— А я не напрашивалась ехать с тобой. — Дебора подождала, когда Хелен заглотит наживку и начнется ссора, потому что на самом деле девочка хотела поехать с матерью в Атлантик-Сити, где можно покататься вдоль дощатой набережной и полакомиться не омаром, а сахарной ватой.

— Может, тогда развернемся и поедем домой?

— Нет, — капризно скуксилась Дебора.

— Прекрасно, — ответила Хелен, закрывая тюбик помады. — Потому что мне не терпится посмотреть на китов. Никогда их не видела.

В комнате почти темно. Когда глаза привыкают к мраку, Дебора различает на полу очертания матраса — диван отделяет двухконфорочную плиту и холодильник от остальной части студии. Наплывают воспоминания. Каникулы в Мэне. Слово «привилегия» стало любимым словом Хелен — она постоянно напоминала дочери обо всех привилегиях, которые у нее отобрали в Австрии. А сегодня Хелен умерла.

Дебора включает свет и бредет в кухню что-нибудь поесть. Когда она, закрыв глаза, нечаянно уснула, на улице было светло. Теперь половина одиннадцатого, и она умирает с голоду. В холодильнике стоит полная кастрюля и целая батарея острых соусов. Дебора ставит кастрюлю на плиту, чтобы разогреть остатки чечевичного рагу, которое приготовила несколько дней назад, но оказалось, что греть-то особо нечего. Она бы полжизни отдала за гамбургер, но уже шесть месяцев не нарушает веганскую диету и твердо намерена дотянуть до года или хотя бы до семи месяцев. Телефон снова жужжит, и Дебора читает письмо от Бек.

Хелен оставила ей дом на Эджхилл-роуд? И семья собирается соблюдать шиву? Это что, какое-то извращенное наказание из загробного мира — заставить Миллеров съехаться вместе на три дня? Дебора находит вилку и начинает доедать остатки холодного рагу. От вкуса густого желтого месива ее тошнит. Она бросает ложку в кастрюлю, и от мысли, что семейный сбор — попытка Хелен всех их примирить, ее мутит еще больше.

— Ах, мама, мама, — говорит Дебора, глядя на комочки, приставшие к стенкам кастрюли. Она редко звала Хелен мамой и сейчас произносит это слово с удовольствием. Мама. Дом в наследство — это привилегия, хотя Дебора и поклялась после окончания школы, что ноги ее там не будет. Однако после ухода Кенни она снова поселилась в родном гнезде со своими детьми. Может быть, она обречена вернуться в дом на Эджхилл-роуд.

Дебора отправляет детям письма с сообщением, что приедет, и ни словом не заикается о своем наследстве. А копию завещания, которую Бек прикрепила к письму, даже не открывает.

Когда Джейк отпирает дверь в свою квартиру, туман в голове от выкуренного днем косяка еще не выветрился. Каким-то образом удалось дотянуть до конца смены в супермаркете, хотя Джейк не смог бы вспомнить ни одного клиента, которого обслуживал, даже того, который наорал на него, когда Джейк дважды снял с его кредитной карты стоимость покупки. Он думал только о беременности Кристи и смерти Хелен. В какой-то миг, когда он макал кусочки чесночной питы в образцы хумуса из эдамамэ, эти два события встали рядом в его сознании, словно одна жизнь заменилась другой, и внезапно Джейку представилось, что он ни в чем не нуждается так сильно, как в появлении на свет малыша.

В кухне он ставит на стул пакет с продуктами, купленными, чтобы потушить курицу по-охотничьи — других блюд он готовить не умел, — и кладет на стол букет, который купил за полную стоимость, а не выбрал из уцененных полувялых веников. Кристи любит лилии. Цветы только что раскрылись, так что простоят несколько дней.

К тому времени, как Кристи проворачивает ключ в замке, квартира наполнена теплом плиты и ароматом пряных томатов и перцев.

— Ну надо же, курица каччиаторе! — восклицает девушка. — Ты, наверно, весь извелся от чувства вины.

— Не то слово. — И он протягивает ей пурпурные лилии. Кристи берет цветы и подставляет ему щеку. Он с шутовской страстностью целует ее, чмокая мокрыми губами, пока она не начинает смеяться.

