Но судя по реакции окружающих дело плохо…

Зойка подхватывает Надю и сажает на стул. Ее сестра Катя тут же оказывается рядом с ней, говорит что-то про какой-то акушерский пессарий, угрозу ранних родов. А у меня руки позорно дрожат.

— Дмитрий Романович, нужно ехать, — торопит Грач.

В голову молнией ударяет воспоминание, что у меня в перинатальном центре есть знакомый главврач.

— Да. Минуту.

Выхожу на улицу.

Еще полчаса назад было светлое небо, а сейчас все заволокло черными грозовыми тучами.

Достаю телефон и выдыхаю. Ситуацию уже не изменить. Но нужно попытаться хоть что-то сделать! Нужен лучший врач. Лучший роддом. С хорошим оборудованием.

В контактах отыскиваю номер давнего знакомого Юры Фролова, которому я на старте своей профессиональной карьеры помогал строить дачу.

— Юр, здравствуй.

— Добрый день. Это кто?

— Рогов.

— А, Дима! Привет-привет! — с нотками уловимой радости. — Чем обязан?

Крупные капли дождя падают мне на лицо. Закрываю глаза. Шумно втягиваю ноздрями похолодевший в одно мгновение воздух.

— Юр, жена рожает. Срок тридцать четыре недели. Двойня. Куда везти? Где условия хорошие?

— К нам, — отвечает без раздумий. — Сделаем все, что в наших силах. Сейчас узнаю свободен ли Гаврилов. Он лучший врач.

Возвращаюсь в ЗАГс.

Надю и наших гостей уже выпроводили из зала регистрации в маленький кабинет. Ее мама нервно сжимает в руках наше свидетельство о заключении брака и жмется к своему мужу. Бледная, как сметана.

— Надь, ты главное дыши. И ничего не бойся. Тридцать четыре недели нормальный срок. Родишь. Все будет хорошо! — убаюкивающе жужжит Зоя.

— Слишком рано… — вторит Наденька. — Слишком рано.

— Без паники, — осматриваю присутствующих. — Михаил Иванович, гостей везите в ресторан, ведущего предупредите, что свадьба будет без жениха и невесты. Отмечайте, гуляйте, развлекаетесь.

— Как теперь развлекаться то? — вскрикивает Светлана Васильевна с надрывом.

— Мам, так правильно будет. Деньги уже заплачены. Вы езжайте. Отметьте как следует! — шепчет Надя.

— Костя, мы в роддом. Поехали, — подхватываю жену.

— Я с вами! — Зоя бежит впереди, открывает дверцу машины перед нами.

Дождь расходится и превращается в ливень. Грязевые пузыри лопаются под ногами, превращаясь в серую пену.

Только бы обошлось…

— Дим… — пикает Надя, когда сажаю ее в украшенную для свадьбы машину.

Хватает меня за руку и так смотрит в мое лицо, что мурашки по коже. Ей страшно. До безумия страшно. И ее страх передается мне.

— Надя, ты сильная женщина. Возьми себя в руки! — гневно рявкает Зоя. — Дмитрий Романович, в машину! Быстрее!

Грач срывает внедорожник с места по названному мной адресу.

— Ой, только бы доехать… не хватало еще в машине роды принимать…

Моя жена всхлипывает от слов подруги.

— Надь, схватки есть? — супруга Грача оборачивается и оглядывает нас.

Мы сидим на заднем сидении буквально впечатавшись друг в друга. Моя ладонь на животе супруги, ее рука на моей. Слушаем, как стучат наши сердца. В унисон. Только вот это не от радости, к сожалению.

— Есть, — отзывается Наденька дрожащим голосом.

— Больно? — шепчу я.

— Не очень.

— Дальше хуже будет… Костя, быстрее! — командует Зойка.

— Зой, ты что, с акушерским образованием? — сквозь слезы улыбается Надя.

— Я у коров в деревне роды принимала! — заявляет гордо.

Закрываю глаза.

Боже…

Только не заказывай мою жену и моих детей за меня. Пусть все будет хорошо.

В роддом нас не пустили. Надю забрали в родительное отделение, а нас оставили ждать в тесном коридорчике толком ничего не объяснив.

— Будьте здесь. Я к главврачу.

— Дмитрий Романович, вряд-ли он как-то поможет.

— Поможет, — выдаю уверенно и выхожу на улицу.

Окна родильного отделения на первом этаже. Если подойти ближе и прислушаться, можно различить крики рожающих женщин.

