— Это дневник того, кто здесь обитал… — Полистав клетчатые странички яркой тетради, Белла пришла к тому же выводу что и я.

— В конце июля, этот юнга, получается, отсюда на второй лодке уплыл… Интересно, почему не сразу? Ты же говорила, что на как раз новый год всё это началось? — Я обвёл пустую рубку рукой. — Тут-то, похоже, тоже…

— Наверное, ждал, пока все взрослые умерли… — Белла указала на ряд бутылок с надписями. И торопливо добавила. — Ну, то есть… Думал, может, они ещё поправятся. Подкармливал… Вон же они сколько все тут прожили, получается…

Самая поздняя дата на бутылках с прахом и правда совпадала с последней датой в тетрадочных записях.

— Получается, кому-то из команды ещё не было восемнадцати, да? — Заглядывая внутрь тетрадки через плечо, паренёк, наконец-то, тоже стал приходить к правильным выводам. — А так, разве, можно?

— В юго-восточной Азии, наверное, можно… — Белла перелистнула последнюю страницу и подхватил выпавший из дневника сложенный листок. — Хм… А тут, вроде, по-английски… Ну или типа того…

Текст на вырванной страничке и правда был далёк от грамотного. Хотя, одинаковой высоты буквы явно были написаны той же самой старательной рукой:

«HELLO, KHRAP:) PLIS NO TACH BOTLS, KHRAP. ITS MY PAPA EN BROZERS EN BADDIS. IF U VONT FUD EN DRINK U HEV ANDER STIRINVIIL, KHRAP.»

— «Стиринвиил»? — Рикардо первым одолел ломаный текст и торопливо заозирался по помещению. — Это где?

— Это под штурвалом. — Я, в свою очередь, первым дотянулся до открученной панели под рулевым колесом. И, убедившись в отсутствии ловушек, открыл тайник под всеобщее обозрение.

— Тунец!!!

— Кола!!!

Каждый из моих юных спутников, похоже, мгновенно заметил собственное любимое лакомство среди целой горы разноцветных банок и бутылочек. И уже через несколько минут торопливого знакомства с прочим содержимым заначки юного буддиста, небольшое помещение заполнили аппетитные хрумканье и чавканье.

Едва утолив голод, вымотанные за день подростки и не подумали о том, чтобы тратить остатки сил на куртуазные вечерние беседы. Сразу после торопливого ужина, оба тут же начали заметно клевать носом.

— Надо… Ы-ы-а-В! — Белла заразительно зевнула во весь рот и продолжила слабую попытку подъёма с разложенного на полу спальника. — Надо какую-нибудь сигнализацию, что ли, поставить… — Немного осовело глянув на пустые консервные банки, она опять остановилась на полпути. — Я сейчас чё-нить придумаю…

— Уже придумал. Отдыхайте. — Остановив её взмахом руки, я сгрёб банки в кучу и шагнул с ними наружу.

— Рик… Я потом тоже там… Помогу… Ещё… Спасибо…

Окончания фразы было уже не разобрать. Тихонько притворив толстую дверь, я остался один на один с вечерним заливом.

Кроме промозглого сквозняка всё внимание здесь сразу переключалось ещё и на его душноватый запах. Наверное, я всё-таки вырос не на побережье, раз сочетание водорослей и повышенной влажности кажется таким необычным. Получается, что можно исключить уже довольно приличный участок суши… И Ленинградская область, стало быть, мне тоже не дом родной… Откуда же меня тогда сюда занесло?

Далеко внизу скрип невидимых в темноте «крабов» полностью заглушал поднявшийся прибой. Тяжёлые волны колотили в металлический борт с гулким плеском, который было почти не слышно в рубке. Но здесь снаружи это резкое и не ритмичное бултыхание постоянно вызывало желание оглянуться. Тем более, что ночь обещала быть тёмной — зарево заката едва пробивалось сквозь плотные тучи, а с востока на нас опускалась сплошная беззвёздная тьма.

Наскоро успокоив свою паранойю растяжками, сооружёнными из скотча и пустых банок, я убедился в том, что заделал ими все отпиленные подъёмы. Теперь, даже если кто-то из ползающих тварей сможет сюда как-то дотянуться — мы это услышим. И, тем более, если ночью сюда всё-таки кто-то пожалует с берега.

Но, не смотря на спешку, когда я вернулся в рубку, оба подростка уже медленно и глубоко посапывали.

