Некоторые рассказывают, [что] был он ханом восемнадцать лет, [а] некоторые — [что] ханствовал он восемь лет. Затем, когда возмужал младший брат его Мунк-Тимур, сам он и поступил по справедливости, сказал он: “Сколько времени уже, из-за отсутствия [достойного] человека, признавали вы меня ханом. И вы мучились, мучился и я. Теперь [вот] младший брат мой, слава [Аллаху], вырос. Я доволен вами. Сделайте ханом моего брата”, — и сам отказался от ханствования. И беки его обрадовались этим словам [и] подняли ханом младшего брата его Мунк-Тимура.

[Мунк-Тимур-хан] был государь очень справедливый, могущественный и мудрый. Во время Мунк-Тимура народ жил в большом благоденствии. За чрезвычайную доброту его дали [ему] имя Колук-хан. Так [вот и] знаменит [он под именем] Мунк-Тимур-Колук-хан. Рассказывают, [что] ханствовал он тринадцать лет, [а] затем скончался. От него остались два сына. Одному из них именем [было] Токтага[248], другому — Тогрул[249]. После смерти их отца ханом стал Токтага.

Этот Токтага-хан был очень великий государь. Среди огланов Саин-хана мало было [таких] государей, которые могли бы сравниться с ним. Рассказывают, [что] у него был такой /45б/ пышный стол, [что] ежедневно для него, помимо коней, коров, овец и других животных, готовили девяносто кабанов. Был у него сын по имени Эль-Басар. Он [Токтага-хан] истребил своих родственников и свое потомство, всех их, опасаясь, что после его смерти они затеют с ним [Эль-Басаром] свару за ханствование. Убил даже младшего брата своего Тогрула. Некоторые, однако, говорят, [что] Тогрул умер сам от болезни. Была у Тогрула жена по имени Келин-Байалин[250]. Красивая была. Когда умер Тогрул, у нее был сын. Увидела она, что из-за сына избивает Токтага-хан своих родственников. С несколькими человеками отправила [ребенка] в бега, отослала в Черкесские горы. Знаменитый Узбек-хан — да будет над ним милость [Аллаха] — [и] есть тот оглан. Немного спустя взял [Токтага-]хан Келин-Байалин в жены. Очень любил он ее. Прошло несколько лет после этих событий. Рассказывают, [что] хану было девяносто лет: в десять лет стал он ханом, восемьдесят лет ханствовал. Некоторые рассказывают, [что] ханом стал он в двадцать лет, ханствовал семьдесят лет. Когда жизнь его подошла к концу, то, короче говоря, умер раньше него самого сын его, которого оберегал он, чтобы стал он ханом после него. Очень скорбел он, что был [вот] у них сын, а он, опасаясь, что затеют после него свару с ним за ханствование, полностью истребил свой уруг[251], [а] также [и из-за того, что когда] и сам он от старости достиг предела жизни своей, [то] и сын этот умер раньше него самого, [и] что за страдание и мука от того. В конце концов от скорби этой заболел он и болезнь его затянулась.

Однажды лежал он в постели, ворочался с боку на бок и стонал. Келин-Байалин поняла, почему он стонет [и] сказала:

“Болели вы постоянно. [Но] почему [же именно] сейчас вы стонете?”/46а/ Когда хан сказал: “Как же мне не стонать?! Истребил я полностью свой уруг, опасаясь, что затеют свару с моим единственным сыном Эль-Басаром за ханствование. И с сыном моим приключилось то же самое, и меня самого настигает смерть. Уйдет [теперь] юрт мой к чужаку. От того мои страдания”, — Келин-Байалин сказала: “Сделала я кое-что вопреки вашему указу. Если простишь ты мой проступок, я расскажу”. Хан тут же поднялся, сел и спросил: “Что же ты сделала?” И от радости почувствовал себя [Токтага-]хан так, будто и не болел [он вовсе], когда ответила [ему Келин-Байалин]: “В то время, когда умер ваш младший брат, был от него сын. Опасаясь, что вы убьете, отправила я [его] в бега, отослала в Черкесский вилайет. Теперь ежегодно приходят вести о его благополучии. [Исполнилось] ему в этому году четырнадцать лет. Он приехал бы, наверно, если бы приказали вы и послали [за ним] людей”. За радостную весть подарил [Токтага-хан] Келин-Байалин туман[252] в две тысячи [человек]. Наутро созвал он беков, дал Кыйат Исатаю и Сиджут Алатаю сорок тысяч человек и отправил [их] за Узбек-ханом — да будет над ним милость [Аллаха].

