– Ну что, дружище, твоя взяла, – попытался выдавить из себя улыбку Велибор. – На этих гульбищах я тебя точно ни в кулачном бою, ни в воздушной потехе одолеть не сумею.

– А без тебя какой смысл мне участвовать? – горделиво вскинул красивую голову Яромир. – Других достойных противников у меня нет.

– Ну ты поговори у меня, – обиженно вскинулся Горыныч. – Кабы не необходимость оставаться рядом с братом, намял бы я тебе бока.

– Не такой уж я хворый, чтобы за мной все время смотреть, – усмехнулся Велибор.

– Да только ходить за двоими ранеными в веселые дни Корочуна Дождираде многовато будет, – дерзко добавил Яромир.

Горыныч, кажется, хотел начать выяснять отношения, не дожидаясь начала кулачных поединков, а Велибор только насмешливо фыркнул, поскольку смеяться в полную силу ему не позволяли помятые ребра.

– Вот всем ты хорош, Яромир, да только не знаешь, где лепо, где нелепо норов свой показывать. Мы-то с Горынычем к твоим подвыподвертам привычные, а вот старейшины обидеться могут. Так в десятниках до самого падения Ледяных островов и проходишь.

– Да когда эти острова еще падут? – взлохматил рыжую копну Яромир. – А если до весны ты не поднимешься, кто поведет ящеров в поход?

– До весны еще дожить надо, – с тоской глянул на стянутые повязками раны Велибор. – Как бы Кощей со своей ратью к нам первым не пожаловал!

– Да что ты такое говоришь, брат! – замахал на него руками Горыныч. – Велес-батюшка не допустит.

– И все же ты, Яромир, раньше времени не задавайся! – откинув с лица промоченную по́том черную прядь, упрямо проговорил Велибор. – Взлелеешь слишком большие надежды – больнее будет, коли они развеются.

Яромир хотел сказать что-то еще, но Дождирада мягко, но решительно намекнула, что брата разговор утомляет, а Велибор взглядом попросил приблизиться Лану, а потом в учтивых выражениях ее поблагодарил.

Остановившись возле ложа больного, чтобы влить в его раны добрую лечебную магию, целительница внезапно почувствовала робость. Нет, к Велибору она относилась с уважением, ценя его силу и мудрость в совете, на которую указывал еще отец. Любила приходить с другими девицами-русалками смотреть, как он работает в своей кузне. Но никаких иных чувств черноволосый ящер в ней не вызывал, как и озорной Горыныч. Вот только сейчас, когда Дождирада ей позволила дотронуться магией до ран брата, Лана почему-то подумала совсем не о том, что Велибор за ночь, проведенную под защитой домашнего очага, и вправду немного окреп. Хотя ранам, в которые проникла скверна Нави, еще долго потребуется покой и уход.

Глядя на простертого перед ней богатыря, она на миг представила на этом месте другого, стоявшего сейчас за спиной. Хотя Лана, занятая общением с Велибором, не оборачивалась, она каким-то образом поняла, что Яромир тоже завидует товарищу. И не только ему, а каждому предмету, находящемуся сейчас рядом с нею.

А еще, обернувшись, она приметила, какими больными, исполненными тоски глазами смотрит на Велибора сводная сестра Даждьроса. Если все пойдет как надо, то скоро батюшке Водяному доведется сговаривать в жены еще одну дочь, а матушка примется ворчать, что такой славный ящер, как Велибор, достался не ее кровиночке. Впрочем, несмотря на вражду матерей, в разные годы пользовавшихся благосклонностью любвеобильного Водяного, к сестре Лана не испытывала неприязни. Она даже не отказалась бы жить под одной крышей, если бы не категорическое несогласие матери.

– Ты завтра снова к Велибору пойдешь? – спросила она у Даждьросы, когда они, пожелав раненому скорейшего выздоровления, шли вместе с другими русалками под охраной Яромира и его товарищей в сторону торжища.

– Дождирада говорит, что и сама справится, – зябко, словно простая смертная, кутаясь в пуховый платок, отозвалась Даждьроса, которая, когда ей тоже позволили прибегнуть к чарам исцеления, кажется, явно перестаралась.

