Холмс пожалел, что затеял этот разговор, а директор напоследок пошутил:

— А вдруг еще остались наивные люди, которые искренне верят, что на Западе очень хорошо? Вдруг Гусятников таков?

— Такое впечатление, что вам Запад опротивел и вы только и ждете случая уйти на Восток, — несколько грубовато заметил раздраженный Холмс.

— Честно говоря, иногда хочется убежать из этого бардака и забраться куда-нибудь в хижину, — бесхитростно заявил директор. — Эх, если бы сбросить десяток лет, можно было бы прихватить и молодую девку! — добавил он (странно, что не нацепил при этом техасскую шляпу). — Ну, пойдем, поковыряемся в загадках славянской души.

Юмор бензоколонщика претил Холмсу, но он пару раз улыбшулся из уважения к президенту, которому не повезло с другом. Они закончили трапезу и двинулись в кабинет директора, где в приемной их уже ожидали Евгений Гусятников и Уэст. В кабинете все удобно расположились в креслах вокруг кофейного столика, отделанного цветной керамикой. Запевал директор, в основном на оптимистические темы славной погодки, состояния и настроения, затем бразды правления по разработанному сценарию принял на себя профессионал Холмс.

— Господин Гусятников, я хотел бы, чтобы вы правильно нас поняли, — начал он как можно мягче. — Мы с вами профессионалы, поэтому поставьте себя на наше место. Что бы вас волновало в первую очередь?

— Естественно, не заслан ли я специально КГБ…

Все засмеялись. Заговорили о демократии. Гусятников рассказал близкий сердцу анекдот: американец и гражданин СССР спорят, где больше свободы. «Конечно, в США! Я могу выйти к Белому дому и прокричать: «Долой президента Рейгана!» И ничего мне за это не будет!» — горячится американец. «Чем ты отличаешься от меня? — ворчит совок. — Я тоже могу выбежать на Красную площадь и прокричать: «Долой президента Рейгана!» Еще посмеялись, но смех как-то внезапно оборвался, директор, спасая положение, разлил в чашки кофе и поднял свои непрофессиональные глаза на заместителя.

— Отличный анекдот, — отозвался Холмс. — И что бы вы предприняли?

Евгений улыбнулся и снисходительно взглянул на Холмса, давая понять, что, по всей видимости, в ЦРУ работают полные олухи, иначе зачем этот вопрос? Будто бы никто не знает, что проверки, тесты и прочая белиберда ничего не значат по сравнению с главным.

— Напрасно вы думаете, что я пришел с пустыми руками. Я отлично понимал, что в подтверждение своей искренности должен буду передать вам серьезные секреты.

Конечно, в ЦРУ трудились не дураки, и даже такой дилетант, как директор, прекрасно знал, что степень искренности перебежчика устанавливается по выданным секретам. Но только каким именно секретам? Состав резидентур? Он и так почти вычислен. Архивные агенты? Это для прессы и историков. Информация о политбюро? Интересно, даже очень интересно, но политические сведения всегда подвержены изменениям. Кровь разведки — агентура, надежность предателя — это выданная им агентура.

Все с интересом следили за каждым словом и даже жестом Гусятникова, Уэст от напряжения вцепился в ручки кресла — ведь он не поверил заверениям Руслановского, он был убежден, что его дело пролистали многие руки, в том числе и проклятого перебежчика, явившегося словно снег на голову. А вдруг нет? Вдруг Руслановский не соврал? Боже, молился мысленно Оливер Уэст, Боже, спаси, Боже, я вечно буду славить тебя, я не сделаю больше ничего дурного. Я пожертвую все деньги, полученные от КГБ, в пользу церкви, прямо завтра, если ничего не случится, отправлю двести тысяч, нет, сто тысяч, двести слишком много, двести выглядит подозрительно, пойду в банк и выпишу чек, нет, несколько чеков по десять тысяч (не слишком ли много?). Боже, спаси, пойду прямо в протестантскую церковь Святого Георга и вручу чек священнику… А вдруг он присвоит деньги себе? Разбросать несколько пачек долларов по разным кафедралам Вашингтона, а лучше для конспирации и в Нью-Йорке, везде есть специальные урны для приношений, что-то дойдет и до Бога…

— Полгода назад, — продолжал Гусятников как ни в чем не бывало, — вы уволили из русского отдела молодого сотрудника Гарри Моргана, который готовился к поездке в Москву. Причина — злоупотребление наркотиками. Так вот: он связался с КГБ в Вене и начал за деньги передавать информацию.

