— Это означает лишь то, что обстоятельства изменились! — император понимал, что ходит по замкнутому кругу, но как из него вырваться, не знал.

— Вот и у меня обстоятельства изменились. Я выходила замуж за одного человека: доброго, честного, порядочного, а передо мной сидит злой, напыщенный обманщик, засадивший собственную дочь в казематы, — Елизавета Фёдоровна встала и с силой поставила бокал с остатками виски на стол, расплескав большую часть содержимого. — Или у тебя только в одну сторону это работает?

— Я делаю это для будущего! — император тоже встал, опираясь на стол и нависая над ним.

— Что? — будто смеясь над речью мужа, спросила Елизавета Фёдоровна. — Выбрасываешь людей, которым обязан жизнью за ненужностью? Это ты делаешь для будущего? Какого чёрта, дорогой⁈ Ты сам призывал к лояльности и сам показываешь, чем за это платишь. Пойми, в следующий раз ни у кого не возникнет желания вытаскивать тебя из-под земли, ворочая целые кварталы города. Тебя будут спасать по инструкции, дорогой мой, и ты успеешь несколько раз сдохнуть, пока до тебя докопаются. Никто не будет рисковать, зная цену твоей благодарности.

— Я — император! — Ярослав Иванович снова стукнул ладонью по столу, и бокал, стоявший на нём, подпрыгнул и опрокинулся, заливая алкоголем рабочий ноутбук. — И я лучше знаю, что будет хорошо для страны и для дочери! Понятно тебе это⁈ А Никита — всё! Он — магический инвалид, ни на что не способный.

— Да если бы не Никита, — проговорила императрица уже тихо, словно понимая, что её всё равно не услышат. — Не было бы у тебя уже ни страны, ни дочери. Да и тебя, скорей всего, бы тоже не было.

— Но государственные интересы…

— Вот-вот, законность, государственные интересы, правильность… Ты напоминаешь мне Карякина, который рассуждал точь-в-точь также. А он мне всегда был противен.

С этими словами она вышла, закрыв за собой дверь и оставив императора наедине с погасшим экраном ноутбука.

Жизнь в отремонтированном небоскрёбе началась со смерти. Из морга Громовых привезли тело Ростика и провели подобающую церемонию прощания. На сей раз церемония обошлась без лишних глаз и объективов телекамер. Прах кузена после сожжения во вновь отстроенном крематории развеяли с крыши башни.

Я стоял наверху, а мне казалось, что внизу со всех сторон наступают войска неприятеля. Странное чувство. Мне это снилось, я помню, но сейчас это чувство пришло ко мне наяву.

«Нет, всё кончено, — сказал мне Архос, выполняя в данный момент функции внутреннего голоса. — Стивен, убивший Антонио Сан-Донато мёртв. И убил его ты. Отомстил за предка».

«Сколько же у меня предков, Архос? — спросил я, видя уже совсем другое: бритую наголо девушку с вытатуированным крылатым пауком на черепе. — Что я за гибрид такой?»

«Ты — Примарх, — ответил мой ментальный учитель. — Это одна из функций природы: отбирать от многих лучшее, а затем воплощать в ком-то одном. В нашем случае лучшее — это ты».

Я улыбнулся. Архос мне безбожно льстил.

Мы спустились внутрь и заняли место за столом. Начался поминальный семейный ужин.

Давно мы уже не собирались всей семьёй. Всей этой семьёй. Сегодня, как никогда остро, я осознал, что у меня есть и другие семьи. У меня есть Белла. У меня есть Варя. У меня где-то есть отец, пославший в это далёкое и опасное путешествие. Не тот, что сидит сейчас за столом напротив. А тот, что сделал пентаграмму, чтобы обезопасить меня, отправив в другой мир. Только тут оказалось ненамного безопасней.

А ещё есть бритая девушка, назвавшая меня братишкой. А ещё мать, бабка…

Я понял, что меня захватывают странные воспоминания, которые до этого спокойно спали в моей голове.

«Что это, Архос? — спросил я, полагая, что он понимает, о чём я его спрашиваю. — Что это всплывает в памяти?»

«Ты становишься единой личностью, — ответил на это Архос. — Части твоей натуры, которые раньше сосуществовали, объединяются в единую личность Примарха».

«Ты тоже?»