Однако бдительная девчонка всё-таки легонько вздрогнула, когда я чуть скрипнул запорным механизмом:

— Рик? — Похоже, она потянулась в карман за ножиком.

— Я. Расслабься уже.

— Рик… — Белла Снова сунула тонкий подбородок под спальник. — Мы тебе тут оставили местечко с края…

— Крайнее местечко?

— Ну уж точно не последнее… — Улыбнувшись глазами, девчонка подавила зевок и сонно почмокала. — Там снаружи ничего нового, надеюсь?

— И даже никого. Спи.

Ответом было согласное молчание, которое сменилось глубоким сонным дыханием ещё до того, как я осторожно прилёг рядом. Подложив руки под голову, я с вытянул отваливающиеся ноги. Надо бы пока прикинуть, что обыскать тут при свете дня в первую очередь…

— Белла! Рик!

Когда я не без труда разлепил один глаз, в лицо ударил свет фонарика Рикардо. И это определённо был его голос…

— Проснитесь! — Чёрная рука паренька настойчиво потрясла меня за плечо. А разве я уже уснул?

— Ты чего? — Белла недовольно засопела, растирая глаза кулаками. — Кошмар, что ли?

— Да не! — Паренёк убрал фонарик, подсел поближе и оглянулся на входную дверь. — Я тут это… Ну… В туалет в общем, ходил… — Он снова завертелся и в итоге указал в сторону ближнего берега. — Туда вот… То есть, в ту сторону… Ну что б подальше…

— Да понятно, понятно… — Снова заворчала девчонка, закончив с глазами. — Мы-то тут при чём?

— Там ничего не видно! На берегу, то есть… — Вытаращенные глаза чернокожего паренька светились в темноте не хуже фонарика. — Но я, кажется, что-то услышал…

— Что? — Я приподнялся и глянул за окна. О

т заката снаружи, и правда, уже ни следа.

— Там… — Рикардо стеснительно втянул голову в плечи и снова указал в сторону берега. — Там, по-моему, кто-то поёт…

— Поёт⁈

— Ага. — Паренёк бесхитростно похлопал ресницами. — И, вроде, хором…

Кромешная тьма над мостом отличалась от темноты над водной гладью лишь отсутствием чуть слышного плеска мелких волн. Но почти перед самым проломом странный призрачный свет выхватывал у ночи небольшой кусок широкого сооружения. Именно в районе этого тусклого сияния к водному плеску добавлялась жутковатая многоголосица.

Низкие и, вдобавок, какие-то дребезжащие голоса время от времени перемежались странным присвистом, непохожим ни на один знакомый мне духовой инструмент. Казалось, такое сочетание никак не могло исходить из человеческих глоток. Но, едва я тоже расслышал эти звуки сквозь волны и ветер, память тут же подсказала мне, что человек способен и не на такое исполнение. А перед мысленным взором всплыл короткий, но достаточно информативный текст о культурных традициях коренных народов Сибири. Раздел о множестве стилей горлового пения.

— Ну и где тут хор? — Белла ещё раз протёрла глаза, подобравшись к краю решётчатой площадки справа от меня. — Нет же никого!

— Я не говорил, что тут хор! — Рикардо недовольно засопел, осторожно примостившись по левую руку. — Я говорил, что тут хором поют!

Низкие трескучие перекаты в очередной раз резко взлетели вверх, зазвенев, словно какая-то инопланетная флейта. И я снова засомневался в человеческом происхождении этих звуков.

— Это песня по-твоему? — Настроение девчонки, похоже, сильно зависело от того, в какой фазе сна её разбудили. Но ворчать она продолжила уже вполголоса, тоже внимательно вглядываясь в голубоватое свечение. — Жоры какие-то на луну воют… Ни разу не слышал, что ли?

— Этот стон у нас песней зовётся… — Память услужливо подсказала подходящую по случаю цитату из русской классики. Настолько классической, что знать произведение и автора, видимо, считалось необязательным. Наверное, именно так некоторые произведения обретают статус «народных».

— Чего? Какой стон?

Похоже, что этот раздел отечественной литературы мои юные спутники пройти ещё не успели. И, судя по тому, что на дворе уже пятое сентября, а они и не на занятиях — уже и не пройдут. Даже если у тех самых выживших подводников, которых постоянно упоминает Белла, есть цель восстановления системы массового обучения — вряд ли они сейчас будут преподавать своим «питонам» поэзию XIX века. Если уж что-то и заимствовать из того столетия в современные реалии, то, разве что, линейную тактику и штыковой бой.