— Ничего не настиг, — огрызнулся тот. — Прогони его через арку и сам всё увидишь!

— Мне не нужно гонять его через арку, чтобы знать, что он прекрасно разбирается в управлении, налогообложении, государственных субсидиях и прочих дисциплинах, необходимых будущему делопроизводителю.

— Он же без магии! — заявил преподаватель, по привычке носивший нарукавники. — Его надо гнать отсюда поганой метлой!

— Вы, кажется, забыли, — Никифор всё ещё пытался быть вежливым, но я видел, как он выходит из себя, — что наш курс специально для таких и создан.

— Для людей со слабой магией! — взорвался Константин Антонович. — А не для безмагичной швали!

На шум у меня из татуировки выбрался, зевая, Штопор и переполз на плечо. Там он уселся поудобнее и всеми восемью глазками уставился на Константина Антоновича, от которого не укрылось данное действо.

— Это что? — спросил он, указывая на Штопора.

— Это? — переспросил я с самым невинным видом. — Мой фамильяр, а что?

— Ого! Вот это да! Никитос, ты — огонь! — послышались возгласы из коридора.

— Вот видите, — проговорил Никифор, кивая в мою сторону. — А вы говорите, никакой магии, — а затем обернулся ко мне. — Славная зверушка. Чем питается?

— В основном, магией, — ответил я, подходя к Никифору и пожимая ему руку. — Но не брезгует и врагами.

— Вот! — сказал Никифор наставительно и обернулся к коллеге. — Хотите жить, дорогой мой, прекратите заниматься ерундой!

— Это просто фокусы, — плюясь, ответил Константин Антонович, никак не желая признать своё поражение.

Тогда я снял ботинки, запустил паутину к потолку, поднялся по ней, затем прошествовал по потолку, спустился вниз головой по стене и лёгким кувырком оказался возле него.

— Это тоже? — поинтересовался я.

— Вот видите, — сказал Никифор, показывая рукой на меня. — У него есть магия, а затем обернулся ко мне. — А откуда?

— Фамильяр делится, — я пожал плечами, сделав максимально глупое лицо. — Или из космоса прилетает.

— Он тут учиться не будет! — зарычал преподаватель в нарукавниках и весь буквально побагровел.

— Катерина, — позвал Никифор Владимирович Громову, а когда та подошла, сказал: — Сходи за Людмилой Марковной, пожалуйста, — а затем вновь обратился к Константину Антоновичу. — Это не вам решать, а всей комиссии курса, в которую входит три человека. Сейчас подождём Людмилу Марковну и узнаем, что она думает.

— Твари, — свозь зубы прошипел тот. — Надо было вас всех… — ему пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя молчать.

Пришедшая Людмила Марковна, естественно, оставила меня на курсе. Раздосадованный Константин Антонович удалился, плюясь ядом. И я понял, что за его пары я зачёт больше не получу.

Когда все разошлись, Никифор, попросивший меня задержаться, подошёл и положил руку мне на плечо в подбадривающем жесте.

— Прости его, — сказал он таким тоном, словно сам просил прощения. — Он не знает, что творит. А я не представляю, как ты всё это пережил. Как можешь после всего быть таким спокойным и не впадать в депрессию.

— А что это изменит? — я пожал плечами и посмотрел преподавателю в глаза. — В любом случае получил я гораздо больше, чем потерял.

— Ты — молодец, Державин! Я тобой горжусь, — сказал он мне на это. — Что же до учёбы, если вдруг почувствуешь, что нужен академический отпуск, дай знать, я тебе его сразу подпишу. По поводу остального, не беспокойся, тебя никто не тронет. Я-то знаю, что ты неоценим для государства. Я тебя всему научу.

— Спасибо, — совершенно искренне ответил я и протянул преподавателю руку, которую он незамедлительно пожал. — Вы — отличный учитель.

— Ты что себе позволяешь? — поскольку оранжереи больше не существовало, объясняться с супругой императору приходилось в своём кабинете.

Елизавета Фёдоровна не стала садиться. Более того, она с порога чуть ли не с кулаками набросилась на мужа.

— Ты что, белены, что ли, объелась? — хмуро поинтересовался Ярослав Иванович. — Приведи себя в порядок, пожалуйста.

— Это я «приведи себя в порядок»? — ещё больше вскипела императрица, а её длинные пальцы сжимались и разжимались. — Это ты приведи. Ты что делаешь-то, а? Ты где так править-то учился?

