– Ранена. И пальцы не разгибаются.
– Опять рана! – покачала головой Варвара.
Она оголила Денисову руку, припала губами к ране, вылизала её от крови и грязи, а затем полушёпотом пропела:
Палмань пряса стирь шабаня.
Эльсонза вер шаваня.
Сиянь салмокс кядьсонза.
Ся салмоксть мархта стасы,
Парьхцить мархта петфтасы.
Веронь шудемда лоткафтсы.
(На верхушке истукана девочка-малышка.
На её коленях блюдо с кровью.
Серебряная иголка в её руке.
Иголкой она рану зашьёт.
Шёлком рану забинтует.
Кровь остановит.)
– Что ты бормочешь? – вновь опасливо поинтересовался Денис.
– Заклинание. Чтоб кровь не текла.
Очистив и заговорив ещё три раны, на руке и на боку, Варвара полила их хлебным вином из липовой баклажки. Дениса передёрнуло от жгучей боли.
– Терпи! – радостно воскликнула она. – Раны лёгкие! Неопасные. Рука заживает. Пальцы живут. Ты устал, дрожал – вот и свело их. Я содай. Я знаю.
Затем она начала разминать кисть правой руки Дениса.
– Пальцы живут, живут! – повторила она и начала вновь петь мормацямы.
Напев и нашептав ещё десятка два заклинаний, Варвара с облегчением выдохнула:
– Ну, вот! Потихоньку расходятся. Шевели пальцы! Повезло тебе!
– Да, я в рубашке родился. Фёдор с Акимом уже в Раю, а я лишь ногу покалечил.
Варвара забеспокоилась и попыталась снять сапог с правой ноги Дениса, но тот закричал от резкой боли.
– Терпи, Денясь!
– Не могу. Распухла нога.
– Очень сильно, – согласилась Варвара и вновь начала напевать мормацямы.
– Неужто твои заклятья помогут? – недоверчиво спросил Денис.
– Не сразу.
Она ощупала зипун мужа и открыла липовую баклажку с хлебным вином.
– Весь мокрый! Вот, выпей!
– У меня рот пересох. Пить хочу. Воды хочу! А ты мне чёртово зелье суёшь.
– Он греет. Не даёт простыть. Выпей… а вода ещё встречается. Когда-нибудь. Ручей… или родник… Непременно встречается. Пей!
Денис оглядел Варвару. Она тоже промокла, дрожала от холода и жалко выглядела после ночных блужданий по лесу. К мокрому, мятому и грязному шушпану прилипли бурые листья и кусочки коры. Понёвы на ней не было. Платок она тоже потеряла. Распущенные волосы спутались, напитались водой и казались темнее, чем были на самом деле. Онучи сбились, сползли на короткие голенища сапожек. Голые ляжки посинели и покрылись мурашками. Ну, как её было не послушать?
Он сделал глоток. Рот обожгла вонючая крепкая жидкость, и Денис закашлялся. Нестерпимо захотелось пить, и он вновь припал губами к мокрому рукаву зипуна.
– Не надо! Не соси грязь, Денясь! Терпи! – затараторила Варвара. – Оцю Шкай, Вярде Шкай, какой же ты мокрый!
– У тебя одёжа тоже проволгла, – он потрогал её шушпан. – Да, до нитки! А почему ноги голые? Где твоя понька?
– Как в понёве влезть на дуб? Увидела вашу драку – и сразу в лес, сразу на дерево! Влезла. Не помню, как. Понёвы нету…
– А косматишься почему? Где платок?
– Там же. Сидела на суку. Сверху смотрела. Костёр ещё горел. Видела: ты полз в лес. А потом дождик опять пошёл. Огонь погас. Я мокла и радовалась. Пякпяк радовалась! Ты живой! Из всех ты один не в Тона ши.
– Остальные мертвы?
– Да.
– Почему сразу не пошла за мной?
– Как слезть с дуба? Ничего не видно, а он мокрый… Но потом небо прояснилось, луна взошла, светло стало. Вот я и слезла. Однако платок за ветку зацепился. Платка нету. На дубе остался… Не смерти я испугалась, Денясь! Позора! Я ж год у Быкова жила. Знаю: его люди насилие творят над жёнами тех, кто бежит из Козлова. Натешились бы они со мной, и ты б меня бросил.
– Не бросил бы, но правильно сделала, что убежала… А как же ты меня нашла?
– Кровь. Следы на листьях. Дождик не всё смыл. Под ветками ведь сухо. Почти.
– К повозке подходила?
