Такие обороты событий уже не казались ему ни удивительными, ни захватывающими. Юноша сидел в позе мыслителя, действительно угрюмо задумавшись. Сорвался. И ещё как! Могущество в одном месте засвербело? Могущество. Чуть остановил потом. А если бы… Говорят, перед первым испытанием ядерного… тогда ещё устройства, учёные спорили, пойдёт ли реакция дальше. Вроде бы, была теория, что весь кислород может выгореть! Весь! Спорили, то есть, допускали, а всё равно рванули! Ну, те хоть спорили. А я? Какие это силы я вообще пробудил? И зачем? Нескольких геев напугать? Вот и поделом - опять голый урод, без кола, двора и вообще без ничего. Да проще было бы дождаться тех, кому я нужен и спокойно, терпеливо всё выведать. Но всё равно я круто там обошёлся! - мелькнула таки подспудная мальчишеская мысль. Так им и надо! По другому не понимают. Гонимые! Будете хоть немного побаиваться. Хотя бы гнева небес. Ладно, которые там действительно… больные. А то ведь половина просто моральных уродов! Алкоголики, или там, сифилитики - тоже больные, но не лезут почему-то на трибуны и не выставляют свои болячки напоказ! В общем, правильно я им! - успокоил себя юноша и встал, озираясь. На этот раз его занесло недалеко от людей - изредка был слышен гул автомобилей. Максим пошёл на звуки и вскоре вышел к шоссе. Правда, остановить кого в таком виде он даже и не пробовал. Просто пошёл вдоль шоссе наудачу. Удача, конечно, не подвела - вскоре он оказался на окраине тихой, страшной своим запустением деревни. Часть хат развалилось от старости и их бревенчатые стены, остовы крыш, словно скелеты гигантских динозавров проглядывались через какие- то дикие заросли. И до слёз, словно брошенные дети, трогали стоящие по краям заброшенной дороги яблоньки с поздними красными плодами на голых осенних ветках. Словно хотят показать ещё свою нужность… Бедные… Максим вдруг вспомнил, как купил отец живую утку. Ну, вроде как дешевле получается. Оставил в ванной до вечера. И та тоже доказала, что ещё полезна живой - снесла два яйца. Одно - нормальное, второе - в ещё мягкой не затвердевшей оболочке. И не смог отец. Ну, Максим подозревал, что не сможет он и так. А после этого… В общем, отдал Белый-старший эту несостоявшуюся жертву знакомым в соседней деревне. Слюнтяй? Не мужик? А ещё офицер? Ну, вы как себе знаете, а Максим полюбил отца ещё больше. Нет, не тот оборот - "ещё больше". Просто… Просто в сердечке ребёнка кроме любви всё больше места занимала нежность к этому родному человеку. Отец! Если бы ты знал, как я по тебе соскучился! Если бы ты знал, как мне тебя не хватает. Скорее бы в свой облик! Максим отогнал тоску, осмотрелся.
Это была одна из «бесперспективных» деревенек. Когда умер здесь последний старик - бог весть. Вон, погост, тоже годами неухоженный. Деревня призраков. И сама - призрак. А через какую тысчонку лет вот так же будут чернеть повсюду остовы бывшего приюта человечества. И ветер будет вот так же хлопать дверями и оконными рамами. Пластиковыми. Вечными. Страшно. А в покинутых городах будет ещё страшнее. А в уничтоженных?
- Эй, чудище, ты что тут потерял?
Максим вздрогнул и остановился. Значит и через тысячу лет кто-то окликнет зеваку из других миров? И тот…
- Я к кому обращаюсь, а, голяк? Не, вы только полюбуйтесь, до чего допёрли! Ты как, обкурился или этот, тьфу, не выговорить. Голые которые специально бродят.
- Нет, я… я в беду попал… А с кем я…? - сиганул за полуразвалившийся забор Максим.
- Да ты кто? Ну? У меня тут карабин. Сейчас пальну!
- Я… я монах, - назвал свой последний статус Максим.
- И что? Раздели?
- Можно сказать и так… В общем, пропала ряса.
Голос собеседника раздавался из чердака казавшегося довольно крепким дома. И принадлежал, похоже, довольно крепкому, хоть и пожилому мужичку.
- Ладно, проходи во двор. Моей пока нет. Сейчас что поищем.
Забор был старым, но не дряхлым. И дом, и хозяин - тоже. Широкое лицо с чуть навыкате глазами, больная верхняя губа, широкие брови, всё ещё сохранившаяся рыжеватая шевелюра в целом вызывали какую - то добродушную симпатию.
- Заходи - заходи. Вот, одень пока, - протянул хозяин ворох одежды.
- Так что случилось-то? - вновь поинтересовался хозяин, когда Максим оделся.
- Кажется, спорол я большую глупость, - хмуро ответил гость.
- Иван Васильевич, меня кличут. А тебя, мил человек, как величать?
- Максим… Просто Максим. Можно и Макс.
- Так вот, Максим батькович, вижу, человек ты… эээ… жизнью уже побитый, не хочешь говорить - не надо.
- Скажите, а до монастыря далеко?
- Смотря, чем мерять. Пешком - далековато, на транспорте - не очень. Только вот, не ходит отсюда транспорт. Вот, смотри лучше, какое я здесь хозяйство развёл!
«Хозяйство» состояло в двух десятках клеток с кроликами и около сорока бестолковых кур.
- Другую живность держать уже не по силам. А это наш Кузьма. Знаешь, по выходным вожу кроликов на базар в райцентр. Мне уже даже место там отвели. А потом уже можно и пивка, и ещё чего… иногда. Знаешь, мы с ним заходим в барчик. Я беру две кружки. Бармен уже знает - ставит мисочку и этот обормот так аккуратно, полный достоинства лакает пивко.
«Весь в хозяина» - подумалось Максиму, когда он разглядывал рыжего пушистика с лихо закрученным хвостом. Плоская мордочка с близко посаженными глазами создавала иллюзию большого мыслителя. А по тому, что уж очень был похож пёс на хозяина, можно было догадаться - не первый год они живут вместе.
- Вот удивительно, что он тебя не облаял. Этот чёрт на чужаков бросается, как бешенный. Меня вроде как охраняет. Нет, не кусается, но лает - в ушах звенит. А тебя, вишь… сразу вроде как за своего признал.
- Я просто их очень люблю, - уже гладил Кузьму.
- Ты бы поосторожнее. Блохи. Шерсть вон какая, не вычесать. Во, видишь!
И действительно, рыжий Кузьма вдруг вгрызся зубами в свой правый бок.
- Ну, это поправимо, - улыбнулся Максим. Он протянул руки над страдальцем, на секунду сосредоточился.
- Отойдите! - попросил он.
Да, это было ещё то зрелище. Из кузьмовой шерсти, словно брызги во все стороны замелькали мелкие насекомые. Максим не дал им разбежаться - блохи ещё на лету умирали, падая на землю малюсенькими прошедшими капельками жизни.
