Пришелец Вчера я разговаривал с пришельцем, Мы повстречались около пивной, На нём был плащ, сработанный умельцем, Похожий на обычный, но иной. Я не был удивлён, почти, как с братом, С ним говорил, по-русски, через мать: «Давай ко мне, мол, хочешь – с аппаратом, Я помогу в гараж его загнать И загудим!.. За встречу и контакты…» А он сказал: «Да праздник небольшой…» Я психанул и прохрипел: «Ах, так ты… Не уважаешь, коль к тебе с душой?..» Он посмотрел не то, чтоб очень строго, Но как-то опечаленно слегка, И отвечал, мол, времени немного, Давай по-быстрому хлебнём пивка. Немятые купюры, как салфетки, Извлёк он из запаса своего, По ним я, даже не служа в разведке, Узнал бы – не от мира он сего. Мы пили и закусывали зельцем, В окно с тоской смотрели на вокзал… Вчера я разговаривал с пришельцем, И он всё-всё мне, братцы, рассказал. Расстались мы – трудна его дорога, Но чем-то зацепил… К исходу дня Его два слова: «времени немного» — Охоту пить отбили у меня. Зёрна На дорогах Земли по обочинам — Зёрна, зёрна, А на Млечном пути по обочинам — Звёзды, звёзды… Ну, а если с орбиты сойти, То вокруг – просторно. Жаль, что мы узнаём обо всём этом Слишком поздно. По дорогам земным экипажи Летят пустые. А на Млечном пути полон смысла Полёт каждый. Если след твой горячий в полях И цветах остынет, Я в созвездьях его отыщу Непременно однажды. Ржавый лист оторвавшийся — Кров мой, скелет остановки, Весь оклеен обоями броско: «Продам…» И «Сдаётся…» Ты проходишь, как осень, в какой-то Блестящей обновке, Я, в обносках, смотрю на Луну, Как на свет из колодца. Эта жизнь – только сон. Что не сон — Несусветная небыль… Я сменю обстановку – в Покров По маршруту уеду. Там построю свою остановку, Открытую небу, Чтобы капли его принимать По сто граммов к обеду. У бутылки и форма-то — Как у трубы у подзорной: Приложись – и увидишь во тьме Уходящие вёсны… На обочинах густо, без плёвел, Посеяны зёрна. А на Млечном пути прорастают Волшебные звёзды… На дорогах Земли по обочинам — Зёрна, зёрна, А на Млечном пути по обочинам — Звёзды, звёзды… Только если с орбиты сойти, то вокруг — Просторно. Жаль, что мы узнаём обо всём этом. Слишком поздно. Я пою Я пою о ней, нервной, шальной и упрямой, Нездоровой психически, глупой и злой, Той, что тысячу раз находил и терял я, С кем горел, да подёрнулись угли золой; Я пою о ней, нежной, простой и красивой, Отрезвляюще мудрой, навеки одной, Для которой у неба тепла я просил бы, Если б мир наш накрыло волной ледяной; Я бы вовсе не пел, да она зазвучала, Я откликнулся сердцем и тайно постиг — Только с ней отыщу я начал всех начало, Даже если для счастья отпущен лишь миг. Шарлиз Влюбился мой сосед. Такое дело! Забыл про сон. Врозь до утра душа его и тело. Хрипит шансон. Гремят бутылки. Жарится картофель. Визжит братва. В подъезде курит хмурый Мефистофель. Табак – ботва. Вздыхает: виновата снова юбка, Со всех сторон. Возлюбленная этого ублюдка — Шарлиз Терон! Лицо её попалось на обложке, Взглянул – пропал… И это он ещё не видел ножки, Миф, идеал!.. Гася окурок, повернулся в профиль, И я узнал: Соседу он же сам, коварный профи, Достал журнал… А тот, на весь район теперь икая, С балкона вниз Ревёт, и криз, и кризис накликая: «Приди, Шарлиз!!!..» Увидел нас: «Вам хорошо – не пьёте!.. А я в г… огне!..» Есть вещи посильней, чем «Фауст» Гёте. Поверьте мне. Люсь Я здесь проездом из Рязани в Суздаль. Но задержался, встретив тебя, Люсь. Я в девяностых провожал Союз в даль, В которую и сам теперь стремлюсь. Весь наш приют – в кафе обычный столик. И мы вдвоём за ним – почти семья. – Поэт, бродяга, но не алкоголик, — Так Люсе о себе ответил я. Ведь это счастье – родственные души. Пусть вера – меньше мелкого зерна, Сидел бы тихо целый век и слушал, Как о рябине мне поёт она… Беседовал тут с бывшим её мужем. Он всё бросал мне дерзости в лицо О том, что никому никто не нужен. Ну как общаться с этим подлецом?.. Он угрожает: будь, мол, осторожен, Понять не может в вечном пьяном зле, Что у меня – нет никого дороже, Роднее, чем она… На всей Земле… |