– Как слезла с дуба – сразу к телеге. Смотрю Акима, смотрю Фёдора, смотрю людей Путилы… Никто не дышит. Никто не вздрогнет. Взяла их калиты. Шесть сняла! Там серебро. Много серебра. Мы богатые.
– Кому здесь нужно серебро? – Денис с усмешкой посмотрел по сторонам. – Птицам? Зверью?
– Мы должны выбраться! Ещё я две сабли взяла. Ручницу взяла. Ларчик взяла. Твой подарок!
– Куда ж ты всё это дела?
– Нора. Там варьдува18 жил. Навалила ветки, набросала листья. Хотела опять к телеге, ещё взять что-нибудь… но у неё уже стрельцы. Грузили тела…
– Тебя не заметили?
– Я родилась в лесу, Денясь! – обиженно ответила Варвара.
– Куда они поехали?
– Не в Козлов. В другую сторону.
– Они твой схрон не искали?
– Нет. Он цел. Потом берём.
– Ежели выживем.
Варвара испуганно посмотрела на него, потом собралась с силами и улыбнулась:
– Выживем, Денясь! Непременно выживем! Ты же здоровый мужик.
Варвара пощупала его лоб.
– Холодный! – обрадовалась она. – Зверь тебя обходит, жар не берёт… Крепкий ты, везучий! Я и раньше верила, а теперь пякпяк верю. В твою службу. В твой поместный оклад.
– Самое время мечтать о поместьях! – засмеялся Денис, поглядев на тёмные стволы осин.
– Надо мечтать. Всегда! О нас, о наших детях. Хочу детей. Люблю детей. И тебя люблю. Ты сильный, храбрый. Три татара убил и черкаса… но зачем меня устрашился?
– Перепутал… Мне ночесь такое привиделось! То ли сон, то ли явь… Громадная одноногая девица раскидала вторую погоню, а потом напоила меня молоком.
– Вирь-ава! Здесь ей молятся. Возле Эчке тума.
– Что за зверь?
– Эчке тума. Оцю тума. Инь-ару тума…
– Ничего не понял.
– Толстый… Высокий… ммм… Святой дуб!
– Священный дуб, наверное? – поправил её Денис.
– Ага! Эчке тума близко. Солнце высоко, и начинают. Руки… ммм… касфтыхть.
Она воздела руки к небу.
– Молятся? – понял Денис.
– Колмагемонь… это… колма… кемонь… три… десять…
– Тридцать раз молятся?
– Ага.
– Кому? Дубу или чертовке?
– Вирь-ава не чертовка, – вновь обиделась Варвара. – Вирь-ава – бог-ава! С ней не надо встречаться. Убьёт либо защекочет! Вирьге ётак – Вирь-авада потак.
– Как-как?
– По лесу иди, а от Вирь-авы пяться. Токмо так от неё уйдёшь.
– Ты тоже от неё пятилась?
– Нет. Она добрая была. Видела меня, но не убила, не защекотала. А тебя Дева леса спасла. Кормила грудью.
– Значит, это был не сон, – вздохнул Денис. – Я взапрок ласкал чудище.
– Эту измену я прощаю. Ты везучий! Ты пил молоко Вирь-авы. Ты целовал Вирь-аву, ласкал Вирь-аву!
– Такое страшилище!
– Она стала девица. Обычная девица. Две ноги. Глаза тёмные и печальные, лицо приятное, зубы ровные… Токмо сиськи такие же. Большие-пребольшие, аж страшно. И молока в них много-много. Она же кормит волчат-сирот.
– Не видел я её такую. Она грудью навалилась мне на лицо, обволокла его. Я чуть не задохнулся. Вправду страшно… но что мы теперь-то будем делать?
– Нам пора к Эчке тума.
– Нога болит адски. Даже когда лежу! Смогу ли ползти?
– Как я тебя потащу? Ты тяжёлый, неподъёмный… Ползи, Денясь! Ползи!
– И долго ползти?
– Сисем… Сяда… Семь… Сто… … Семь раз сто. Вот!
– Семьсот шагов?
– Ага.
– Неужто нет полян ближе?
– Есть, – ответила Варвара. – Но ты ползёшь к доброй поляне. Там нам рады. Я тут все деревни знаю. Поверь мне.
Это была пытка! Настоящая пытка! Сапог сжимал распухшую ногу, как тиски палача. При каждом движении боль становилась нестерпимой. Путь длиной в семьсот шагов дался Денису намного тяжелее, чем верста, которую он преодолел ночью.
Жена шла впереди, подбадривала Дениса и очищала ему дорогу от валежника и папоротника. Наконец, они услышали журчание ручья. Варвара свернула конус из бересты, побежала к родничку и зачерпнула воды, бормоча:
