Ох, не стоило Лане про батюшку в такой миг вспоминать. Ибо Яромир тут же забыл и про покалеченного товарища, и про игрища, закончившиеся так плачевно. Завладев рукой Ланы, он глянул на нее испытующе.

– А какое мне дело до шептунов, которые привыкли жить по старине, по обычаю, а нового знать не желают? Ты бы сама за меня пошла?

Хотела ответить Лана, что батюшке с матушкой не посмеет перечить, хотя точно знала, что неволить они ее не станут. Понимала, что с беспутным ящером не свить ей тихого гнезда. Таким дом не окрепнет. И все же ей хотелось, чтобы он повторил свой безумный маневр. На этот раз где-нибудь подальше от людей и только для нее.

– Я бы, может, и пошла, – сказала она, сама удивившись своей смелости. – Да только как бы ты еще раньше сватовства себе шею не сломал или изгнанником в Змейгороде не сделался. Не ведаю, что еще от тебя ожидать.

Яромир второй половины ее речи как будто и не услышал. Раньше, чем Лана успела опомниться, вокруг нее сомкнулось кольцо могучих рук, о котором она все предыдущие дни втайне мечтала. Синие глаза сверкнули совсем близко, а губы властно обняли горячие, несмотря на мороз, требовательные уста.

– Что ты творишь, Яромир? – едва успев отдышаться, выдохнула в лицо ящеру Лана.

– Целую тебя, разве непонятно? Люба ты мне. С первого дня, как увидел.

Он снова обнял ее уста, щекоча золотой бородою, и по телу Ланы побежало сладкое томление, словно посреди зимы наступила весна и ее жилы наполнились соками пробуждающихся деревьев и трав. Голова закружилась, и оставалось только надеяться, что кроме домового их никто из соседей не видит.

На посиделки к Гордее Лана отправилась в сопровождении сестрицы Даждьросы. Следовало ей тоже развеяться. Не все же вздыхать подле хворого Велибора. Звали и Дождираду, но та не решилась брата одного оставить. Тем более что Горыныч с утра тоже куда-то собирался и сказывал, что придет поздно. По поводу дружбы со смертными дочь Хозяйки Медных гор ничего против не имела.

– Да чем они особо от нас отличаются, кроме короткого века? – заметила она рассудительно, принаряжаясь перед серебряным зеркалом и собирая позатейливее косу, заплетая ее в несколько замысловатых колосков. – Матушка и вовсе говорит, что придет время – и они, ступив на путь познания, превзойдут нас своим могуществом.

Лана только удивилась, покачав головой, и тоже глянула на отражение, проверяя, ровно ли висят на украшенном речным жемчугом венчике прицепленные в три ряда височные кольца в виде свернувшихся змеек. Она, конечно, знала, что Хозяйка Медных гор владела ведовством и в своем каменном зеркале видела не только то, что происходит в других землях сейчас, но и заглядывала в будущее, но в такие предсказания верилось с трудом.

С другой стороны, за те века, которые люди жили бок о бок с ящерами, они много чего переняли: освоили ремесла, научились обрабатывать землю. Сейчас уклад жизни в посаде отличался от того, который был принят в Змейгороде, разве что тем, что там чаще играли свадьбы, а в домах детский лепет постоянно сопровождали кряхтение и жалобы стариков.

Просторная изба Гордея рядом с соседскими выглядела пустоватой. Родители сотника давно упокоились на погосте, пару лет назад к ним присоединилась и жена. Двоих сыновей Гордей потерял во время атаки порождений Нави на купеческий караван по пути из Гардара. Единственной надеждой сотника оставались две дочери Гордея да меньшая – Бусинка, которая в этом году тоже вскочила в поневу. Для того чтобы могли они найти себе достойных женихов по сердцу, и отдал сотник на вечер избу на откуп веселой молодежи.

Хотя дни стояли праздничные, на посиделки по обычаю девушки все одно приносили какое-нибудь рукоделие. Не только чтобы урок, заданный строгими матерями, отработать, а дабы друг перед другом умениями похвастать и парням свое искусство показать. Рукодельниц да разумных хозяюшек в жены всегда с охотой брали.

