Более восьмисот лет князь скитался по миру, ища человека с такой же аурой, что и у него. За это время он стал свидетелем бесчисленных войн и раз и навсегда убедился в жестокости людей, которые придумывали, как развивать технологии, но даже не считали важным развивать свои души. Росли прогресс и численность людей, а с ними и их желания. Войны велись все чаще, а оружие становилось все страшнее. И все это происходило на глазах князя.

Столетие за столетием его душа черствела и в какой-то момент князь понял, что ему ни капли не будет жалко убить обладателя такой же серебристой души.

В Рязанскую губернию князь ехал по делам. Вампиры в местной управе судачили о избалованных, глупых и надменных дочерях одного богатого барина, что жил недалеко от города, и это заинтересовало князя, который частенько делал вид, что ищет себе жену и поэтому наводит знакомства со знатью по всему миру.

Князь уже давно потерял надежду найти человека с серебристой аурой, но в барском доме его ждал настоящий подарок судьбы в лице маленькой меня.

Изначально он не планировал демонстрировать мне приобретенную с годами жестокость, однако мысль, что мы оба можем привязаться друг к другу, заставила князя поступить иначе. В конце концов, мало кто в этом мире предпочтет душевное тепло достатку и высокому положению.

Князь наивно полагал, что, если растить меня как настоящую знатную барышню, то к моему восемнадцатилетние моя аура должна засиять, и тогда он без сожаления выпьет всю мою кровь, выйдет на солнце и обретет долгожданный покой.

Его план работал до тех пор, пока я не заболела воспалением легких после его наказания. Князь прибыл в Калужскую губернию почти на рассвете. Экипаж привез его к дому главы вампирской управы, где круглолицый мужчина с редкими волосами и грустными серыми глазами вручил князю скрученную в маленькую трубочку бумагу.

— Только что прилетел голубь от ваших, — пояснил он.

В письме говорилось, что я сильно заболела и, возможно, умру. Узнав об этом, князь пошатнулся и привалился плечом к стене. Поразмыслил несколько мгновений и, сунув письмо в карман черного пальто, развернулся и вышел за порог дома.

— Ты куда? — окликнул его хозяин дома, высунувшись на улицу, где завывала метель.

— Обратно, — не оборачиваясь бросил князь.

— Близится рассвет!

Князь подошел к своему экипажу и, обернувшись к хозяину дома, стукнул по черной карете набалдашником трости.

— У меня есть плотные шторы.

В Тулу он вернулся днем. Выскочил из экипажа и, прикрывая лицо руками в перчатках, быстро залетел в дом.

В бреду я и правда слышала голос князя. Он почти всегда был рядом, держал меня за руку, протирал мои руки, шею и лицо смоченным в холодной воде платком. Он заботился обо мне и молил небеса не забирать мою жизнь, а когда я пошла на поправку, уехал в Калугу, попросив перед этим Данияра не говорить мне, что он был здесь.

С того самого момента заледеневшее сердце князя начало оттаивать. Он поклялся самому себе, что больше никогда не причинит мне и малейшего вреда. Не из-за того, что я — его последняя надежда на желанное упокоение, а потому что мысль, что я снова буду лежать в бреду на грани жизни и смерти, до чертиков пугала его.

Чувствуя, как день ото дня крепнет его ко мне привязанность, князь решил, что хотя бы меня он убережет от этого, поэтому продолжал успешно играть роль бесчувственного злодея. Все мои обвинения в его адрес он безоговорочно принимал без всяких оправданий, делая себя настоящим монстром в моих глазах.

Я не замечала, что он частенько искоса наблюдал за мной и искренне посмеивался над моими ошибками, когда никто этого не видел.

Я не знала, что заключенные в подвале вампирской управы люди, чью кровь пьют вампиры, — это жестокие убийцы, от рук которых погибло бесчисленное количество невинных людей.

Я и представить не могла, как поразил его мой образ в голубом платье в день моего восемнадцатилетния.

Сколького же я не замечала за князем? Сколько он скрывал от меня, пряча под маской жестокости и безразличия? Частые визиты к моей матери и постоянная финансовая поддержка. Слеза, что скатилась по бледному лицу князя, когда он вырвал сердце из груди Алексея Терехова. Беспокойство после жутких событий моего дня рождения, постоянные допросы Лиззи о моем самочувствии и о том, чего я хочу.

Подслушанный мной разговор князя с Генрихом о том, что я ему больше не нужна, оказывается имел продолжение. Обидевшись, я убежала к себе, так и не узнав, для чего именно я больше не нужна князю. Тогда он признался Генриху, что внезапно увидел во мне женщину. Его сердце, что целых восемьсот лет едва билось, вдруг стало в несколько раз быстрее.

— Мне захотелось растерзать Игната за то, что он нечаянно задел Софью плечом, а ты говоришь выпить ее кровь до последней капли. Да я лучше сам сгорю в адском пламени и стану неприкаянным духом, — поделился князь своими чувствами с Генрихом.

— Вот уж ты попал, так попал! — усмехнулся англичанин, глядя на князя со смесью удивления и восхищения.

— Да, я попал, — усмехнулся князь, откинувшись на высокую спинку своего любимого кресла.

Следующим воспоминанием стал наш с князем разговор о Диме. В момент, когда я начала громко кричать, воспоминания подернулись белой пеленой. Звук начал медленно затихать, и вскоре я уже ничего не видела и не слышала. На краткий миг воцарилась темнота, а затем я вспомнила событие на кладбище и резко открыла глаза.

Я лежала в своей постели, заботливо укрытая одеялом. Окна были плотно зашторены, но по небольшой щели я поняла, что на улице темно.

— Князь… — пробормотала я, вспомнив о его страшных ранах.

Откинув одеяло, я резко поднялась на ноги и босиком выбежала из своей комнаты. Глова сразу же начала кружиться, а слабое тело то и дело теряло ориентацию, но я не обращала на это внимание и упрямо спешила к спальне князя.

Схватившись за ручку, я толкнула дверь и ввалилась внутрь, ожидая увидеть князя лежащим в постели в бессознательном состоянии. Однако он стоял посреди комнаты со свечей в руках и удивленно взирал на меня.

— Софья? — хрипло произнес он. — Тебе нельзя вставать…

— Ты цел? Как твои раны? — Я кинулась к князю и принялась рассматривать его руки, плечи и грудь, скрытую под черной рубахой.

— Раны затянулись, все хорошо, — сказал он, все глядя на меня со смесью удивления и растерянности.

Прикоснуться к нему мне не хватало смелости, поэтому, еще раз осмотрев князя, я решила поверить ему на слово.

— Значит, моя кровь помогла, — заключила я с облегчением.

Князь, наконец, пришел в себя после моего внезапного появления. Он поставил свечу на письменный стол и закатал рукава на рубашке, демонстрируя мне свои красивые сильные руки, которые на моих глазах зубами и когтями раздирал волк.

— В полной мере. Ни ран, ни шрамов.

Я довольно улыбнулась. Глова вдруг закружилась еще сильнее, а в ушах зазвенело. Мои ослабленные ноги подкосились, и я упала бы на пол, если бы князь вовремя не подхватил меня и не поднял на руки так, словно я весила как семечко одуванчика.

— Где болит? — спросил он, обеспокоенно всматриваясь в мое лицо.

Несмотря на головокружение и слабость, происходящее страшно меня смутило. Князь крепко прижимал меня к себе, и я чувствовала биение его сердца, которое почти не отличалось от моего биения. А еще я остро ощущала запах князя — терпко-пряный, с древесными нотками.

— Голова, — пробормотала я, отведя смущенный взгляд в сторону.

— Это из-за потери силы, — заключил князь, осторожно опустив меня на свою постель, от которой еще сильнее пахло необычайно приятным терпко-пряным ароматом.

Возможно, моя голова уже кружилась не только от потери сил, но еще и от близости князя, его крепких рук, чарующего запаха, доброго взгляда, который в реальности я видела впервые.

Мой взгляд упал на перевязанное запястье. Рана совсем не болела, что было странно. Будто я вовсе не разрезала свою плоть острием броши.