Раздавая арабам щедрые посулы, Лоуренс иногда внутренне содрогался: он прекрасно знал настроения британской политической элиты, которая и не собиралась давать арабам независимость: какая независимость для этих дикарей? Лоуренсу тогда становилось стыдно за себя, его начинала мучить совесть, он не знал, как будет смотреть в глаза своим арабским друзьям — законы чести блюлись ими свято.

По окончании войны начинается вторая жизнь полковника Лоуренса, еще более загадочная и необъяснимая: поработав немного в министерстве колоний, которым ведал молодой и энергичный Черчилль, он уходит в отставку, исчезает из лондонских салонов, избегает прессы, он словно бежит в монастырь от людских глаз…

И вдруг совершенно непонятное: прославленный национальный герой под чужой фамилией поступает по контракту на службу в Королевские воздушные силы в качестве рядового техника по обслуживанию самолетов. Одни объясняли этот странный поступок умопомрачением полковника, у которого произошел душевный надлом, другие видели в действиях Лоуренса хитроумные происки британской разведки, нашедшей оригинальную «крышу» для своего фаворита.

Эти подозрения стали роковыми для Лоуренса: вездесущая пресса пронюхала о его новой работе под чужим именем — все это прозвучало как колоссальная сенсация, — министерство авиации вздрогнуло и выперло Лоуренса в танковые войска; тут он снова сменил фамилию и тихо служил на базе в глухомани близ Дорсета, где решил обосноваться на старости лет и построил коттедж. Сослуживцы замечали в нем много странностей: однажды он выбросил на помойку чемодан капрала, плохо обращавшегося с солдатами, за это на несколько дней был подвергнут домашнему аресту. Удивлял вообще сам факт присутствия арабиста-интеллектуала, к тому же полковника в отставке, на неквалифицированной работе.

В Дорсете Лоуренс пристрастился к мотоциклу, он любил бешеную скорость, и часто его мотоцикл гремел по глухим улочкам городка.

В танковых войсках любитель скоростей скучал и благодаря связям вновь устроился в авиацию под чужой фамилией, в 1926 году начальство имело глупость направить его на авиабазу в Индию, рядом с границей Афганистана — снова проклятая пресса! Как же, знаменитый разведчик в такой стратегически чувствительной точке! Тут и советские газеты подбросили дров в костер, написав, что агент британского империализма активно занимается шпионажем и плетет заговоры против Советской России, а афганское правительство даже издало приказ расстрелять Лоуренса на месте в случае появления на территории Афганистана.

Вся эта шумиха напугала и англичан, и индийцев. Лоуренса срочно возвратили в Лондон; там все бурлило, и его косточки перемывали в парламенте, ему посвящали демонстрации протеста друзья Советской России, а британские коммунисты в лучших традициях нового строящегося мира сожгли его чучело на митинге.

Затюканного полковника определили сначала на базу в Плимуте, а затем в Саутхемптоне, ему запретили выезжать за границу и даже общаться с «большими людьми», которых он знал, прежде всего с Черчиллем. Наконец в 1934 году начальство вздохнуло с облегчением: контракт Лоуренса истек, он ушел из авиации (последнее время он был поглощен созданием скоростных мотоботов для самолетов-амфибий и попутно переводил на английский «Одиссею») и поселился в Дорсете, иногда выезжая в Лондон и по-прежнему гоняя на мотоцикле.

Странный, неразгаданный человек. Бесспорно, национальный герой. Но что произошло с ним? Почему такой резкий разрыв с разведкой? А был ли это разрыв? Неужели действительно угрызения совести побудили его все бросить и покаяться таким необычным способом?

Многие современники воздавали хвалу его уму, мужеству и воле, но другие считали его выскочкой, привыкшим к славе. Так актер, гениально сыгравший одну роль, поднятый на щит публикой, но не сумевший повторить успех, вынужден уйти в тень, мучимый тоской по прошлому. А кое-кто считал Лоуренса просто психопатом, даже шизофреником, изрядно подорвавшим свое здоровье в аравийской пустыне, или типичным интеллигентом-писателем, который, подобно Шелли или Бодлеру, всю жизнь страдал из-за собственных неврозов.

В 1935-м, через год после отставки, Лоуренс, влюбленный в скорость, потерпел аварию в районе провинциального Дорсета, где по пальцам можно было пересчитать и людей, и мотоциклы. Война пощадила его, но глупый случай оказался роковым: прославленный разведчик погиб. Ему было 47 лет.

Если взять различные шпионские триллеры и присовокупить к ним мемуары различных деятелей секретных служб, то получится огромный и довольно однообразный Монблан. Однако и в нем можно разыскать множество жемчужных зерен и правдивых зарисовок, бросающих совершенно неожиданный свет на рыцарей плаща и кинжала и их работу. Часто не удержаться от хохота и от слез умиления. Ниже приводятся цитаты из различных шпионских шедевров, я только позволил себе поставить свои заголовки.

«Чтобы агенту как-то расслабиться, ему необходимо иметь какое-нибудь хобби. Мы, русские, особенно любим работу на земле, и многие из наших сотрудников становились страстными садоводами. Они любовно ухаживают за растениями на маленьких участках вокруг дач. Или же проводят свободные часы, ремонтируя и украшая свои квартиры, часто без особой нужды».

«Однажды после встречи с Берджессом чемодан Крешина неожиданно раскрылся и оттуда по всему полу бара рассыпались сверхсекретные документы и телеграммы министерства иностранных дел. Крешин, ругаясь, как извозчик, бросился их собирать. Ему любезно помог один молодой англичанин».

«В купе вместе с нами ехала почтенная итальянская пара — люди респектабельные и с виду богатые. Наступило время ланча. Мы оживились и попытались разобраться в меню. Ничего не поняв, наугад ткнули пальцем на одно, другое блюдо и стали ждать. Официант принес еду, и мы с отменным аппетитом за нее принялись. Когда на моей тарелке оставался последний кусочек, я заметил, что наши попутчики к своей еде не притронулись. Они сидели молча, опустив глаза, с застывшими лицами. Когда официант пришел, чтобы убрать со стола, я понял, что случилось. Он поставил перед нами блюда, заказанные итальянцами, а их вынудил довольствоваться нашим меню. Поняв, что мы русские, итальянские попутчики предпочли не исправлять ошибку официанта. Интересно почему?»

«Однажды Зарубину пришлось ждать меня до трех часов ночи. Когда я осторожно пробирался в свою рабочую комнату, он услышал и, торопливо миновав коридор, вбежал ко мне: в лице его не было ни кровинки. Я уверил посла, что все прошло благополучно. Он облегченно вздохнул и даже прослезился, обнимая меня. Я немного смутился, а затем едва не рассмеялся. Этот всегда безупречно одетый дипломат, чьи рубашки были белее снега, на ком не увидишь ни пылинки, а волосок всегда причесан к волоску, забыл второпях надеть зубной протез».

«Когда Кэрнкросс работал с Милсвзсрсвым, они совершенно не соблюдали самых элементарных правил безопасности. Ну, например, встречались в барах и передавали документы через залитый пивом столик, что было откровенным безумием».

«Потом я попытался ему деликатно объяснить, как следует себя вести, если нас вдруг остановят полиция или сотрудники контрразведки МИ-5 и станут задавать какие-то вопросы. Однако Гай звонко рассмеялся и, глядя мне прямо в глаза, сказал:

— У меня есть идея получше. Вы — симпатичный молодой человек, а все в Лондоне знают, что я — большой охотник до хорошеньких мальчиков. Просто скажем им, что мы — любовники и ищем кроватку.