Дождь все еще хлещет с бешеной силой. По небу прокатывается отчаянно зловещий гром. Затаив дыхание обхожу роддом, двигаясь к главному входу.

Договариваюсь, чтоб пустили к Фролову.

И вот Юра встречает меня у лифта.

— Ну, здравствуй, дорогой друг! — светится Юра, хлопает меня по плечу. — Это твоя жена в белом платье?

— Моя.

— Отправили на кесарево. Дети крупные для двойни на таком сроке. Гаврилов оперирует. Неонатолог уже на подхвате. Мы все сделаем, как надо. Выдыхай, дружище.

Чувствую, как комом в горле встают слезы.

Мы так долго мечтали о детях. И если сейчас что-то случится…

— О, папаша, ты что-то совсем плохой! — многозначительно тянет Юра и тащит меня к своему кабинету.

Сажусь на стул, тру переносицу пальцами.

— Пей. Лучшее успокоительное.

И я вливаю в себя не глядя.

Кашляю. В груди воспламеняется адское пламя.

— Юр, это, блять, что?

— Спирт, — улыбается самодовольно. — Полегчало?

Разве может полегчать, когда стоишь перед огромной черной пропастью? Ее тишина пугает темнотой и неизвестностью. Этот день должен был стать самым лучшим, полным счастья, любви, доверия. Я вернул себе жену. Вернул семью. Чтобы что?

Один в кабинете главврача я просто схожу с ума. Это ожидание выжигает в груди зияющую дыру.

— Все, — Юрий возвращается в кабинет спустя пятьдесят долгих минут, показавшихся мне целой вечностью.

Задерживаю дыхание. Холодный пот бежит по спине. Мою белую свадебную рубашку уже можно выжимать.

Юрий молча проходит по кабинету. Каждый его шаг отзывается дичайшей болью в висках.

Садится за свой стол. Смотрит мне в глаза.

— Говори, — безжизненным голосом выдыхаю я.

— С Надеждой все хорошо. Сейчас она в реанимации. Мы всех после кесарева сейчас туда отправляем. А дети, — Фролов нарочно тянет резину, доводя меня до предсмертного состояния.

Если что-то случилось, я себя не прощу.

Меня не было рядом с Надей. Я был занят рабочими вопросами. Лето — строительный сезон.

— Мальчик два килограмма. Девочка… — Юра вздыхает. — Девочка кило девятьсот пятьдесят. Задышали сами. Сейчас в отделении интенсивной терапии на искусственной вентиляции легких.

— В детской реанимации?

— Дим, слушай, — Фролов опускает взгляд и пальцы складывает в замок. — Мы выхаживаем детей, которые рождаются гораздо раньше и вес их меньше килограмма! — говорит спокойно и размерено.

Он врач. Он привык сообщать такие новости. Для него это просто рабочий момент.

— Какие шансы у детей?

— Ты не дослушал, — строго.

— Какой прогноз?

— Они выживут.

— А дальше?

— Дим…

— Я могу увидеть жену?

— Она спит. Вкололи успокоительное. Не думаю, что стоит ее беспокоить.

— Я могу подождать, когда она проснется?

— Ты ведь не отцепишься, да? — Фролов прищуривает глаза.

— Юр, это моя семья.

Чешет голову и машет рукой:

— Ладно! Ты мне такую дачу забабахал! Что я, другу не помогу!?

Открываю глаза. Первое что ощущаю — боль внизу живота. Затем влагу на ресницах.

— Ты как? — тихий голос Димы лишен эмоций.

— Где дети? — резко поднимаюсь на локтях.

Агония охватывает спину. Током вверх по позвоночнику. Так резко простреливает, что в глазах плывет.

— Лежи, Надь. Куда собралась? — улыбается.

Как можно улыбаться в такой момент?

— Где мои дети? — шиплю, стиснув челюсти, а холодные щупальца страха лапают за затылок, превращая мой мозг в желе.

Я готова сквозь боль вскочить и побежать на поиски моих малышей.

— С ними все хорошо, Надь. Это чудо. Говорят, что завтра днем они уже будут с нами.

Моргаю часто, разгоняя пелену перед глазами.

— Дим…

— Что такое?

— Мне не по себе…

Берет мою руку. Сжимает.

Осматриваюсь. Рядом окно. За ним — рассвет. Яркий, почти малиновый.

— Сколько время? — выдыхаю шокировано.