Расставляя по полкам приправы, Джейк думает о том, что мать Кристи доверилась ему, а Хелен не сочла это возможным. Как он может писать о ней, если она не хотела посвящать его в свое прошлое?
Телефон жужжит, и он видит имейл от Бек: «Дело сделано!»
Чему она радуется?
Во время обеденного перерыва Джейк не собирается рассказывать Рико о «Флорентийце». Он не планирует ставить в известность даже Кристи — не хочет обнадеживать ее перспективой получить большие деньги от продажи, пока не будет уверен, что бриллиант по праву принадлежит Миллерам.
Но когда Рико берет у Джейка косяк и говорит: «Прими мои соболезнования по поводу смерти бабушки. Как ты справляешься?» — Джейк не знает, как ему объяснить свои чувства. Рико способен так подробно описать процесс устройства своей матери в дом престарелых, что Джейк даже некоторое время безуспешно собирался написать об этом сценарий. Рико видится с сестрами, братьями, кузинами и кузенами в доме его abuela3 каждую неделю. Рико его лучший друг, но что это на самом деле значит? Они вместе курят травку и ходят в бар смотреть баскетбол. Господи, когда это марихуана стала наводить на него такую тоску?
Киснуть Джейк не хочет, а потому издает искусственный смешок и говорит Рико:
— Хочешь послушать убойную историю?
Рико с загоревшимися глазами передает ему косяк.
— Ты что-нибудь знаешь про алмаз «Флорентиец»?
И в Джейке просыпается рассказчик. Рико смеется, не веря ни одному его слову, но Джейку все равно. По правде, он даже чувствует облегчение: это проясняет для него сценарий. Сюжет не будет правдоподобным, пока он не найдет пружину действия — не придумает, как Хелен получила бриллиант и почему сохранила его.
— Тебе разве не надо к двум возвращаться на работу? — напоминает Рико.
Джейк проверяет телефон и видит, что уже двадцать минут третьего. Он затаптывает самокрутку и машет другу на прощание. Когда он пробегает через фудхолл под открытым небом, на глаза ему попадается обедающий за столом в одиночестве человек с сальными седыми волосами и в кожаной куртке. В тот момент посреди погожего жаркого дня Джейк только замечает про себя, что у мужика, наверно, яйца сопрели в таком прикиде.
Дебора переезжала столько раз, что превратила это в целую науку. Она знает точные габариты Красного Кролика, в багажник которого вмещается вся ее одежда и кухонная утварь. Она умеет так сдвигать пассажирское сиденье вперед, чтобы на заднем уместить белое кресло-качалку, и двойным узлом закрепить матрас на крыше так, чтобы его не сдуло на шоссе. Кресло-качалка — единственный предмет, который перебрался из их с Кенни первой квартиры в Фейрмаунте, где она нянчила Эшли, в дом в Маунт-Эйри, где первые годы растила остальных, а потом в семейное гнездо на Эджхилл-роуд, куда она сейчас возвращается. Жаль, что нельзя позвать Честера на помощь. Его «тойота-фораннер» пришлась бы кстати, так же как его мускулы, но Честер не звонил всю неделю, с тех пор как бросил ее голой на процедурном столе. Так что Дебора оставляет мебель, которая не влезает в машину, в студии и направляется в дом своего детства. Владелец квартиры, разумеется, не вернет ей задаток.
Прежде чем начать распаковывать вещи, Дебора поджигает связку шалфея и заряжает свое намерение занять дом позитивом. Она начинает с кухни, затем дымит в гостиной и выносит горящий пучок на крыльцо, пытаясь избавиться не от флюидов Хелен, а от ауры ссор, которые происходили в этом доме. Очистив энергетику на первом этаже, она окуривает три спальни на втором и усаживается в столовой раскладывать карты Таро. Только когда ей выпадает шестерка Жезлов, Звезда и Рыцарь мечей, все прямые, она готова вселяться.
Дебора выгружает кухонную утварь в ящики и на полки шкафов и ставит кресло-качалку в гостиной, но одежду убрать некуда. Дебора уже решила, что разместится в комнате Хелен — самой большой и светлой, — однако шкаф и комод там забиты материнским барахлом. Шалфей изгнал из дома энергетический осадок их ссор, но сшитые Хелен платья так и висят на своих местах.