— Боже мой! — вздохнул Уэст совершенно искренне. — Теперь все ясно.

Все было ясно, но не совсем. Гарри действительно работал у Уэста, он знал о Нефедове из научно-технической разведки, даже вел одно время его досье, но понятия не имел ни о генерале, ни о Соколянском, это точно.

— Теперь все ясно, — повторил он, ибо понял, что в его собственных интересах исходить из того, что Морган пошуровал во всех углах русского отдела.

— Это еще не все, — сказал Гусятников. — В вашей шифровальной службе работает Моника Дейл. Она скоро собирается на пенсию. Уже три года она сотрудничает с КГБ.

Наступил шок: проникнуть в эту святая святых… Боже, ведь там не только секреты ЦРУ, но и других ведомств, и всего разведывательного сообщества, и агентства национальной безопасности, и Пентагона, и лично президента.

— Имели ли эти люди доступ к информации о нашей агентуре в Москве? — включился в профессиональную беседу взволнованный директор.

— Это надо проверить по агентурным делам. Но даже если прямого доступа не было, это не исключает, что они могли знать об агентуре косвенным образом… например, из разговоров между сотрудниками, — тонким психологом был Маша и живо понял, где собака зарыта.

— Я думаю, дело носит чрезвычайный характер, требует экстренных мер и нам надо посовещаться. Благодарю вас за ценную информацию, господин Гусятников! — директор встал и торжественно пожал руку бывшего кагэбиста, словно только что приколол ему на грудь высокую награду. Гусятников и Уэст встали и вышли из кабинета, там к перебежчику присоединились нижестоящие чины, с которыми он и возвратился в свой лесной дом отдыха.

— Соедините меня с директором ФБР. Вот видите, профессионалы не всегда оказываются правы! (Это он Холмсу.) Хэллоу, Боб (это уже в телефонную трубку), как поживаете? У нас неприятное дело: двое сотрудников работают на КГБ. Я сейчас же направляю досье на них курьером и прошу взять их в оборот, собрать улики и добиться ареста.

— Я вам глубоко сочувствую, но это потребует времени, — со скрытой радостью ответствовал директор ФБР, по традиции не выносивший ЦРУ и считавший его сотрудников белоперчаточниками, сидящими на хребте у налогоплательщиков. — Огромное спасибо, мы немедленно примем меры и завтра же обговорим дальнейшие действия перед совещанием у президента.

Боб действовал, как обещал, быстро и энергично. В прибывшие досье тут же вцепились двое следователей из когорты неутомимых, которые пошли по следу, как гончие. Поставили под полный контроль разгуливавших на свободе преступников, правда, без всяких результатов. Но что делать? Специально созданная рабочая группа ФБР и ЦРУ в порядке исключения предложила задержать Моргана по подозрению в торговле наркотиками (кое-какие нарушения были зафиксированы в деле, собственно, за это его и выперли) и основательно допросить. Если расколется — хорошо. В любом случае на суде в качестве свидетеля можно было бы выставить Гусятникова, предварительно дав ему политическое убежище и даже американское гражданство — лучший подарок для беглеца. Аналогичный вариант предлагалось осуществить в отношении Моники Дейл, о букве закона особенно не заботились — ведь на карте стояла национальная безопасность страны, а не какие-нибудь хлипкие человеческие жизни. Интересы Соединенных Штатов Америки священны и должны охраняться любыми средствами, желательно (но не обязательно) под демократическим соусом.

Моргана арестовали прямо на улице, взяли за шкирку (работали четверо) и буквально внесли в автомобиль, он и пикнуть не успел, а когда раскрыл рот и увидел у носа жетоны ФБР, неожиданно залил сиденье, причем жидкость оказалась чрезвычайно вонючей, и одного из фэбээровцев вытошнило. Допрашивали его предельно грубо, словно матерого преступника (а кем еще он был?), разворошившего все секреты ЦРУ, однако не учли, что многие наркоманы (а он не только подторговывал) склонны к истерикам и совсем не так затормо-женны, как их рисуют. К тому же Морган вобрал в себя и обидчивость, и тщеславие, и болезненное самолюбие, все это перло из него, как лава из вулкана, и в конце концов следователи пришли к выводу, что взяли чистой тъоды психопата, от которого проку, как от козла молока, а неприятностей — горы. Посему порешили временно выпустить его, сохранить плотную слежку и посмотреть, попытается ли он искать связи с русскими.