Домой Шеймов вернулся после тщательной проверки — ничего подозрительного он не заметил.

На следующей встрече он передал американцам некоторую информацию, однако ключевые данные обещал дать только в Вашингтоне: боялся, что ЦРУ обманет его и попытается заставить работать в Москве.

Вскоре Миша сообщил, что руководство пошло на организацию побега, Шеймов передал ему фотографии для документов и размеры одежды.

Как осуществить задуманное? Вылететь из Шереметьево всем троим (бежать всем вместе — главное условие Шеймова) по фальшивым заграничным паспортам было опасно: в аэропорту могли оказаться сотрудники КГБ, знавшие его в лицо, поэтому остановились на железной дороге.

Вариант «гибели» семьи во время прогулки на лодке отпал — на это требовалось дополнительное время, и ЦРУ не хотело усложнять и без того громоздкую операцию.

Хитроумному Шеймову уже давно пришла в голову мысль не оставлять никаких следов побега, навести на возможную гибель всей семьи — это исключило бы преследования их родителей со стороны КГБ и, главное, не вынудило бы начальство сразу же предпринять решительные меры по замене или модификации всего того, что было ему известно.

Готовиться начали заблаговременно: Ольга сразу же достала некоторые вещи с антресолей, чтобы не делать этого накануне побега: антресоли должны остаться пыльными. Хотелось захватить и семейные альбомы, и вещи, любимые с детства, но Шеймов был непреклонен: ничто не должно указывать на подготовку к отъезду, семейные фото пришлось переснять.

Но как же родители? Они умрут от горя! Но в планы посвящать их нельзя: отец — убежденный коммунист, он ничего не поймет, а мать… жалко мать.

В день своего рождения он заехал к родителям, как бы между прочим сказал: «Мама, не верь, если услышишь, что я погиб. Не верь, пока не увидишь мой труп!»

Мать очень удивилась, видимо, решила, что у него что-то с головой. «Отцу ни слова и о нашем разговоре забудь!» — добавил он.

Началась подготовка к бегству, решено было проводить операцию в пятницу (на работе не хватятся до понедельника), Ольга купила билеты в купе на поезд Москва — Ужгород, отходивший в 20.30. В день побега ЦРУ якобы наметило несколько отвлекающих маневров для того, чтобы занять на-ружку КГБ.

Своему сослуживцу Шеймов как бы между прочим сказал, что уик-энд планирует провести на даче у своего школьного приятеля, которого недавно случайно встретил.

Точная дата побега пока сохраняется в тайне, но ясно, что это была первая половина 1980 года.

В 18.45 Шеймовы в последний раз присели на дорожку, до вокзала они добрались на такси.

В 20.35 поезд отошел от платформы, проводнику пришлось сунуть взятку, чтобы он никого не посадил на четвертое место. Добрались до Мукачева, где семья с небольшим багажом вышла и пересела на местный поезд до Ужгорода, там их ждала «Волга», дабы предотвратить случайности, пятилетней дочке дали снотворное, подмешанное в микстуру.

Детали дальнейшей переброски описаны мутно — вдруг пригодится на будущее? — но польскую и чехословацкую границы пересекли без всяких происшествий (легенды и документы были хорошо отработаны), в Чехословакии пересели на «мерседес» с западногерманскими номерами, снова сменили документы, далее — австрийская граница, конспиративная квартира в Вене, перелет на самолете в Нью-Йорк, а оттуда — в Вашингтон, в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли.

Тут окончательно проснулась дочка: «Папа, почему твой друг построил дачу так далеко от Москвы? Сколько можно ехать?»

Так закончилась эта эпопея. Виктор Шеймов активно включился в работу на ЦРУ и даже был награжден за свои заслуги высшей медалью, естественно, вся семья получила американское гражданство.

По его словам, он точно рассчитал психологию начальства: кому охота выдвигать версию, что он перебежал за границу, раздувать целое дело? За это в ЦК по головке не погладят, кое-кого снимут с работы.

