– Скоро в море не останется ни одного испанского судна, – заметил безразлично Демид.

– Останется берег, Демид! – ответил Омелько. – А город имеет намного больше, любой корабль. Уже сейчас мы имеем на борту товаров на три тысячи золотом!

– А сколько ты с этих тыщ получишь? Десяь фунтов? И этому рад? Ну и болван ты, Омелько!

Тот обескураженно посмотрел вокруг, ища поддержки. Её не оказалось: Ивася рядом не было, а остальные ни слова не понимали, о чём они говорят.

Ивась с Ариасом тем временем занимались фехтованием с кинжалами и плащами, намотанными на руку. Матросы с любопытством поглядывали на этих молодых людей, изъявляющих желание обливаться потом на жаре. Потому что для англичан тепло декабря казалось изнурительной жарой.

– Ариас, – напряжённо спросил Иван мулата по окончании занятий, когда они уже смыли пот забортной водой, – что ты можешь сказать про свою жизнь на борту?

– Я доволен, Хуан. Здесь не бьёт тебя никто, кормят лучше и немного платят. А у хозяина я только работал и получал палками по икрам. До сих пор страшно вспомнить. Здесь лучше!

– А сколько тебе платят? Я слышал, ты как-то говорил, что в три раза меньше, чем, например, мне. Так?

– Ну и что же? Так положено. Я мулат, а ты белый человек.

– Здесь все должны быть равны. Мы подписывали договор с капитаном.

– Я и остальные мои друзья ничего не подписывали. Никаких бумаг нам даже не показывали. Ты же знаешь.

– Это не так важно, Ариас. Вы выполняете все работы, что и мы, а получаете в три раза меньше. А ваш раненый? Он тоже никакойнадбавки не получил за пролитие крови. А наши матросы за это получают одну или две доли. Это ведь несправедливо, Ариас!

Мулат задумался. Ему было лет восемнадцать, и он своим юным забитым мышлением никак не мог уразуметь, чего хочет этот белый парень от него. Он в этой жизни только начал жить, и жить лучше, чем у хозяина. Поэтому недовольства не ощущал. И подумал, что надо бы поговорить со старым мулатом Педро. Он-то сможет растолковать, чего хочет этот Хуан.

Вечером Ивась стоял на румпеле. Было около десяти часов. Матросы спали, вахтенные резались в карты и негромко спорили.

– Хуан! – Услышал Ивась голос Ариаса. – Можно к тебе?

– Что ты хочешь, Ариас? Сюда без дела нельзя!

– Хотел тебе что-то сказать.

– Иди спать, Ариас! Я через два часа сменяюсь и зайду поговорить с тобой. А сейчас не мешай мне! Получишь по шее от помощника. Вон, он возвращается, иди отсюда!

Помощник Барт спросил, подходя:

– Какого чёрта надо этому черномазому? Гони их всех.

Ивась не стал отвечать, поняв, что Барт и не требовал этого. Просто в молчании уставился на компас, подсвечивая себе фонарём.

Ночью юноша нашёл на палубе спящего Ариаса, но будить не стал, и сам побыстрее устроился у наветренного фальшборта, укрывшись куском старой парусины. Он заставил себя не думать, чтобы заснуть. Это ему удалось.

На следующий день Ивась забыл про Ариаса, но тот сам подошёл и сказал:

– Хуан, что ты хотел мне разъяснить вчера? Я долго и много думал, говорил с Педро. Он много мне рассказал, но мне неясно, чего хочешь ты?

– Что-то я запамятовал, про какие дела мы с тобой говорили? – прикинулся Ивась. – Напомни, Ариас.

– Ты всё говорил, что нас, негров и мулатов обсчитывают и используют.

– А-а! Вспомнил! Ну и что? До чего вы с Педро договорились?

– Он говорит, что ты прав, Хуан.

– Я и так это знаю! Дальше что?

– Может, ты хочешь, чтобы мы это сказали капитану?

– Зачем? Он вас просто накажет линьками. А матросы вряд ли заступятся. Сам знаешь, что вы тут неполноценные люди, Ариас.

– Так что ж ты хочешь, Хуан?

– Я? А чего мне хотеть, Ариас? Просто говорил, что вас обсчитывают и, что это очень плохо, несправедливо. Я бы обиделся.

– Сам говорил, что это только послужит нам наказанием линьками.