Лана с Даждьросой среди смертных парней пары себе искать не собирались, но тоже захватили с собой вышивку и, сидя над пяльцами, подтягивали песне. Смертные девчонки, завидев еще одну дочь Водяного, поначалу оробели. Но потом поняли, что Даждьроса обладает нравом, кажется, еще более дружелюбным, нежели Лана. И осмелели. Стали задавать вопросы про самочувствие Велибора и Боеслава, а потом попросили рассказать про старые времена.

– Вы же помните, наверное, мир до появления зла? – смущенно начала Дубрава.

– Те времена только наши родители застали, – тряхнув височными кольцами, украшенными малахитом, покачала головой Даждьроса.

А Лана добавила:

– Мы и возведения стен Змейгорода не видели. Появились на свет, уже когда вал оброс посадом.

– Чудно у вас, у ящеров, – цокнув языком, улыбнулась Купава. – С таким долгим веком можно было бы столько детей нарожать, чтобы весь мир заполонить.

– И как такую ораву прокормить, особенно в истинном обличье? – напомнила про завидный аппетит ящеров Даждьроса.

– И то верно, – задумалась Гордея. – А как у вас принято в семьях? Неужели жены и мужья друг другу не надоедают за такую длинную жизнь?

– У кого нрав беспокойный, те надоедают, – пояснила Лана.

– И расходятся по разным теремам, а то и по дальним угодьям, – добавила Даждьроса, вспоминая своих родителей.

– А как же нареченные? Те, кому на роду написано быть вместе? – накручивая на палец кудрявый кончик пушистой косы, в волнении спросила Купава.

– Те обычно живут бок о бок весь долгий свой век в любви и согласии, если только смерть не разлучит, – переглянувшись с Даждьросой, пожала плечами Лана.

Истории о нареченных, чьи обручальные кольца сковал сам Кузнец на острове Буян под сводами Мирового Древа, обсуждали и на русалочьих посиделках. И едва ли не каждой из нарядных невест, мечтавших о храбром суженом, хотелось, чтобы он оказался тем самым единственным, предначертанным судьбой. Вот только не у всех выходило. Батюшке с матушкой, к примеру, не повезло. Потому и мотало Водяного, да так, что занесло даже в каменный терем Хозяйки Медных гор.

Некоторые, кому Пряхи по великому расположению показывали нити их судеб, ждали своих нареченных по несколько сотен лет и не всегда могли дождаться. Кто знает, кого ей нарекла судьба? Неужели дерзкий, бесшабашный Яромир и есть ее истинный?

– А получается, для Кощея нареченными не были ни ваша сестра, ни разлучница Жар-птица? – осторожно, так чтобы гостьи не обиделись, спросила Гордея.

– Пряхи об этом молчат, – вздохнула Даждьроса. – Моя матушка тоже не знает.

– Кощей себя одного любил, – вспоминая о горькой судьбе сестры, нахмурилась Лана. – Так, говорят, боялся однажды от меча или огня погибнуть, что, считай, от жизни отказался. Променял ее на Ледяные острова и нежизнь в Нави.

– Это ж после его воцарения изнанка мира наполовину темная стала? – зная о том, что в пограничные дни Коляды самое время вспомнить старые предания, спросила Гордея.

– Те, кто расколол душу злодейством, и меж ящеров, и среди людей, вместо благословенных Чертогов предков попадают на ледяные пустоши по ту сторону реки Смородины, где чудищами безобразными все посмертие бродят, терзаемые холодом, голодом и сжигающей их изнутри жаждой разрушения, – добавила Лана.

На сердце почему-то сделалось тревожно. Вспомнилась присказка о том, куда благие намерения ведут. Словно про одного беспутного ящера, который вроде бы хотел как лучше, а получалось вкривь и вкось.

Девицы смущенно замолчали, а потом завели песню, склонившись над рукоделием и дожидаясь парней, чтобы начать игрища и хороводы, благо изба позволяла. Зимние посиделки, конечно, любимы молодежью, но с летними гульбищами, когда на речном берегу возле городских стен собирается в кругу весь Змейгород, их не сравнишь. Здесь и развернуться негде. Когда в избы набивалось слишком много народа и завить плетни или пойти вприсядку не получалось, в кругу плясали или показывали содержание песен пять-шесть самых бойких танцоров.