В общем, вечером никто не мешал Максиму продолжить целительство.
- Скажи и эти дети будут ходить? - спросила в одном из перерывов Татьяна.
- И ходить, и бегать, а придёт пора, - и целоваться, и девушек на руках носить, - улыбнулся Максим.
- Боже, какой же ты счастливый! - вздохнула девушка.
- Я? Я счастливый?
- Да, потому, что можешь такое. Бог дал тебе такие, такие…
- Видишь, что мне дал Бог! - провёл Максим рукой вокруг своего лица. - Люди шарахаются. Или смеются.
- Но это… это… может, это испытание?
- Что испытывать-то? Зачем?
- Ну, твою гордыню. Или жестокосердие? Ты не озлился от этого?
- Не знаю… Наверное, нет. Хотя… Вот, в церкви тех уродов убил без всякого…
- В церкви?
- Ну да, одну церковь захватили, я там…
- Это был ты? Но там, говорили, какой- то священник… Покойный их митрополит…
- Покойный?
- Ну да. Он к патриарху на приём ездил, а потом, сразу после приёма, там ещё какой-то из крутых его в больницу привёз… Но это был ты? Как же я… Но нам говорили, что ты ещё раньше погиб.
- Было и такое Татьяна. После того вот таким и стал. Крюгер.
- Глупости. Если присмотреться…
- Да перестань ты врать. Пойдём.
Затем они вновь замолчали - дела было много, а Максим торопился. Непоняток становилось всё больше. Так вот что имел в виду отец Афанасий, сказав, что-то типа " тех, кто хотел приехать, больше нет". Скверно. Крутой в больницу привёз? Придётся и здесь поразбираться.
- Если можно, я буду помогать. Не гоните меня! - встретил утром их у входа Михаил - тот самый Татьянин кавалер.
- Ты же обещала! - с укором повернулся к девушке Макс.
- Я ничего не говорила! Ты что шпионишь! Убирайся! - заверещала возмущённая девушка.
- Не шпионю. Просто… тревожно как-то стало. За тебя. Дома нет. Здесь нет. И вот… вас нет. Потом смотрю - в окне сполохи. Заглянул, а там. Я же тогда видел. Вот и понял.
- Что же ты понял? - заинтересовался Максим.
- Вы - одни из них.
- Кого - "их".
- Не знаю. Но вы творите добро. И вам надо помогать.
- Добро? А как насчёт вашего молитвенного дома?
- Вы не сделаете этого, - убеждённо возразил подросток.
- Да что вы! И кто помешает?
- Вы просто не сделаете этого. Даже если бы наш пастырь… был не прав. Вот, к примеру, директор детдома. Говорят, крадёт. Вы из- за этого сожжёте сам интернат?
- Сравнения забойные.
- Но…
- Всё ребята. Приходите вечером. Может, оно и к лучшему. Будете по очереди. И отдыхать сможете и вообще… - уже засыпал Максим.
Они, конечно, пришли вдвоём. Пропустить такое! Ну, вдвоём, так вдвоём. И действительно, тягать девушке Максима, когда тот в бессознательном состоянии… Не подумал. Но обо всё и не подумаешь.
- Только не болтать и не мешать. Раскрывать и закрывать шторы, чтобы ещё кто на, как ты сказал,"сполохи" не заявился.
Теперь Максим стал сух и деловит. Появившийся Татьянин парень нарушил какую - то хрупкую атмосферу доверия и наивного восхищения Максимовыми чудесами. Нет, и Михаил смотрел во все глаза на феерию целительных лучей, и он восхищался. Но как чудотворцем. А не человеком. Впрочем, это значения не имело, - врал себе Максим. Не имело раньше, при смазливой внешности. А теперь присутствующий здесь парнишка подчёркивал контраст между юной красотой и уродством. Поэтому Максим полностью отдавал себя исцелению.
- Скажите, а почему, те, первые… - поинтересовался Михаил утром, когда Максим уже утраивался на отдых.
- Глазки сразу не сформируются.
- А те, вчерашние, парализованные?
- Тоже надо время на восстановление нервных связей, - соврал Максим.
- А тогда, в прошлый раз…
- Раз на раз не приходится, - оборвал Максим, и повернулся лицом к стене. Здоровый скепсис конечно нужен, но лучше бы вот так сомневались в проповедях своего пастыря. Ничего. Завтра - дети полегче. В смысле, лечить их будет полегче… А потом - всё равно к Синичке… А по поводу этой их церкви Миша прав… А по поводу директора, ох, не случайно он такой пример привёл. Надо бы разобраться…
Но разбираться пока не было времени. Хрупкие детские тельца не терпели грубого насилия и в большинстве своём требовали плетения тонких кружев нежных клеточек и паутины нервов, а не выжигания заразы. Втянувшись в целительство и всячески "ускоряя процесс", юноша отдавал детям все свои силы. К концу недели дошло до того, что вечером он выходил с помощниками сам, а утром его заносили во времянку. К счастью, никто не мешал. Напоминающий полуспущенный мяч пастор дважды провёл служение, но проповеди носили академический характер, без характерных ранее выпадов против "неверных". А в остальном всё шло своим чередом. Только два адепта их церкви - Татьяна и Михаил осунулись и часто о чём- то озабоченно шептались.
" Любовь" - улыбаясь, решили их друзья.
" И всё же, не зря живу" - улыбался Максим, упиваясь осенним солнцем. Сегодня он закончил. Последнюю ночь он щедро делился с детьми своими золотыми лучами. А завтра, завтра они все, все, до единого, одновременно… Так лучше. Никто не мешал. Почему не сегодня? Надо ещё заглянуть в сейф к директору и потолковать с ним. Макс уже знал, что первое лицо интерната не утруждает себя пунктуальностью. Да и остальной персонал тоже. Тогда, в момент бума, сюда набрали блатноты - престижное и многообещающее место. Спал ажиотаж и оказалось, что работа-то рутинная. И грязноватая. И малооплачиваемая. А поэтому… В общем, когда Максим, дождавшись ухода парочки, вновь возвратился в интернат, всё было тихо. Пройдя сквозь дверь кабинета, юноша открыл её изнутри, облачился в оставшуюся за дверьми одежду. В столах ничего особенного не было. В сейфе - тоже. Осторожен или честен? Максим включил своё второе зрение и очень скоро обнаружил небольшой тайничок под одной из панелей. Так себе, тысчонок в тридцать евро. Мелочишка. Ладно, придётся ждать.
Открытая дверь несколько озадачила директора. Страшный незнакомец озадачил ещё больше. Первая встреча с ним в этом же кабинете закончилась как-то странно - участковый уволок в наручниках пастыря, на этого типа жаловавшегося. А теперь тот утроился в его кресле и в упор разглядывает жутким чёрным взглядом.
