Приезжая, я делился с мамой новостями и впечатлениями. Она (инженер и ветеран труда на пенсии) внимательно выслушав, давала советы. Поучала меня с позиции прожитой жизни и опыта. А я понимал: родители в таком возрасте, что большая часть их энергии – в детях, благодаря нам они не стоят на месте. И нельзя их ограничивать в этом из-за наших комплексов. Все конфликты в семьях из-за непонимания между поколениями. Недаром говорят – старики, как дети.

Да, они требуют внимания. Так зачем их обделять вниманием? Детям мы дарим внимание, потому что это наше будущее, мы их любим.

А старики, как отработанный материал что ли?

Я так не считаю, и подхожу к этому, извлекая немало пользы. Одна голова хорошо – две лучше; мама всегда даст совет или хотя бы направит, и потом, рассказывая, я проговариваю, учусь правильно выражать мысли. Делаю это так, как сам бы хотел слышать от своих детей. А дети, в свою очередь, воспитываются на примере.

Племянник болтает ножками под столом и перенимает манеры – как я разговариваю с мамой, его бабушкой. Потом и он не допускает небрежности, становится коммуникабельным с бабулей. Делится каждой эмоцией через небольшой запас речи, массу мимики и артикуляции.

Как-то я вернулся из дома после выходных. Володя сказал:

– В субботу Мариночка несколько раз заглядывала. Тебя спрашивала.

– Зачем? – удивился я.

– Жохов… Где Жохов? – попытался передразнить её Володя и засмеялся тому, как у него это получилось. – Не знаю, что она хотела.

Я был заинтригован и начал воображать: «Нашла повод, чтобы… померить температуру или давление. Почему я уехал?» – Думал про себя с укором. – «А откуда я мог знать? Ладно, если она… это проявится, прочитаю по глазам, будет знак». Я подсчитал смены, день, когда она снова заступит, и ждал этого дня, как свидание. Но ловил себя на мысли, что не видел толком лица Марины, и этим интрига только усиливалась, я интуитивно чувствовал в ней сюрприз. Ух, Дженнифер Лопес!

Ещё польза от поездок домой была в поддерживаемой чистоте и опрятности. В палате можно было побриться худо-бедно, а вот душ… на всю пятиэтажную больницу только на втором этаже; да и то, такой душ – туберкулёз подмолаживать. Холодно и сквозняк из всех щелей. И кроме выходных, пришлось добавить поездки домой среди недели. Благо Нальчик небольшой городок и из одного конца в другой можно доехать на троллейбусе за полчаса.

Я приезжал домой после полудня, принимал душ и дожидался маму с работы. Она была вынуждена устроиться нянькой, чтобы как-то прокормить меня, что на одну пенсию не представлялось возможным, и возвращалась к пяти – шести часам вечера.

– Ты должен хорошо питаться, – говорила мама и подкладывала добавку. – Что врачи говорят? Побольше белковой пищи. Может творог купить? Будешь творог кушать?

– Буду, – соглашался я. – Иногда.

– Да, иногда – часто и не получится. Творог подорожал… – и она призадумывалась с половником в руках.

Посидев дома ещё немного, я возвращался в больницу под вечер.

Как-то раз, в один из таких вечеров, я встретил Володю и Нырова Юрчика. Они были поддатые и что-то шумно обсуждали между собой. Увидев меня, они обрадовались и весело завалились в палату. Я начал переодеваться с дороги, а они наперебой пытались что-то рассказать. Глядя на чистый, прибранный стол, я подумал: «Бухали у Юрчика».

Юрчик как будто сильнее хотел рассказать новости и тараторил беспрерывно. Володя, хорошо подпитый, смотрел в пол и временами перебивал Юрчика, тот махал на него рукой.

– Приколись, Тенгиз, гы-гы-гы! – смеялся Юрчик в нос и продолжал тараторить.

– Юрчик, купи пиво, – вдруг заявил Володя.

– Пошёл на хуй! – ответил задорно Юрчик.

Володя довольно долго удивлённо смотрел на обидчика. Показалось, он пропустил это мимо ушей, потому как мимику его лица хмель поменял несколько раз. Но не тут-то было…

Володя встал, подошёл к Юрчику, поднял за грудки и начал трясти.

– Ты кому это сказал?! Кому сказал?!

