Если для других сквайров подобная близость к истории и королевскому кругу была делом естественным, то для него это всегда казалось чем-то из волшебной сказки. Ощущение собственной непохожести никогда не покидало Дизраэли, и это остается одной из самых привлекательных черт его образа. Как писатель и как еврей, он был способен осознать необычность своего жизненного опыта, взглянув на него достаточно отстраненно — но не настолько отстраненно, чтобы получать от этого удовольствие. Напротив, собственные достижения радовали его значительно больше, чем других политиков, именно потому, что он никогда не смотрел на них как на нечто само собой разумеющееся. Он испытывал наслаждение особого рода, которое дано лишь тем, кто навоображал свою жизнь, а затем воплотил ее в действительность. И это наслаждение было полным лишь в том случае, если его можно было разделить с обожающими его женщинами — такими, как миссис Бриджес-Уильямс или Сара, чья смерть в 1859 году причинила ему глубокие страдания. Когда Дизраэли наконец стал премьер-министром, один из друзей сочувственно сказал ему: «Если бы ваша сестра дожила до вашего триумфа, она была бы безмерно счастлива». Дизраэли ответил: «Бедная Са! Бедная Са! Мы утратили тех, с кем можем поделиться радостью, мы утратили их».

К 1865 году Пальмерстон занимал пост премьер-министра уже десять лет (с одним перерывом), и казалось, конца этому не будет. Но в октябре, незадолго до своего восемьдесят первого дня рождения, он скончался, и в кресло премьера вернулся либерал лорд Джон Рассел. Один из авторов Билля о реформе, принятого более тридцати лет назад, Рассел был полон решимости завершить начатое дело, добившись дальнейшего расширения избирательного права. Гладстон, ставший лидером Палаты общин от правящей партии (Дизраэли занимал пост лидера оппозиции), выступил сторонником новой реформы, которую, впрочем, трудно было назвать радикальной. Либералы предлагали снизить имущественный ценз для избирателей городских и сельских округов, что увеличивало число голосующих на четыреста тысяч. Однако и после этого лишь четверть взрослого мужского населения получила бы право голоса.

Нельзя сказать, что консервативная партия была решительно настроена против реформы (Дизраэли и сам в 1859 году пробивал в Палате Билль о реформе), но меры, предлагаемые Расселом, консерваторы полагали чрезмерными. В одиночку тори не смогли бы провалить законопроект, но противником расширения избирательного права оказалась — наперекор лидерам партии — и группа либералов. Парламентские дебаты по этому вопросу продолжались три месяца, причем Дизраэли умышленно держался в тени, давая возможность критиковать билль диссидентам из либералов. Наконец в июне 1866 года, когда к консерваторам присоединились почти пятьдесят либералов, законопроект был отклонен. Правительство Рассела отправилось в отставку, а Дерби и Дизраэли в третий раз пришли к власти.

И снова положение тори оказалось шатким, поскольку их правительство не имело большинства в Палате общин. Однако на этот раз Дизраэли усмотрел способ продлить жизнь консервативного кабинета, вплотную занявшись сложной проблемой избирательной реформы, безотлагательность которой ощущалась все острее. Через месяц после законопроекта, предложенного Расселом, у лондонского Гайд-парка собрались сторонники реформы. Когда полиция преградила им доступ в парк, толпа из нескольких тысяч человек сломала ограждения и буйствовала три дня. По сравнению с чуть ли не революционными выступлениями 1832 года эти беспорядки были не столь значительными, но и они убедили правительство, что какие-то меры по реформированию избирательной системы необходимо принять.

Избирательная реформа поставила Дизраэли в трудное положение, поскольку в этой проблеме столкнулись два принципа, которыми он всегда руководствовался в своей политической деятельности. Вообще говоря, он был противником расширения избирательного права, поскольку полагал, что политическая власть в Англии должна принадлежать имущим классам. В 1835 году в статьях для консервативной прессы, направленных против избирательной реформы, Дизраэли утверждал, что чисто демократическое правление «не может быть установлено в этом древнем королевстве, ибо для этого нет ни нравственных, ни материальных оснований». В ходе дискуссий о законопроекте Рассела он продолжал в том же духе: «Я думаю, что эта Палата должна оставаться Палатой общин, а не превращаться в Народную палату, то есть в Палату беспорядочной толпы». Всеобщее избирательное право жизнеспособно в Америке, полагал он, но в Англии оно бы привело к катастрофе.

Однако в то же время Дизраэли возвел в принцип и прагматизм. С момента поражения Пиля он старался «обучить свою партию», избавить тори от устаревших предубеждений и дать им реальную перспективу победы на выборах. Понимая, что политика есть искусство возможного, он считал, что в либеральной атмосфере своего времени нельзя безоглядно противостоять реформе избирательного права. С другой стороны, принимая сторону защитников реформы, Дизраэли мог снова превратить партию консерваторов в конструктивную политическую силу. При этом он не считал зазорным признать, что в своих решениях руководствуется в том числе и личными честолюбивыми целями. Ведь, приняв Билль о реформе, консерваторы смогут в конце концов победить на выборах, а Дизраэли сможет расстаться с положением всего лишь второго лица в переходном правительстве.

В результате Дизраэли задался целью предложить такой Билль о реформе, который оказался бы достаточно либеральным, чтобы удовлетворить широкую публику, но и достаточно консервативным, чтобы убедить его единомышленников. Эту трудновыполнимую задачу Дизраэли попытался решить с помощью принципа множественного голосования. По его первоначальному плану каждый глава хозяйства мужского пола получал право голоса, но некоторые категории избирателей (например, те, кто платил высокий налог или имел университетский диплом) могли голосовать дважды. Однако эти «чудные голоса», как их насмешливо называли, вызвали общее недовольство, и Дизраэли пришлось от них отказаться.

После ожесточенных споров, которые раздирали правительство первые месяцы 1867 года, Дизраэли решил продвигать законопроект, просто дающий право голоса главе хозяйства, но без множественного голосования. Эта мера приводила даже к большему расширению избирательного права, чем предлагалось в билле, ранее отвергнутом тори, и в результате три члена кабинета подали в отставку в знак протеста. Однако Дизраэли был уверен в своей правоте, поскольку законопроект предусматривал определенное техническое ограничение: регистрироваться в качестве избирателя мог только глава семьи, который сам платил налоги, в том числе поимущественный налог. Это исключало из числа избирателей большинство горожан, которые снимали жилье, поскольку обычно они платили налоги через своих домовладельцев. Такая практика называлась «компаундинг». Таким образом, согласно плану Дизраэли избирательного права лишились бы многие представители рабочего класса, живущие в городах.

Однако к этому времени Дизраэли уже успел уступить по стольким вопросам и настолько приблизился к победе, что не мог допустить, чтобы даже этот важный пункт его плана помешал пройти Биллю о реформе. Когда один из либералов предложил отменить положение о компаундинге, Дизраэли согласился, даже не обсудив это со своими коллегами. Новое изменение включило в число избирателей еще пятьсот тысяч человек, в результате чего даже некоторые радикалы посчитали, что билль, предлагаемый консерваторами, чересчур расширяет границы избирательного права. Однако тори, опьяненные ожиданием скорой победы — возможностью, как выразился Дизраэли, «уничтожить Гладстона и компанию», — поддержали своего лидера. В августе 1867 года Второй билль о реформе стал законом, и более миллиона англичан получили право голоса. По словам историка Гертруды Химмельфарб[82], «реформа избирательной системы 1867 года стала одним из решающих событий, а может быть, и самым решающим событием в новой истории Англии. Именно эта реформа сделала Англию демократической страной».