Как получится нынче, Лана не знала. Парни только начали собираться. Угощали девушек сладостями да орехами и с нетерпением поглядывали на пушистые кудели и узоры на пяльцах, дожидаясь начала игрищ. При появлении новых гостей горевшие в светцах лучины, вспыхивая ярче, бросали на стены и лица собравшихся причудливые тени, а в печи потрескивали поленья. В посаде топили по-черному, очищая воздух паром, а летом предпочитая готовить на улице, указом старосты запечатывая печи из страха пожара. Ящеры сохраняли тепло и отводили дым при помощи магии.

Когда пришли все, кого ожидали, постепенно завели игры. Парни выстроились в ряд, а девицы, отложив на лавки недопряденные кудели и воткнув в пяльцы иголки, встали напротив, чтобы затеять жеребьевку. Даждьроса с Ланой тоже вытянули жребий, но смертные парни на вещих русалок боялись даже глаза поднять. А уж когда пошли песни про вьюна да разные поцелуйные игры, то и подавно. Впрочем, они с сестрой пришли к Гордее, просто чтобы не коротать вечер одним по избам на разных концах Змейгорода.

– Думаешь, он придет? – в перерывах между песнями спросила сестра.

– Я никого, кроме тебя, сюда не приглашала, – неожиданно зардевшись, ответила Лана, точно зная, о ком идет речь. – Ты, надеюсь, ему не сказала?

– Да с чего бы? – фыркнула Даждьроса.

Лана вышла из круга, присев возле печки, где на пригреве вылизывал пушистую шкурку здоровенный рыжий кот. После того случая с Землемыслом они с Яромиром еще не виделись. В дом Велибора, куда Лана с Даждьросой по-прежнему наведывались почти каждый день, ящер больше носа не казал. Ведал, что воевода, даже хворый, приложит не кулаком, так словом.

На гульбищах тоже не встречались. После неудавшейся воздушной потехи братья-ящеры больше в небо не поднимались, собирались только на дружинных пирах, где девицам красным делать нечего. И почему Лана нет-нет да поглядывала в затянутое бычьим пузырем подслеповатое косящатое окошечко? Прислушивалась к звукам посада. Словно чего-то ждала. И ведь дождалась на свою голову.

Когда чинные игры и степенные хороводы сменила зажигательная пляска, на улице послышались звуки сопели и под прославляющий Даждьбога и Велеса припев в избу вломились ряженые. Под берестяной личиной-скуратой пряталась облаченная в поневу поверх кафтана рыжая, кудрявая «коза», богатырской стати которой позавидовал бы и иной тур. «Охотник» в рогожной маске, дырявой шапке и с копьем хоть и навесил бороду из мочала, но собственная, огненно-рыжая, выделяющаяся на фоне черных кудрей, все равно выглядывала из-под белесых пасм.

– Кого к нам Велес-батюшка принес? – первой заподозрила неладное Даждьроса. – Это ведь не смертные.

Лана, оставаясь на своем месте, с которого поспешил ретироваться осторожный кот, похолодев, наблюдала, как олицетворяющая плодородие «коза» не просто тыкается рогом мужатым бабам в животы с пожеланием приплода, а откровенно лапает девок на глазах у парней. «Охотник» хоть и ходил опричь с рогатиной, но больше не на козу смотрел, а выглядывал кого-то среди гостей Гордеи.

Внезапно, когда «убитая» коза, для приличия подрыгав ногами на полу, все-таки поднялась, в избе разом погасли все лучины. Причем Лана точно видела, что никто из смертных озорников до них не касался. Девки разом завизжали, и было с чего. Парни, кто посмелей, воспользовавшись наступившей неразберихой, уже хватали тех девчонок, которые оказались рядом, и целовали. Кто-то откровенно лез под подолы, и не все получали за это зуботычины.

Наделенная, как все русалки, ночным зрением Лана все прекрасно видела. Но лишь до той поры, пока ее саму не сгребли в охапку и не начали целовать и ласкать, подбираясь к таким местам, прикасаться к которым дозволено только мужу.

И вроде бы какая-то часть ее нутра млела и истекала молоком и медом, однако другая, говорящая голосом холодного рассудка, велела остановить непотребство и не в последнюю очередь по отношению к смертным девушкам и дочерям хозяина. Явно Яромир и Горыныч не рассчитывали застать тут двух русалок.