Впрочем, на улице и в самом деле стояла лютая стужа. Хотя окрепший за ночь мороз к утру сделался, кажется, сильнее, на улицах уже толпилось немало народа, и возле торжища толчея только усиливалась. Вернувшиеся из похода воины спешили потратить серебро, покупая близким подарки и гостинцы. Иноземные гости распродавали красный товар, смертные отчаянно торговались, платя серебром и пушниной за кольчуги, булатные клинки и узорчатую кузнь знаменитой работы ящеров.

– Дождирада переоценивает свои силы, – перемигнувшись с Ланой, решила подыграть подруге одна из русалок, томная красавица с рассыпчатой косой пшеничного цвета, прозывавшаяся Радмилой. – Для лечения таких ран потребуется сила всех сестер.

– Тогда, конечно, приду, – обрадовалась Даждьроса, и Лана подумала о том, что при такой робости она еще нескоро обратит на себя внимание ящера.

Тем более что и Велибор делал вид, что ее не замечает. А может быть, удрученный ранами, и вправду не видел?

– Везет же некоторым, – словно прочитав мысли Ланы, размечтался Яромир. – Чуть в бою сплоховал – и тебя уже лечат столько заботливых рук. А на здорового даже не смотрят.

– А что на тебя, охальника, смотреть? – строго, но вместе с тем с вызовом, выгнув лебяжий стан, глянула на него Радмила. – У тебя же одно озорство на уме!

– Не надо на себя беды кликать, они и сами, незваные, могут прийти, – с укоризной заметила Даждьроса.

Лана промолчала, но почему-то перед глазами предстала жуткая картина покрытой чешуей крепкой драконьей шеи, которую пронзает не знающий обороны черный кинжал.

За следующие несколько дней, помогая Дождираде и Горынычу выхаживать Велибора, Лана сошлась с сестрами-русалками и братьями-ящерами ближе, нежели за все предыдущие месяцы жизни в Змейгороде, пока обустраивалась и присматривалась. Конечно, матушка могла сколько угодно ворчать, но дружба с Даждьросой стала куда более желанным подарком, нежели выводящее из душевного равновесия внимание Яромира. Хотя ящер держался в рамках дозволенного, его шуточки и намеки язвили и будоражили не хуже иного жала.

– Ну, признайся, Лана, что, мил я тебе? – вился ужом вокруг нее ящер, пока они шли вместе до торжища.

– Да с чего же ты это взял? – перекинув с плеча на плечо тяжелую косу, строго глянула на него Лана.

– А с того, что ты специально ищешь встречи со мной. Почитай, каждый день видимся! – довольно осклабился Яромир, оправляя отделанный дорогим сукном волчий полушубок и заламывая бобровую шапку, на которые сменил кольчугу и шлем.

– Ну ты и выдумщик! – тряхнув височными кольцами, покачала головой Лана. – Сам знаешь, что не к тебе, а к раненому Велибору хожу. – Я же не виновата, что и ты там все время отираешься. Хотя в лечении толку от тебя чуть.

– Ишь как заговорила! – подбоченившись, глянул на нее Яромир. – А кто тебе помогал поворачивать этого здоровяка, пока сестры-русалки не подоспели? Я же видел, магии твоей еще на это не хватило бы. И так до обморока себя довела.

– За помощь я тебе благодарна, – согласилась Лана. – Но ведь вы сами с Горынычем виноваты, что не сумели товарища поберечься уговорить.

– Велибора, пожалуй, уговоришь, – подали голос двое других ящеров, братья-близнецы, прозывавшиеся Боемыслом и Боеславом.

– Он еще воинов может пожалеть, а себя – никогда, – сделавшись серьезным, согласился с братьями Яромир. – Гордец же известный! И как его в совете терпят?

– Потому что дело говорит и о благе Змейгорода печется, а не только о славе своей думает, – тряхнув вихрастой головой, пояснил один из близнецов – кажется, Боемысл.

– А я, по-вашему, не пекусь? – неожиданно обиделся Яромир. – Кто другой сумел к Велибору с Горынычем пробиться, обманув мертвых драконов Нави и камнем упав из-за облаков? Я ж тогда едва не разбился, знал ведь, что из этой петли выхода нет!