— Вы идите, я как-нибудь сама...

— Скажешь тоже!

Они поспели к отправлению поезда, но к вагонам-теплушкам пробиться было невозможно. Расталкивая орущую, теснящуюся толпу, солдат покрикивал:

— А ну, бабы, пропустите женщину-фронтовичку! Раздайсь, народ, кому говорят!..

Где там!.. Никто не обращал внимания. А Татьяне было стыдно, и она чувствовала, что краснеет. Тут появились еще солдаты — сразу четверо, и толпа раздвинулась. Образовался живой коридор, по которому Татьяна, опустив голову, прошла к вагону. Солдаты подсадили ее, люди в вагоне потеснились, освобождая место для нее и попутчика на нижних нарах в уголке. Многие сидели и лежали прямо на полу теплушки.

Сморенная усталостью и волнениями, Татьяна тотчас уснула, и ей приснился сон: как будто свекровь ее, Галина Ивановна, ведет за руку Наташку, а когда они приблизились — дочка вдруг вырвалась и с каким-то тоненьким, жалобным криком побежала прочь...

Она пробудилась вся в поту, не понимая, где находится.

— Чего это ты кричала во сне? — спросила какая-то женщина, сочувственно глядя на нее.

— Скоро приедем? — спросила в свою очередь Татьяна, оглядываясь по сторонам и не находя солдата.

— А подъезжаем, подъезжаем.

— Вы не знаете, где мой попутчик? — Она окончательно проснулась.

— Вышел. Ночью еще. Ты, видать, тоже домой вернулась, сердешная? — поинтересовалась женщина.

— Нет... — Она закусила губу. — Да, домой.

— И слава богу!

Выйдя из вагона — люди помогли, самой бы никак, высоко, — Татьяна остановилась в растерянности. Куда идти?.. Вокруг — руины, руины, и казалось даже, что они дымятся еще. Чуть поодаль стоял на земле вагончик. Татьяна было направилась к нему, но тут появился мужик в телогрейке, спросил, озираясь:

— Куда надо?

— В Большие Горелики.

— Ого! — Мужик присвистнул и покачал головой. Потом оглядел ее внимательно. — Это тебе на солнечную Белебелку, получается...

— Почему на солнечную?

— Так зовут те края. Тяжеленько тебе будет добраться туда.

— А мне говорили, что можно на попутной машине.

— Сказать можно все, только машины туда почти не ходят. Разве что военные иногда ездят. Хошь, подброшу до комендатуры.

— Ну... Если вам не трудно...

— Давай мешок и топай за мной, — велел мужик.

Он привел Татьяну к разбитому трофейному грузовику, вокруг которого толпились бабы с мешками. Они тотчас набросились на него.

— Тишина и спокойствие! — сказал мужик, поднимая руку. — Сей минут двинемся. — Он подошел к кабине, открыл дверцу. — Эй, добрый человек, уступи-ка место женщине.

Из кабины высунулся мужчина:

— Мы ведь договорились, я плачу́...

— Договор расторгается. Давай в кузов, после пересядешь.

Мужчина, ругаясь, вылез. Увидев Татьяну, смутился и, пробормотав что-то похожее на извинения, забрался в кузов.

— Садись. — Шофер помог Татьяне подняться в кабину.

Машина тронулась.

Комендатура располагалась в разрушенном здании, окна были забиты фанерой. Чадила коптилка. За столом на ящике из-под боеприпасов сидел пожилой майор.

— Чем могу служить? — поднимая голову, спросил он, когда вошли Татьяна и сопровождавший ее шофер. — Здравствуй, Савичев.

— Здравия желаю, — ответил шофер. — Вот, человека к вам привез. Ей на Белебелку нужно.

— А ты опять халтуришь? Смотри, я тебя вместе с твоим председателем запрячу в уцелевшее здание! — Майор имел в виду тюрьму, которая была едва ли не единственным уцелевшим в Старой Руссе зданием.

— Я пошел, — натягивая шапку, сказал шофер. — Бывайте.

— Раздобыли где-то трофейную машину и халтурят напропалую! — ворчал майор, но беззлобно. — А что поделаешь с ними?.. Для колхоза стараются. Давайте ваши документы. И садитесь, садитесь!

Татьяна положила на стол документы и присела тоже на ящик. Старинный письменный стол, украшенный инкрустацией, казался нелепым здесь.