– Обижайся молча, Ариас. Или ищи тех, кто может заступиться за тебя. И за остальных, конечно!

– Разве белые могут заступиться за цветных? – В голосе мулата слышалось недоверие, и даже страх.

– Могут, Ариас! Если это белым выгодно.

Ариас долго думал, впитывая слова юноши. Но в лице ничего просветлённого не появилось. Ивась продолжал:

– Даже тут могут оказаться люди, которым выгодно иметь вас в союзниках, – тихо и со значением проговорил Ивась. – Сколько вас тут? Семеро? Это что-то да значит, если что произойдёт, Ариас.

Мулат явно ничего не понимал, Ивась же не хотел разжёвывать свои слова. Пусть сам или с помощью Педро доберётся до истины.

И Ариас уже через день, на подходе к Рио-де-ла-Аче спросил Ивася:

– Хуан, Педро говорит, что в твоих словах много здравого смысла. Но он боится, что белые могут дознаться до таких слов и строго наказать нас.

– Зачем же трепать языком раньше времени? Вы решите между собой как вам быть. А если придёт время что-то делать, у вас будет готово решение.

– Тебя трудно понять Хуан! Ты и так плохо говоришь, а тут ещё твои загадки! Ты можешь говорить просто и коротко?

– Что ж я скажу, коль сам ничего толком не знаю, Ариас? Погоди немного. Может, и я что узнаю и тогда поделюсь с тобой. Ты только попытай у своих, что они думают по поводу вашей кабалы. Скажешь мне, а я тогда постараюсь и тебе пояснить. Только будь осторожен, Ариас.С этим шутки плохи. Я уже предупреждал тебя.

Мулат ушёл ошарашенный, так и не поняв до конца, на что намекал белый парень.

Город Рио-де-ла-Аче славился добычей жемчуга. Сюда свозили большие запасы этих драгоценностей и поживитьсябыло чем.

Почти пересыхающая в сухой сезон река Аче сейчас неторопливо текла по каменистому ложу, где ребятишки целыми днями бултыхались в довольно грязной воде.

Более двадцати судов эскадры Дрейка заполнили гавань города. Жители в ужасе бросились спасаться, пытаясь укрыться в заросляхкактусов и жёстких кустарников.

Дрейк это предвидел. Он послал отряд в восемдесят человек, чтобы сдержать этот поток. Окрестности огласились воем людей и животных.

– Дрейк потребовал выкуп с города больше пятидесяти тыся дукатов! – рассказывал Том матросам.

– Это же какая гора золота! Боже, уму непостижимо! И что испанцы?

– Взмолились пощадить их, – усмехнулся Том. – Да разве такой морской волк, как сэр Френсис согласится на такое?

– И что ж будет?

– Слышал, завтра город будет разграблен и сожжён.

– Вот будет потеха! Повеселимся на славу! Потешимся над католиками!

Ещё до рассвета десятки шлюпок ринулись к городу. Матросы получили приказ сносить к пристани всё ценное, беря себе лишь незначительное из одежды и еды.

Две шлюпки с «Миньона»" были в стае этих коршунов. И пока было прохладно, матросы с воем и воплями, бряцая оружием, бросились грабить беззащитный город.

В нескольких местах задымили пожары. Жители с воплями и молитвами носились по городу, ища спасения от этих ужасных варваров, убивающих и насилующих без разбору.

Ивась старался не отбиться от своих. Ему было жутко от вида стольких убитых и растерзанных. Кровь пятнала мостовые городка, а охваченные азартом матросы хватали всё, что бросалось в глаза, тащили к пристани. Там, в пыли и гвалте, росла гора вещей и отдельно горка драгоценностей й жемчуга. Его были целые корзины, но матросы не осмеливались взять хотя бы одну горошину. Это была смерть!

Вечером, утомлённые и оглушённые событиями дня, матросы переговаривались между собой, делясь своими женскими трофеями.

Ивась был зол на себя безмерно. Он так и не осмелился снасильничать ни одной девушки и теперь ругал себя самыми отборными ругательствами.

Слушать рассказы про это ему было невмоготу, и он отошёл на площадку у основания бушприта, где и устроился, глядя на догорающий городок.

Вскоре к нему подсел Ариас и долго сидел молча. Потом спросил:

– Ты чего такой хмурый, Хуан? День был такой весёлый! Меня ублажили аж две негритянки! Здорово! А ты как?