В силу необходимости ему пришлось в конце концов выйти из крепости и склониться во прахе в благороднейшей ставке [эмира Тимура]. В воскресенье восемнадцатого мухаррама, соответствующего четвертому числу месяца урдибихишта 782 года[28], [Гийасаддин] сдал крепость слугам его величества. А вслед за этим оказались покоренными и сдавшимися и все города Хорасана, [в том числе] и недоступные крепости, твердыни которых /22/ возвышались подобно высоким неприступным и непоколебимым горам, а окружавшие их рвы казались широчайшим и беспредельным океаном. [Они были укреплены], как крепости Бавард и Туршиш. Когда [Тимур] привел в порядок дела и интересы сих областей посредством своего светлого ума и кровожадного меча, он при неусыпном счастье и незыблемом благополучии вернулся в местопребывание своего царственного трона [Самарканд].

Хакан лика земли после этих славных побед прибыл для отдохновения в столицу Самарканд, чтобы дать на несколько дней передышку своим слугам и всегда пребывающим при нем лицам. Подобно тому как небо в движении обрело покой и как звезда видит спокойное состояние в [совершаемом ею] пути, так и благословенная природа [Тимура] в противоположность привычкам прежних государей не пренебрегает [никакими] трудностями ради спокойствия народа и не считается со своим положением, ради всеобщего блага делает свою августейшую особу мишенью трудов и лишений.

[И эмир Тимур] отдал приказ, чтобы мореподобное войско выступило в поход, направившись в Систан; и территория той страны вплотную приблизилась к храбрецам эпохи и славным бойцам [армии Тимура]. Шах Систана, который всегда дышал службою и покорностью [его величеству], пожелал как можно скорее удостоиться лобызания праха арены величия, [осеняемой] блеском счастливых очей [эмира Тимура]. Систанские же глупцы без дозволения шаха повели себя вызывающе [по отношению] к его величеству и ввязались в войну [с ним]. Они, злосчастные, не знали, что Александрова [несокрушимая] стена не пробивается ратями Гога и Магога и слугам Сулаймана [нашего] времени не может противиться даже и многочисленная армия муравьев. [Поэтому] немедленно против них выступил один из полков победоносного войска и завязал с ними бой. Тотчас же головы тех глупцов стали поражать подобные метеорам копья бахадуров, стрелы /23/ лучников начали пить из источников жиани тех невежд и узколицые без покрывал мечи взошли на мимбары[29] их стремян.

В том песчаном месте, которое, ты сказал бы, жаждало крови, текли [ее] потоки и горы песку от крови убитых сделались влажными. Несомненно, что каждый, кто служил при [высочайшем] дворе, подобно циркулю, не стоял на темени головы и кто в рабском повиновении сему небоподобному по величию государю не стоял твердо, как ось земли, в конце концов падал, сраженный мечом гнева [государя]. Что касается систанского шаха, то у него при виде такого положения, возникшего не по его желанию, душа в теле затрепетала, как ивовый лист. Наконец, в целях заступничества [перед Тимуром] он послал к нему великих людей города, чтобы его величество зачеркнул чертою прощения страницу их преступления. [Сам] шах выехал из города, облобызал землю служения [его величеству] и потерся лбом покорности о прах порога [высочайших] дверей. Он удостоился пожалования [почетным] халатом, был обласкан и зачислен в свиту. Систан с его крепостями и районами вошел в полное государево подчинение и распоряжение. Когда победоносное солнце показалось на горизонте счастья, а невеста желания вышла из-за завесы наружу, [его величество] направил поводья [своего] царственного намерения в обратный путь.

Из всех побед невеста завоевания особенно прелестна, когда ни один из претендентов не касался рукою подола ее невинности. [Такою невестою для Тимура было] покорение владения Мазандерана, Амоля и Сари[30], которых ни один из пришлых государей [завоевателей] не обходил и никакой могущественный монарх через них не проходил. В лесных чащах этих областей сучья деревьев так переплелись, что ветер среди них оставался, как птица в клетке, и солнечные лучи не падали [через массу листвы] на землю. В пятницу шестого зу-л-хиджжа, соответствующего восемнадцатому числу [староперсидского] месяца абана 784 года[31], все районы и места того владения были очищены от сопротивлявшихся /24/ и в них была введена хутба с чеканкою монеты с августейшим именем и титулами. Лелеемый же сокол гордости правителя Мазандерана и других начальников, который доселе парил в воздухе высокомерия, [теперь] попал в сеть унижения. Страница жизни их всех закончилась, и мир опустел от беспокойства, [причинявшегося] их существованием.

Ясномыслящими учеными и мудрыми умами доказано, что [все] намерения его хаканского величества были осуществлены согласно коранского стиха: “Поистине они помогли тебе победить явною победой”[32]. Нужды сего государя, этого Фаридуна справедливости и правосудия, удовлетворились по слову Корана: “Поистине они победоносны и подлинно наши воинства для них победители”[33]. Знай, как истинную правду, умный человек, полный совершенства, что [все] это дело божеское, а не земное, хозяйское; все эти дела совершаются через божественное покровительство, а не с помощью царствования. Уже давно как государи сделались владыками, ушедши от самих себя и предавшись господу, внешне трезвые, а мысленно опьяненные, потягивая вино [смысла]: “Не есть ли я господь ваш!?»[34] — взывают к сему государю мировой державы.