«Нет, я не часть тебя, я — отдельная личность, и рассчитываю в скором времени стать ею окончательно. Как только ты будешь готов».

«А я ещё не готов?»

«Ещё нет, — он говорил мягко, совершенно не свойственным для него тоном, словно успокаивая меня. — Тебе осталась ещё одна ступень твоего восхождения. Ты должен понять, что всё в этом мире едино. Ты должен объединить внутреннее и внешнее. И вот тогда твоё обучение будет закончено, а я смогу стать отдельной личностью».

«Класс, — ответил я, подпуская сарказм даже в мысленный голос. — Спасибо. Мне очень помогло».

Архос ничего не ответил. Он предпочёл наблюдать. Как, собственно, и я. Мне не хотелось участвовать в семейном застолье, но покинуть родных после стольких дней разлуки я тоже не мог. Поэтому тихонько сидел на своём месте, смотрел и слушал.

От тягучих, неспешных мыслей меня отвлёк Филипп, подошедший ко мне и позвавший отойти. Я встал и двинулся за ним к окну. Даже предположить не мог, что он хочет мне сказать, и был немало удивлён.

— Никита, — сказал он тем тоном, которым ко мне в последнее время обращались через одного. — Я хочу извиниться перед тобой, за то, что насмехался и был несправедлив. Последние события многому меня научили. Но самое главное, я понял, что выжить мы все сможем лишь в том случае, если все будем держаться вместе. Когда род сплочён, он гораздо сильнее и сможет выстоять в любой ситуации. Прости меня и помни, что я — твой род. Я всегда буду рядом, если нужен.

— Конечно, брат, — ответил я, улыбнувшись. — Рад, что ты это понял. Я прощаю тебя и не держу зла. Я — твой род. Я всегда буду рядом, если нужен.

Последние слова были ритуальными, но у нас обоих они вырвались совершенно искренне и между нами повис небольшой смерч, закрепляющий наши родственные отношения.

Мы пошли обратно за стол, и я видел, что Филипп значительно повеселел. Это хорошо. Сильный род выстоит в любой ситуации. Тут он прав.

За столом обсуждали покрасневшую от излишнего внимания Карину.

— Это же надо выдать такой рост! — говорил Александр Игоревич, держа в руке бокал.

Он сильно постарел за последнее время, но сейчас стал более благообразным. Фон Боде оставила, конечно, на нём шрамы, но они заживали, и это было видно.

— И главное — полный контроль, — продолжал нахваливать дочь отец. — А недавно приезжал Федя Кропоткин и просил у меня разрешения ухаживать за Кариной.

— Надеюсь, ты его гнал грязными тряпками? — усмехнулся я, понимая, что в отсутствие самого Кропоткина подобные шутки мало кто поймёт.

— Никита! — прикрикнула на меня сестра, но по-доброму, корча смешные гримаски. — Молнию захотел в пятую точку?

— Ох, простите, повелительница молний, — церемонно проговорил я, а затем снова поймал тихое настроение. — На самом деле я совсем не против их дружбы. Кропоткин — очень хороший друг, так что нашу Карину он не обидит.

— Не обидит, — согласился отец и покивал головой. — Мы же её решили на подготовительные курсы к университету отдать, — вспомнил он. Видимо, эта информация циркулировала в семье уже давно, и лишь я ни сном, ни духом. — А вернётся, небось, уже не к нам.

— Ну, пап, — попросила Карина, которой было максимально неудобно, что её вообще обсуждают за столом.

— Хорошо, хорошо, — сдался тот и повернулся к старшему сыну. — А ты что нам расскажешь?

Николай тоже предпочитал молчать. И сейчас пытался просто отмахнуться, но, увидев, что на нём сошлись глаза всех родственников, развёл руками.

— А у меня пока не складывается, — он пожал плечами и помотал головой. — Виделись мы пару раз с Катериной и поняли, что совсем не предназначены друг для друга. Она, вон, по Никитке нашему сохнет, это да. А я ей не интересен.

— Молодёжь! — значительно проговорил Александр Державин таким тоном, словно это слово объясняло вообще всё. — А я вот тоже познакомился с очень милой женщиной, — ну тут, надо сказать, мы напряглись все. — Нет-нет, — он замахал руками, — ничего такого, что было раньше. Милая вдова из рода Вяземских, что ухаживала за мной всё то время, пока мне лечили голову. Заодно и душу мне успокоила.