— Я тебя совсем не понимаю, — играя желваками, проговорил монарх, инстинктивно сдвинув локти перед собой. — Сядь, пожалуйста, и объясни всё по порядку.

— Ах, не понимаешь, — кивнула Елизавета Фёдоровна, сжав губы в тонкую полоску. — Сейчас поймёшь. Ты зачем дочь в казематы упрятал?

— Ей полезно будет, — холодно ответил император. — За порчу государственного имущества. Скажи спасибо, что я её ещё за покушение на убийство не обвинил.

— Ты что несёшь? — спросила императрица, глядя на мужа таким удивлённым взглядом, будто впервые его увидела, а затем повторила: — Ты что несёшь⁈ Это ты разрушил оранжерею! А вместе с ней пытаешься разрушить жизнь дочери! Тебя, кажется, в тоннеле слишком сильно головой ударило, а Магнус просмотрел этот момент.

— Я, наоборот, спасаю её от необдуманных поступков, — Ярослав Иванович решил пропустить мимо ушей последний выпад жены. — Ей нужен достойный муж, сильный маг и человек, способный управляться с государством.

— В таком случае, что ты делаешь на троне? — поинтересовалась императрица, не скрывая сарказма.

— Я попросил бы меня не оскорблять, — ответил на это монарх. — Я достойно правлю страной, и все это видят.

— Достойно? — градус сарказма в речи Елизаветы Фёдоровны ещё увеличился. — Да ты своими действиями скоро разгонишь всех самых верных и преданных тебе людей. Какое уж тут достоинство-то?

— Да ушёл-то один Державин, — ответил на это Ярослав Иванович. — Понятно, обиделся за внука. Но зачем нам зять без магии?

— Ты ещё и память потерял, да? Тебе напомнить? — императрица подошла к бару, открыла, не спрашивая мужа, налила себе виски в широкий стакан и села в гостевое кресло. — Да затем, друг мой, что этот самый зять сначала спас Варвару на охоте, затем на свадьбе Долгоруковых чёртову прорву народа и тебя в том числе. После этого он остановил войну, и спас при этом Крым, а потом выковыривал тебя из-под земли, не жалея ни себя, ни других. После чего помчался уничтожать мага, который запросто убивал людей на другом конце земли. И победил! — она повысила голос. — Прошу заметить. Да, большой ценой, но он отдал её не раздумывая.

— Какой-то культ личности, — заметил император, стараясь не выйти из себя. Ему хотелось, чтобы его поняли и поддержали, а не шпыняли все, кому не лень.

— М-м, — выдала императрица и пригубила жидкость из стакана. — Ну и гадость. Это ты в какой именно момент про культ личности подумал? Когда от тебя уже Громов ушёл или ещё раньше?

— Громов уже стар, — отрезал император. — Он бы так и так ушёл.

— Итого, что мы имеем? — Елизавета Фёдоровна посмотрела в потолок, делая вид, что размышляет. — Двоих абсолютов мы казнили за предательство, одного выслали из страны, двое ушли по собственному желанию… Сколько осталось? Восемь? А к вечеру сколько будет?

— Прекрати! — рыкнул Ярослав Иванович, приподнимаясь в кресле. — Это уже попахивает госизменой!

— Что, и меня посадишь? — изумилась императрица. — А что, давай, сажай. Я буду ближе к дочери, а твои доброжелатели, — она закавычила слово пальцами, — поймут, что в империи всё в порядке. Давай, вызывай СБ.

— Прекрати! — император всё-таки не выдержал, и на столе полыхнуло сукно, которое, впрочем, тут же было потушено монаршей ладонью, с силой опущенной на столешницу. — Ты мне давала слово, что будешь рядом и в горе, и в радости, а сейчас…

— Стоп, стоп, стоп, — Елизавета Фёдоровна подняла правую ладонь. — Секундочку. Ты сам не держишь своего слова, а затем удивляешься, что его не держат перед тобой. У тебя с логическими связями всё хорошо, или позвать Лаврентия, чтобы свозил тебя провериться, а?

— Кобра, — прошипел на это император. — Это какого я слова не держу?

— Здрасте, — императрица ударила по лбу ладонью. — Ты сам обещал Никите Варвару, сам форсировал свадьбу, а сейчас пошёл на попятную. Разве не это означает не сдержать своё слово?