Действительно, начался поиск по всей стране, было подозрение и на убийство, дотошные контрразведчики перевернули всю квартиру, опросили всех и вся, однако пока Шеймов не заявил о себе в 1990 году, окончательного заключения никто не выносил.

Хотя, по информации из наших контрразведывательных кругов, имелась и такая версия: вывоз семьи в специально изготовленном контейнере на личном самолете посла США. Так что вариант побега не исключали, не совсем уж лопухи.

Что касается рассказа Шеймова о побеге, то, по мнению тех же кругов, описанный им вояж через очень непрозрачные границы напоминает увеселительное путешествие и рассчитан на простаков. Ясно, что ЦРУ запретило раскрывать тайну, вывоз был организован в нарушение всех дипломатических правил, зачем же раскрывать методы работы и нарываться на запоздалые протесты?

В любом случае побег являлся беспрецедентным по дерзости в длинной веренице предательств сотрудников КГБ (в случае захвата ему грозила пуля, а семье — позорное существование), да и ЦРУ показало, что может ловить мышей.

В наши дни Шеймов продолжает вместе с американскими «ястребами» яростно и беззаветно биться с нашей страной, ибо, как он считает, коммунизм в России не умер и вообще это не столько идеология, сколько образ жизни и способ мышления, и очень надолго.

Весьма удобная формула — ведь ЦРУ и иже с ним по-прежнему нуждается в образе врага, а все мучительные демократические преобразования у нас можно полностью игнорировать, «холодная война» продолжается, спецслужбы на коне и, наверное, были бы счастливы, если бы к власти пришли анпи-ловцы или жириновцы — вот тогда можно было бы сорвать фиговые листки и развернуть работу на полную катушку!

Недавно крупный писатель США Норман Мейлер мудро заметил, что после фантастически неожиданного крушения СССР американские налогоплательщики поняли, как им втирали очки насчет «холодной войны».

Увы, но для части военно-промышленного комплекса (и у них, и у нас) такой ход мысли — лишь литературный вывих, ведь международная напряженность обеспечивает хорошие деньги, и прозревать никому не выгодно.

Дуся вошла в мировую историю 19 апреля 1954 года в городе Канберра, что в Австралии.

Волокли ее к самолету двое кагэбэшников-дипкурьеров с физиономиями, навеки ставшими затем эталонными для голливудских киноактеров, игравших хомо советикус из службы безопасности.

Туфелька соскочила с правой ноги, руки судорожно сжимают черную сумку, тоска в глазах, отчаяние на лице. Этот уникальный снимок обошел весь мир и вызвал настоящий фурор, ибо наглядно показывал, каким «вольным» воздухом дышит простой советский человек.

Правда, Дуся Петрова была не просто женщиной и человеком, но и капитаном МВД, и женой подполковника этой грозной организации, в то время после реорганизаций выполнявшей функции будущего КГБ.

А до этого была счастливая судьба счастливого поколения, которому Великая Октябрьская революция дала все.

Ее муж Владимир Петров родился в 1907 году в деревне Лариха в центральной Сибири, где многие годы жили и трудились его предки. Дуся происходила из деревни Липки Рязанской губернии, она была старше своего мужа на семь лет, оба, естественно, были крещены.

Их судьбы складывались почти одинаково: оба прошли через пионерские отряды и комсомол, а Владимир, пылая любовью к самому передовому гегемону, даже сменил свою фамилию на Пролетарский.

Правда, и Владимир, и Дуся были смущены репрессиями кулаков и середняков в своих деревнях, а затем политическими процессами, однако они верили товарищу Сталину, «как, может быть, не верили себе».

Отслужив на флоте в качестве шифровальщика, Владимир был взят на работу в ОГПУ.

Евдокия попала в органы еще в девятнадцать лет, частично благодаря тому, что ее папа работал шофером в транспортном отделе организации, сначала она трудилась в шифровальной службе, затем ее перевели в иностранный отдел.

«Я делала то, что в то время казалось совершенно ясным и нормальным, — напишет она потом, — для меня ОГПУ была организацией, созданной Лениным для защиты революции от ее политических противников».