– Месяц, как исполнилось шестнадцать. Она так хотела это отметить.

– Ты с ней уже... спал?..

– Разве мог я так поступить, Габи? Мне до сих пор кажется, что она уличная девчонка, мечтающая обо мне! У меня нет к ней никаких страстных побуждений. Иногда не могу представить себя в постели с нею. Это уже давно меня тревожит, даже мучает!

– Странный ты, Хуан, человек! И дон Орасио заметил это.

– Это тот красивый сеньор, что был с тобой у дона Мануэля?

Габриэла кивнула, спросив с хитрой усмешкой:

– Значит, ты не представляешь себе её в твоей постели? Ха! Чудно слышать! Со мной ведь ты просто великолепен! Я так ни с кем и не могла всё прочувствовать так, как с тобой. Думала, что время исправит этот недостаток мой. Ошиблась. Я снова, как в долине или... – она примолкла, но закончила: – Как в нашей усадьбе. Помнишь? – она потрогала пальцем красную ниточку шрамика.

– Прости, Габи, но ты тогда так разозлила меня! Я едва сдержался от непоправимого греха! Смертного греха! Господи!..

– Зато более высшего наслаждения я не испытывала. Разве в тот первый раз! У трупа того мерзкого мулата, что изнасиловал меня! Я не могу даже имени его произнести! Вонючий мерзавец!

– Не переживай так, Габи! Всё позади. Кстати, ты должна была родить. Что с ребёнком? Где он?

Габриэла посерьёзнела, долго молчала.

– Я его отдала незнакомым людям, Хуан. Я его даже не увидела. Не хотела!

– Неужели так и не шевельнулось материнское сердце?

– Ни капельки! Зато теперь я часто думаю о малютке. Это была дочь. Я её уже видела. Ездила к её новым родителям. Жуткая картина! Я им дала денег, но, думаю, это им не поможет.

– И как дочка растёт? Ты её хорошо разглядела?

– Конечно! И теперь я всё больше думаю, что хорошо бы её взять назад. Как бы ты посоветовал?

– Тут и советовать нечего, Габи! Обязательно бери!

– Как же я признаюсь, что она моя дочь? Это невозможно!

Хуан долго думал, как и Габриэла. Наконец он предложил:

– Устрой так, что её приведут к тебе, и ты её примешь, как бродяжку. Это не вызовет ни у кого подозрений. И пусть живёт с тобой, пользуется твоей любовью. Потом когда-нибудь ты ей всё объяснишь. Она поймёт.

– Легко сказать! Хотя в твоём совете есть что-то ценное и приемлемое. Я подумаю. Обязательно подумаю, Хуан! – Она повернула к нему своё побледневшее лицо, посмотрела в его неспокойные глаза и проговорила тихо: – Мне легко говорить тебе любые свои тайны и думы, Хуан. С чего бы это?

– Слушай! Не хочешь ли ты поиграть со мной? Это совсем легко и просто!

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Габриэла.

– Я попробую тебя усыпить и буду говорить с тобой. Потом ты по моей команде проснёшься. Интересно будет.

– Шутишь? Я не верю в такие чудеса. Хотя можно попробовать. А я проснусь? Не обманешь?

– Что за вздор ты несёшь? Всё будет хорошо. Если хочешь, могу помочь избавиться от дурных привычек. Только скажи, что тебя беспокоит.

– Да? Я хочу спокойствия и не думать о плохом, что и беспокоит меня.

– Согласен! Ложись поудобнее, не сопротивляйся и слушай только меня. Готова? Сосредоточься взглядом на этом шарике, – Хуан протянул перед нею блестящий шарик из чёрного камня, отполированный до блеска.

Габриэла стёрла с лица улыбку, приняла серьёзное выражение лица и устремила взгляд на шарик. Она слушала монотонный голос Хуана, уговаривающий её закрыть глаза и заснуть.

Когда Хуан убедился, что Габриэла готова к разговору, он всё внимание направил на её потаённые мысли относительно Миры. Это волновало его больше, чем всё остальное. И Габриэла заговорила:

– Не хочу больше мести! Хочу дружить с сестрой! Хочу помешать ей выйти замуж за Хуана.

Хуан долго не задавал других вопросов, пока не переключил её внимание на общежитейские.

– Мечтаю завладеть состоянием дона Висенте. Хочу избавиться от мужа. И очень хочу жить самостоятельно, с дочкой, – добавила она тихо, но вполне решительно.