– Убери руки! – холодно приказала Лана, залепив ящеру пощечину и еще добавив при помощи магии так, что тот отлетел чуть ли не на другой конец избы.

Обида удваивала ее силу, да и Яромир явно такой прыти не ожидал, Даждьроса магией зажгла лучины в светцах, готовая вместе с сестрой дать всем обидчикам отпор.

– Нешто тебе виры, которую придется платить родителям Землемысла, мало? – с укором глянула она на Яромира. – Так на вено[12] никогда не наберешь.

– Или ты и не собираешься? – с горечью глянула на молодого ящера Лана. – Увозом и бесчестием решил меня взять?

– Али тебе самой не понравилось? – нисколько не смущаясь испуганных девок и притихших парней, поднялся Яромир. – Скажите, какая взялась недотрога! И для кого только себя бережешь? Уж не для Кощея ли?

– Для кого берегу, не твое дело! – закипая гневом, в сердцах вымолвила Лана. – Но уж явно не для тебя.

– Когда у калитки меня целовала, другие речи вела! – бросил ей в лицо Яромир.

– Один раз пожалела беспутного, а ты и возомнил невесть что! – воскликнула Лана, чувствуя себя так, будто ее прилюдно отхлестали плетью или выставили на всеобщее обозрение нагишом. – Видеть тебя не желаю! Уйди с глаз моих прочь, бесстыжий! Сам не уйдешь, старейшинам на тебя пожалуюсь!

– Да понял я, понял! – проворчал Яромир, вышибая ногой дверь так, что она едва с петель не слетела.

Парни хотели было его догнать, чтобы поговорить по-мужски и хотя бы попробовать вразумить. Девчонки их остановили, а Лана подумала про себя, что не видит Горыныча. Куда и когда улизнул шебутной брат Велибора, Даждьроса тоже упустила. И в это время юная хозяйка дома, пытаясь успокоить плачущую навзрыд сестру, внезапно хватилась:

– А где Забава?

Веселая, озорная резвушка-хохотушка исчезла, и вроде бы никто не видел, как и с кем она выходила. Встревоженные не на шутку девчонки и чувствующие себя виноватыми парни пустились на поиски. Облазили весь двор и хлев с сеновалом, наведались даже на гумно, хотя в такую погоду там сидеть кому-то без особой нужды вряд ли бы захотелось. Увы, поиски успехом не увенчались.

– Да ладно вам шум поднимать! Найдется! – не видели причины для волнения те из парней, которые сами впотьмах не преминули воспользоваться ситуацией.

Лана их узнала. Многие из них потом в первых рядах рвались разбираться с Яромиром, хотя, кажется, в душе обрадовались, что девчонки их не пустили. Тяжесть кулака всем известного удальца испытывать на себе мало кому хотелось. А выйти из схватки даже при раскладе десять против одного победителем не чаял никто. При том что в рукопашной ящеры редко использовали магию, сберегая силы для полетов.

– Вопрос, когда и где? – устало отозвалась Гордея.

Прежде чем вернуться в остывшую избу, она еще раз обошла усадьбу и ее окрестности, окликая подругу по имени. Но та не отозвалась.

– Может быть, она домой ушла? – с надеждой предположила Бусинка.

– А почему нам тогда не сказала? – покачала головой Купава.

– Все тебе объясни, – со скабрезной ухмылкой начал было один из молодых озорников, прозывавшийся Горностаем.

– Хочешь сказать, вовсе не домой она уходила? – строго подступилась к нему Даждьроса, уже готовая вместе с Ланой создать водяное зеркало, чтобы разыскать пропажу.

– Ты ее видел? – уточнила Гордея.

– Я приметил, как она во время гульбищ на Горыныча смотрела, а потом о чем-то с ним сговаривалась, – потупившись, пояснил смущенный Горностай.

Лана с Даждьросой переглянулись. Они обе, конечно, узнали спутника дерзкого Яромира, исполнявшего роль охотника. От смертных, кто прячется под личиной, тоже не укрылось. Вот только, похоже, не за ряженой козой охальник пришел, а за юной ланью, пускай и из числа смертных.