Потом Кристи вздыхает, бросает свою холщовую сумку на один из разномастных стульев возле стола и достает из серванта вазу для лилий. Обычно по ее настроению Джейк догадывается, что на работе ей пришлось усыплять собаку или участвовать в неудачной операции. Сегодня же, учитывая обнаруженную беременность и утреннюю ссору с Джейком, у нее есть другие причины для печали и утомления. Кристи никогда не встречалась с Хелен, но знает, как привязан был Джейк к бабушке. Когда он сообщит ей о смерти старушки, Кристи погладит его по волосам, успокоит и немедленно простит. Однако, хотя он и считает кончину Хелен и зарождение новой жизни неразрывно связанными событиями, спекулировать на несчастье ради прощения не хотелось. Так что пока Джейк молчит о смерти бабушки.

Вместо этого он спрашивает, глядя, как Кристи подрезает кончики стеблей:

— Ты давно узнала?

— Около недели назад. — Она наливает в вазу воды и красиво расставляет в ней лилии. Очень важно не выказать обиды из-за того, что она не сразу поделилась с ним приятной новостью. — Хотя у нас и туго с деньгами, но я хочу сохранить ребенка.

Джейк снова изображает спокойствие, однако сердце бешено колотится. По-видимому, она ждет, что он будет ее отговаривать. Неужели он из таких парней? Могут ли они растить ребенка в своей квартире с одной спальней? А что еще им остается? Позволить себе квартиру побольше они не могут. Следует ли им пожениться? И что подумают родители Кристи? Джейк живет в постоянном страхе перед Чжанами. Они бегло говорят по-английски, но в его присутствии всегда переходят на кантонский диалект китайского языка, почти наверняка выражая неодобрение по поводу неудачного выбора дочери. Джейку не нравится, что, даже думая о ребенке, он с ужасом представляет родителей Кристи.

— Ты слышал меня? — спрашивает она, и Джейк поднимает на нее глаза. — Я собираюсь рожать.

— Хорошо, — отвечает он, хотя имеет в виду «конечно, мы будем рожать». Хелен умерла, а Кристи беременна. Никто и не сомневался, что они оставят ребенка.

— Черт возьми, Джейк, ты так реагируешь, словно речь идет о выборе между индийской едой и пиццей. Что значит твое «хорошо»? — Она исчезает в комнате и захлопывает за собой дверь.

Джейк в растерянности сидит один на кухне. Он прошляпил в жизни так много возможностей — загубил свой талант писателя, расплевался с Бек, профукал просторную квартиру с умеренной арендной платой, испортил отношения с двумя предыдущими девушками. Каким-то образом ему удалось прожить с Кристи два года и не оттолкнуть ее. Пока.

Джейк подходит к закрытой фанерной двери.

— Кристи, — зовет он, подбирая слова, от которых ей станет лучше. Но он не успевает ничего сказать — телефон жужжит, и Джейк тянется к заднему карману брюк. — Что? — восклицает он, прочитав письмо от Бек. Дебора получает дом? Дебора? — Не может быть.

Джейк открывает завещание, прикрепленное к электронному письму. В разделе III черным по белому написано: Хелен оставляет дом на Эджхилл-роуд Деборе. Джейк прислоняется лбом к оштукатуренной стене.

Кристи с озабоченным взглядом распахивает дверь:

— Что случилось?

— Хелен, — отвечает Джейк. — Она умерла. — Он не готов рассказать ей о доме и выслушать рациональные объяснения, почему бабушка завещала дом именно Деборе.

Кристи прячет лицо на груди у бойфренда.

— Ах, Джейк.

Он крепко прижимает ее к себе.

— Прости, что не умею вести себя в подобных ситуациях. Я очень рад, что у нас будет ребенок. С того самого момента, как ты сообщила мне о беременности, я ни о чем больше не думаю. Даже не знаю, почему мне так трудно сказать тебе об этом.

— Мне и самой понадобилась неделя, чтобы осмыслить это. — Она поднимает на него глаза, и он целует ее в макушку. — А у тебя было всего несколько часов. Напрасно я приступила к тебе с ножом к горлу.

Джейк смеется.

— Если так ты приступаешь с ножом к горлу, не хотел бы я увидеть тебя в слепой ярости.

Кристи легко шлепает его по руке.

— Да, это душераздирающее зрелище, так что я бы не советовала вам злить меня, уважаемый. — Улыбка пропала с ее лица. — Мы потянем?