Она звонит Бек и предлагает как-нибудь поужинать вместе.
— Ну пожалуйста, — умоляет она, когда Бек колеблется, — мне одной тоскливо.
Как бы Бек ни истолковала отчаянную просьбу Деборы, она обещает заглянуть в начале следующей недели.
Приехав, Бек не может скрыть изумления перед тем, как Дебора изменила бабушкино жилище. Дом на Эджхилл-роуд никогда не менялся. Улица застраивалась в тысяча девятьсот двадцатых годах, стена к стене, зданиями в тюдоровском стиле с каменными колоннами и кирпичными фасадами, оштукатуренными вторыми этажами и двускатными крышами. Хелен растила Дебору во второй спальне, которая позже, когда Миллеры после ухода отца жили с бабушкой, стала комнатой Бек и Эшли. Джейку пришлось ютиться в швейной мастерской Хелен, где женщины с Мэйн-Лайн вставали на ящик, чтобы Хелен могла измерить необходимую длину платьев. Джейка раздражала необходимость делить комнату со всей этой тафтой. Он ненавидел, что каждое утро нужно скручивать матрас — вечное напоминание о том, что комната, где он спал, ему не принадлежит. Когда Эшли уехала в колледж, Джейк подкупил Бек, предложив махнуться с ним комнатами, за что пообещал научить ее водить машину и брать с собой на вечеринки старшеклассников. Но ради этого Бек не стала бы меняться. Ей нравились тени, которые бросали на стены кружева, перечный запах свежеотрезанной ткани, цветные нитки, которые всегда приставали к ее джемперам. Она совершенно не возражала против того, чтобы сворачивать по утрам матрас, и знала, что, если обстоятельства изменятся, она легко может переехать.
Теперь прежде кремовые стены перекрашены в яркие цвета. Естественные ароматы цветочного парфюма и сигарет погребены под резкими запахами карри, острого перца и шалфея.
— Я немного добавила красок, — признается Дебора, заметив, что Бек с удивлением разглядывает сине-зеленые стены гостиной.
Бек оборачивается к матери, готовая накинуться на нее, но Дебора заметно нервничает, страстно желая получить одобрение дочери. Переезд сюда, видимо, дался ей труднее, чем полагает Бек.
Поэтому дочь подавляет желание сказать матери, что она испортила их дом, и вместо этого произносит:
— Превосходно.
Дебора с явным облегчением вздыхает.
После ужина Бек идет следом за матерью по коридору с персиковыми стенами в бабушкину комнату — она теперь мятного цвета и завалена горами материнской одежды. Дверь стенного шкафа закрыта, и Бек понимает, что Дебора его еще толком не открывала.
Этот шкаф — единственный уголок в доме, который все еще хранит запах Хелен. В тесном помещении без окон запахи нафталина, сигарет и цветочного парфюма усилились. Вешалки ломятся от ярких брючных костюмов, шерстяных брюк, блузок с глухими воротниками. На верхней полке аккуратно составлены одна на другую картонные коробки. Внизу стоит ряд бежевой ортопедической обуви.
Мать с дочерью начинают с одежды, раскладывая ее на две кучи: одна — оставить, другая — отдать. Поначалу все предметы идут в первую, но что делать с клетчатыми брюками, которые шила Хелен, шелковыми блузами, шерстяными пиджаками, давно вышедшими из моды?
— Давай сложим это все в коробки и уберем в шкаф в гостевой комнате, — предлагает Бек.
Другое дело — обувь. Хелен не владела ремеслом сапожника. Все туфли они быстро складывают в мешок и присоединяют к куче для раздачи нуждающимся.
— А что в тех коробках? — Бек указывает на полку над перекладиной с пустыми плечиками.
Дебора пожимает плечами и берет одну коробку. Она заполнена бухгалтерскими книгами, относящимися к временам, когда Бек еще не родилась, с условными обозначениями услуг, которые она может разобрать только частично. «ПЛ», видимо, означает «платье», но что такое «МК»? Все цены удивительно низкие для одежды, сшитой по индивидуальному заказу, даже для 1962 года.
— Так вот почему мы ели мясо не чаще раза в неделю, — бормочет Дебора, листая журналы.
