежала. Родовая гвардия распалась еще при твоем дедушке, а издательство на грани банкротства. Да и поместье, как остальные квартиры, скоро отберут за долги. На счету же остались считанные копейки.

Сводная сестричка останавливается в дверях, чтобы полюбоваться на мою физиономию. К счастью, тут пропадает свет.

Маргарита встревоженно спрашивает:

-- Гриша? Это ты сделал?

Я призываю теневую руку. Маргарита взвизгивает:

-- Ой! Кто-то ущипнул меня за… неважно!

-- Вот это я, -- устало ухмыляюсь.

Маргарита бормочет:

-- Но тогда… тогда… Анна! Ты здесь? Разве Романов не оплатил наши счета?

Анна растерянно отвечает:

-- Он… должен был...

Из моей груди вырывается усталый стон:

-- Накаркал...

Сперва эти девицы говорят тебе, что на счету Гоголей остались копейки, а затем выясняется, что они солгали.

Когда мать с дочкой прижимает, они уверяют, что этих копеек как раз должно хватить и умоляют тебя оплатить счет за какое-то э-лек-три-чес-тво. Якобы тогда в усадьбу вернется свет.

Ты бы поверил им после всего? Вот и я нет.

Исключительно из старческой добросердечности я пытаюсь пойти навстречу и спрашиваю женщин, кто из них приготовит мне ванну, а кто ужин. Одна наотрез отказывается исполнять роль личной служанки, а вторая, как оказалось, ничего не смыслит в кухарстве.

Остапка, мой любимчик, вызывается сварить мне пельмени. Но к тому моменту я уже все решаю.

Что может быть лучше своего особняка со светом, но без прислуги и объедками вместо приличного ужина? Правильно! Чужой особняк со светом, прислугой и приличным ужином!

Обе девицы выступают против моего решения. Денег не хватит, а если и хватит, то что будет с усадьбой, когда они кончатся? Собираюсь ли я их заработать и где?

В ответ я без всяких заклинаний предсказываю их ближайшее будущее, в котором они остаются мерзнуть в темном сыром особняке вдвоем. Тогда все женские проблемы сводятся к вопросу, а какие вещи им с собой взять.

Ухоженные, но дешевые предместья для простого люда, затем богатые кварталы с изящными фасадами доходных домов. Вместо звезд над крышами растянулось молочное марево.

Несмотря на поздний час на улицах люди. Они мотыльками слетаются на светящиеся вывески заведений, обещающих быстрые утехи. Типичная моль.

Наконец наша железная карета останавливается.

Выбравшись наружу, я не без восхищения осматриваю четырехэтажный особняк. Память тела подсказывает: классический стиль, барельефы с русским эпосом, а принадлежит это богатство роду Среброруковых. Раза в два больше усадьбы Гоголей, теперь уж моей усадьбы, и раза в четыре роскошнее.

На входе нас встречают два великана-богатыря. Их каменные мечи обнажены, могучие руки держат грандиозное "Царьградъ". Вылитые из золота буквы искрят и переливаются словно под солнцем.

Красивое, но бесполезное применение магии иллюзий. Хотя это место еще находит, чем можно удивить старого чернокнижника.

Когда мимо проходят Маргарита, Анна, а следом Остап с их чемоданами, каменные великаны продолжают смотреть вдаль с отрешенным видом. Но меня они неожиданно провожают хмурыми взглядами.

Почуяли басурманина? Или магию гримуара? Похоже, статуи здесь не только для красоты.

Швейцар с поклоном открывает двери. Вылизанный мраморный пол с орнаментом, резная мебель, золотые колонны подпирают потолок. Громадная люстра нависает над круглой чернодубовой стойкой.

Нас встречает симпатичная девица в форменной красной жилетке.

Маргарита косится на меня и обреченно выдыхает:

-- Двухкомнатный люкс. Лучший, что у вас есть.

На меня падает подозрительный взгляд. Ну еще бы: плащ, широкополая шляпа, возвышаюсь за спинами напряженных женщин, которые то и дело оглядываются на меня.

Я приподнимаю шляпу и подмигиваю, после направляюсь к диванам неподалеку. Работница гостиницы теряет ко мне интерес и ныряет в компьютер, чтобы найти нужный номер.

Пара вопросов и вот они переходят к оплате. Но что-то идет не так.

-- Н-недостаточно средств на счету, -- с виноватым видом сообщает работница. Как будто это на утехи с ней так потратился Гоголь-старший.

-- Возможно ли в вашем уютном отеле проживание в кредит? -- обворожительно улыбается Маргарита.

-- В кредит? Возможно, но… я должна спросить администратора.

Работница делает короткий звонок по телефону, и вскоре по вестибюлю проносится частая дробь каблуков. Постояльцы, коротавшие ночь за беседами, обмениваются вежливыми приветствиями с кем-то, кого мне не видно из-за широкой стойки регистрации.

Наконец над чернодубовым столом всплывает небольшое, почти детское туловище. Форменная красная жилетка, черный пиджак, галстук с золотой заколкой. Лица из-за спины Остапа не видно. Но явно не ребенок.

-- Златолюб, Авраам Бермегрот. Администратор "Царьграда", -- скрипучим, почти нечеловеческим голосом представляется коротышка.

Ужаленный любопытством, я подкидываюсь с диванов и заглядываю за стойку. Чтобы оказаться над столешницей, этому Златолюбу пришлось встать на небольшую лесенку.

Маргарита принимается объяснять администратору ситуацию. Я же изучаю его лицо: треугольное, с высоким лбом, длинными волосатыми ушами и острым клювом. Жидкие седые волосы зализаны назад, за стеклами очков маленькие пытливые глазки читают тебя, как открытую книгу.

Он выглядит заспанным, но это не удивляет. Удивляет то, что эта моль кого-то мне напоминает…

Выслушав Маргариту, Златолюб говорит:

-- Вынужден огорчить, но мы не можем заселить вас в долг.

-- По какой причине? -- хмурится мачеха. -- У нас имеется часть суммы на счету, и кроме того я даю слово, что долг будет выплачен в кратчайшие сроки!

-- О, госпожа, будь сейчас на вашем месте ваш муж или хотя бы его сын, я бы не сомневался в ценности его слова, -- Златолюб окидывает Маргариту брезгливым взглядом. -- Но передо мной стоите вы.

Ядовитая ухмылка превращает и без того страшноватую физиономию Златолюба в зубастый изюм.