Юрчик был мал ростом, поджар, похож на мексиканца, разница в весе с Володей составляла примерно двадцать килограммов. Володя, держа его одной рукой, стал наносить удары, но, будучи пьяным, не мог попасть. Юрчик так увлёкся, что продолжал улыбаться и выплевывать слова, пока первые кулаки пролетали мимо. Только когда голова сотряслась от удара, угодившего в нос, он понял, что происходит и начал давать сдачи.

Они неуклюже дрались, задевая стол, стулья, падая на койки. Могло показаться, что пьяные приятели, кружась в объятьях, разучивают танец.

Я подскочил разнимать их. В голове промелькнуло: «Почему я притягиваю таких типов? Зачем мне этот спектакль?»

Вдруг дверь палаты открылась, на пороге появились две медсестры и уборщица. Первая была Жанна, горластая, стала кричать:

– Хаев!.. Ныров!.. Хаев, отойди от него! Ныров, выходи отсюда! – Она решительно прошла в палату, будто хотела помочь разнимать, но, заметив кровь по стенке и на полу, сдала назад и завопила ещё сильнее. – Ныров! – выругала его по-кабардински на предмет того, что он позорит тётю (старшую медсестру). А Володе пригрозила, что всё расскажет матери при встрече (они были из одного посёлка). И пообещав скорейшую выписку обоим, перебросившись с подругами парой фраз в полтона, начала смеяться. – Ныров! Он тебя прибьёт! Мыдэ къакIуэ! (Иди сюда!) Хаев! – опять сделала строгое лицо. – Отцепись от него! Жохов, кхъыIэ (пожалуйста), разними их! – бойко и весело командовала Жанна и её звонкий голос разносился по коридору.

Помаленьку запал прошёл, и я смог разнять драчунов. Володю усадил на койку. А Нырова увели медсестры. Володя тяжело дышал и что-то искал глазами, пока я читал ему нравоучение. Появился Ныров, не прошло и пяти минут; на умытом лице красовались ещё не успевшие налиться синяки. Он держался бодро и даже бравировал. Я отослал его спать, от греха подальше… По коридору, обозначая присутствие, курсировали медсёстры.

Утром я продолжил начатое вчера нравоучение, уже серьёзней. Хмель из Володи вышел, и он должен был понимать – хотя, чёрт знает, что понимают такие люди… Лекция была на тему: «Неприемлемость хулиганских поступков в больнице». Володя виновато смотрел и оправдывался.

– Я бы не начал, если бы он не послал меня.

– Нечего пить со всякими… Если ты допускаешь садиться за стол в такой компании, то должен знать. Сам виноват.

– А ты бы как поступил?

– Я бы не попал в такую ситуацию.

Володя не понимал фантастичности рассуждений – как можно отказаться от выпивки на халяву? Но ответить не мог и просто посулил, что впредь такого не повторится.

Я пошёл на прогулку.

Хорошо, Юрчик был человек не гнилой, да и слабости имел те же, поэтому сделал вид, будто ничего не произошло. Жанна оказалась порядочной женщиной. Короче говоря, инцидент (драка пьяных туберкулёзников) прошёл без последствий, попросту замялся.

Вышел на территорию больницы. Солнце укрылось густой периной облачности. Стояла морозная погода, хорошо дышалось. Лежал свежий снег. Нога скрывалась в снегу по щиколотку, и на носке обуви вырастал белый наконечник. Я направился в сосновую рощу – полтора гектара высаженного леса. Сосны, ели, туи росли так густо, что снег не попадал под них, нога ступала на мягкий настил из хвои, осыпавшейся в течение многих лет. Обилие шишек украшало этот ковер. Белки прятали в хвойном ковре орехи, вороны воровали припасы белок.

Если не смотреть в сторону корпуса и не видеть бетонный забор, можно легко представить себя в тайге, далеко от цивилизации. Я так увлекался прогулкой порой, что только светящийся экран звонившего вдруг мобильника возвращал в город.

Прогулка по утрам была многолетней привычкой ещё с лагеря, и состояла из дыхательных упражнений и гимнастического комплекса. Комплекс упражнений был взят и адаптирован из восточной литературы и позволял тренировать суставы, связки и мышцы. Это были упражнения на гибкость и растяжку, статические, которые можно выполнять даже в камере штрафного изолятора. Регулярность и целеустремленность, с которой я занимался, позволяла на голом энтузиазме в течение десяти лет не загнуться от туберкулёза.