Хуан недолго раздумывал. Потом приказал:

– Всё, что ты сказала – забудь! Я буду считать до пяти и на слове «пять» ты проснёшься и ничего не сможешь вспомнить.

Габриэла открыла глаза. С удивлением оглядела комнату, Хуана. Спросила:

– Я всё же заснула? Как интересно! И что же?

– Ничего! Ты хорошо отдохнула и чувствуешь себя прекрасно. Разве не так?

Габриэла в недоумении пожала голыми плечами.

– Ты говорил со мной? Я ничего не могу припомнить.

– Так и должно быть, Габи! Это индийский метод быстрого отдыха. Пять минут такого сна – и ты отдохнула, словно проспала целую ночь.

Они снова отдались любовным утехам, и опять Габриэла отметила про себя, что только Хуан доставляет ей истинное наслаждение, хотя чего-то всё же не хватает. И она знала чего.

Поведать об этом Хуану она не решалась, боясь оттолкнуть его. Тот оказался слишком чувствительным и не понял бы её. Особенно, узнав, что он до сих пор не овладел Эсмеральдой, хотя та, по всем её приметам, согласна была на всё. Это вызвало улыбку на лице Габриэлы, и тут же зародилась греховная мыслишка. Сообщить её Хуану она, конечно, не захотела.

Хуан долго ходил по городу. Он не мог сразу вернуться домой и предстать перед всё понимающими глазами Миры. Страх бродил по его телу, щемил в груди.

Он постоянно думал о Мире, о Габриэле. Пытался в который раз докопаться до сути его отношений с этими совершенно разными существами. Он точно знал, что любить Габриэлу он не может. Но и его любовь к Мире попахивает платонической любовью. Или любовью близкого, родного человека. Это стало угнетать и тревожить его.

Постоянно перед глазами возникали образы откровенного нетерпения Миры, как она стремится наконец совершить церковное таинство бракосочетания. Стал замечать раздражительность девушки, что оправдывало её столь длительными задержками и откладываниями.

И ещё он точно знал, что скрыть свои любовные похождения никак не удастся. В некоторых случаях Мира чётко и определённо узнает о них, как это уже случалось в преддверье надвигающейся опасности.

– Всё! – Прошептали его губы. – Приду домой и покаюсь. Расскажу всё, что у меня произошло с Габриэлой. Пусть решает, как ей поступить. Только она должна понять, что я не имею никакой любви к Габриэле! Только болезненная страсть, противостоять которой мне невозможно. Решено!

Он оглянулся по сторонам, боясь, что кто-нибудь мог услышать его бормотание.

Дома Хуан напустил на себя весёлый вид, но Мира с подозрением смотрела в его шкодливые плутоватые глаза. Спросила с очень серьёзным видом:

– Хуан, ты хочешь мне сказать что-то очень важное?

– Ты как всегда права, моя любимая девочка! Только я так боюсь этого разговора, что не решаюсь его начать. Может, нальёшь мне вина?

Мира в молчании налила кружку вина. Хуан жадно выпил, вытер тылом ладони губы и усы. Мира напряжённо молчала в ожидании.

– Я бы не хотел, чтобы меня подслушали. Томаса рядом?

– Она на кухне, Хуан. Начинай, я слушаю.

Тот посмотрел на её серьёзное лицо, побледневшее и ожидающее.

– Только выслушай меня, Мира, без возражений. Я скажу всю правду. И решать будешь ты. – Он помолчал немного, собираясь с духом. Мира продолжала молчать. – Я тебя очень люблю, моя дорогая Мира! И никого не любил так, как тебя. Ты мне очень дорога, поверь! Но со мной происходит что-то странное. И это длится очень давно. Ещё с тех пор, как я жил в Долине, где находилась Габриэла. Я тебе уже говорил об этом.

– Габриэла? Моя старшая сестра? Я помню, что ты признавался в связи с ней. Но это было давно, до... – она замолчала, не находя нужных слов. – Ты понимаешь.

– Да, Мира! Я понимаю. Я тебе говорил, что много раз клялся ей, что не люблю её, и это было правдой. Но меня захватывала страсть к ней, и совладать с этим я был не в силах. Но то было раньше. Теперь у меня обязательства перед тобой, милая моя Мира!

– Если тебе трудно, то можешь не продолжать, Хуан! Я уже знаю, что произошло между вами. Ты её встретил, да?