— Так, — сказал майор. — Зачем же вы приехали в Старую Руссу, если у вас предписание на Урал? Не по назначению получается!

— Не знаю, как вам это объяснить, товарищ майор... Мне необходимо попасть в деревню Большие Горелики. Понимаете, очень, очень нужно!..

— Но здесь ясно сказано...

— Там живет человек, которого я должна повидать.

— Допустим...

— Вы неправильно поняли. — Татьяна вспыхнула, зарделась. — Он пожилой, семейный человек...

— И что же? — Майор нетерпеливо постукивал пальцем по столешнице.

— Мы вместе лежали в госпитале. Это такой человек, товарищ майор, такой человек!..

— Мы установили, что он прекрасный человек, но я-то, я чем могу вам помочь? Понимаете... — Он заглянул в документы. — Понимаете, Татьяна Васильевна, последний раз машина в те края ходила дня три назад. Туда, собственно, нет дороги... — Звякнул тихонько полевой телефон. Майор взял трубку. — Майор Матвеев слушает!

— Ваш однофамилец! — воскликнула невольно Татьяна.

— Кто?

— К кому я еду.

— Это я не тебе! — сказал майор в трубку. — Тут у меня фронтовичка сидит... Что, что?! Ну, капитан, ты прямо как Христос к обедне!.. Ей как раз нужно в ту сторону. Нечего, нечего!.. Давай подъезжай к комендатуре, захватишь... Ждем. — Он положил трубку, дал отбой и, снова внимательно оглядев Татьяну, проговорил: — Вам повезло, допустим. Машина идет в Белебелку.

— Вот спасибо, товарищ майор!

— Не мне, капитану Бурцеву.

А минут через пятнадцать — двадцать в помещение комендатуры вошел моложавый капитан в форме войск внутренней службы. Распахнув дверь, он крикнул весело с порога:

— Где тут подруга дней моих суровых?

Майор погрозил ему кулаком и глазами показал на Татьяну. Она взяла костыли, поднялась и сказала спокойно:

— Вероятно, это я.

— Извините, — виновато сказал капитан.

— Ничего.

— Ей в Большие Горелики. Километров десять не доезжая Белебелки, надо свернуть с большака.

— Боря разберется. — Капитан повернулся к Татьяне. — К вашим услугам. Если вы готовы...

Она взялась за вещевой мешок.

— Пардон! — Капитан вскинул мешок за плечо. — Мы двинулись, Михаил Герасимович.

Дорога, если можно называть дорогой сплошное месиво с едва заметными колеями, петляла в серых полях. Машину кидало из стороны в сторону. Больше буксовали, чем двигались. Пошел дождь. Стекла «оппеля» заливало грязью. Сделалось зябко, неуютно, и оттого было неспокойно, тяжело на душе. Татьяна опять засомневалась, что поступила правильно, решившись поехать к Ивану Матвеевичу. Может, думала она, все-таки лучше было бы к Антиповым?.. Ведь ей назначат пенсию по инвалидности — дали первую группу, Наташка получает за Михаила... А что ожидает ее здесь?.. Но выхода уже не было: назад не повернешь. И эта безысходность тревожила более всего. Как будто она нырнула, расслабилась и теперь оказалась во власти случая, течения, а преодолеть его нет сил.

Небо, как и поля вокруг, было серое, тяжелое, оно низко провисло над разбухшей землей.

Слева от дороги медленно проползли, словно двигались сами, холодные и мертвые остовы двух танков. Кажется, немецкие.

— Здесь были сильные бои, — сказал капитан Бурцев, провожая танки взглядом. — Это остатки от дивизии «Мертвая голова».

— Да? — отрешенно, безразлично спросила Татьяна.

— А подальше в глубинке был партизанский край.

— Почему называют солнечная Белебелка? — поинтересовалась Татьяна, вспомнив шофера, который подбросил ее в комендатуру.

— Край света, глушь немыслимая. Вот и прозвали в шутку.

— Вы по делам туда?

— Увы.

Она поняла, что задала глупый вопрос — ведь на капитане форма НКВД.

— Простите.

— Пустяки. А работы у нас, к сожалению, хватает. Сволочи разной повылезало из нор во время войны.

По кузову громко стучал дождь. Татьяна ясно-ясно представила, что делается снаружи: грязь, наверное, выше колен, холод, а в просторном «оппелевском» салоне было тепло, уютно. Клонило в сон.