[Однако] до того, как они вернулись, Токтага-хан скончался. Был [некто] по имени Баджир Ток-Буга[253] из омака уйгур[254]. [А уйгур] был эль с многочисленными [и] сильными родами [и] племенами, и был он также аталыком хана. Шайтан попутал [его] — ведь был он черный человек — провозгласил себя он ханом. И взял также в жены Келин-Байалин и других жен хана. Некоторые [же так] рассказывают. Баджир был уйгур, [а] Ток-Буга — нутин. Похоже, [что] это утверждение ошибочно, так как трудно, чтобы в одном месте из двух (разных] родов два [человека] одновременно были ханами. /46б/ Вернее, что имя его было Баджир, а прозвище — Ток-Буга.

Словом, этот Баджир Ток-Буга провозгласил себя ханом, женился на женах [Токтага-]хана и подчинил себе весь народ.

В это время те уехавшие беки вместе с хазрат Узбек-ханом пришли к берегу [реки 'Идил?]. Получили известие, что [Ток-тага-]хан умер и [что] Баджир Ток-Буга провозгласил себя ханом и подчинил себе весь народ. Очень они растерялись и встревожились от этого известия и устроили совет относительно того, что можно бы им было предпринять. Когда Кыйат Исатай[255] сказал: “И прежде он был человеком с многочисленными [и] сильными родами [и] племенами, теперь же его признал весь народ. Не выйдет у нас дело, если мы сейчас, отсюда уже, обнаружим враждебность. Давайте попробуем с помощью какой-нибудь уловки добраться до него, а там что придет нам на ум, [то и] сделаем”, — все согласились с этими словами и отправили [к Баджир Ток-Буге] гонца. [Так они] говорили: “Наш господин хан посылал [нас] по своему делу. [Сейчас] мы везем сюда того человека. Этот человек также потомок многих поколений ваших повелителей. Не нужно было вам так поступать. Теперь [же] вы сами в соответствии с вашим достоинством провозгласили себя ханом. Вам покорился и подчинился весь народ. И мы точно так [же] покорились [и] подчинились вам. Мы [и] не помышляем о непокорности. Да если и помыслили бы, то откуда у нас силы?! Этот [человек] — мальчишка. Привезем [его] и передадим вам. Как вам заблагорассудится, так, вероятно, вы и поступите”. Отправили [гонца], наказав [ему передать Баджир Ток-Буге]: “Нет у нас потому желания разлучаться с нашим домом и элем”.

Когда гонец их прибыл, [Баджир Ток-Буга] чрезвычайно обрадовался, встретил [его] и обласкал. И он тут же отослал его [назад] вместе со [своими] людьми. /47а/ Отослал [он его], сказав: “Я поступил так потому, что опасался, как бы кто-то другой до их прибытия не поднял головы и не пожелал ханства.

Допустимо ли, чтобы возжелал я стать ханом, когда есть сын моего повелителя? Пусть государь приезжают. Что ханство это, что народ — все их!”. Как только слова эти достигли их, так тут же они пустились в путь. [Но] до их приезда Баджир Ток-Буга и беки его устроили совет и договорились: “Когда войдут они в двери вдовьей ставки, изольют они горе [свое в воплях]. Мы нападем после того, как они изольют горе, [вознеся вопль] “чав-чав” [лишь] дважды”.

Одним словом, такой уж обычай у калмаков. Когда умирает у них государь или [какой-то] великий [человек], то приезжают они толпа за толпой каждый род их отдельно и изъявляют скорбь, вознося вопль “чав-чав” трижды. И поныне существует еще тот обычай среди них в Улуг-Таге.