Это был самый насущный вопрос в Англии сороковых годов девятнадцатого века, когда игнорировать социальные последствия урбанизации и индустриализации стало невозможно. Билль о реформе 1832 года, который в известной степени удовлетворил претензии среднего класса, не дал ничего бедным фермерам и рабочим, чьи условия жизни становились все ужаснее. В конце тридцатых годов родилось чартистское движение, участники которого требовали глубоких конституциональных изменений, с тем чтобы сделать парламент более чутким к нуждам народа. Шесть пунктов «Народной хартии[59]», от которой это движение получило свое наименование, включали всеобщее избирательное право для мужчин, равенство избирательных округов и вознаграждение депутатам парламента[60]. В наши дни все это выглядит само собой разумеющимся, но в то время правящий класс усматривал в чартизме грозный признак господства толпы. В 1839 году, когда чартисты подали в парламент петицию, под которой подписались более миллиона человек, виги и тори объединились в твердом решении отвергнуть все требования. В 1842 году парламент отказался удовлетворить требования второй петиции, на этот раз с более чем тремя миллионами подписей, после чего по всей стране прокатилась волна забастовок. Последовали жесткие меры правительства и арест руководителей чартизма, в результате чего было сломлено самое значительное демократическое движение в истории Англии.

В то же время писатели всех идеологических расцветок обрушили свою критику на викторианское общество, создав таким образом новый жанр литературы, посвященный «положению дел в Англии». В 1843 году сторонник авторитаризма и консерватор Томас Карлейль опубликовал труд «Теперь и прежде» — обличение бездушного капитализма: «Работающая часть этого богатого Английского Народа опустилась или быстро опускается до состояния, которому, если принять во внимание все его стороны, буквально никогда еще не было подобного»[61]. Он сравнивает викторианскую Англию с Мидасом, который «жаждал золота и оскорбил Олимпийских богов. Он получил золото, так что все, к чему он ни прикасался, делалось золотом, — но ему, с его длинными ушами, было немногим от того лучше». Критику Карлейля (но не его выводы) подхватил Фридрих Энгельс: как управляющий фабрикой в Манчестере он мог сам наблюдать эксцессы промышленной революции. Его труд «Положение рабочего класса в Англии», изданный в 1845 году, описывал жизнь английского пролетариата как «наиболее острое и обнаженное проявление современных социальных бедствий». Только революция, заключил он, может положить конец «социальной войне, войне всех против всех[62]», жертв которой он видел на многолюдных лондонских улицах.

В те же годы «Молодая Англия» выступила с критикой ничем не ограниченного капитализма, что найдет наиболее полное выражение в романах Дизраэли. Однако предложенные «Молодой Англией» меры по исправлению положения дел в Англии были диаметрально противоположны тем, что предлагал Энгельс: вместо продвижения к социализму члены «Молодой Англии» рассчитывали на возврат к феодализму — во всяком случае, к их собственной идеализированной его версии. Достоинство феодализма в глазах членов «Молодой Англии» заключалось в том, что он предполагал увязывать привилегии с обязанностями. В то время как капиталист просто эксплуатировал работника, представитель феодальной знати нес ответственность за благосостояние зависимых от него людей. Временами привязанность этой группы политиков к Средневековью может показаться нелепой — например, когда Смайт предлагает возродить средневековый обычай: король своим прикосновением излечивает золотуху, или «королевское зло», как ее называли. Но основную политическую идею «Молодой Англии» — торжествующий либерализм среднего класса можно победить, только заключив союз между аристократией и низшим сословием во имя сохранения традиционных английских ценностей, — Дизраэли воспринял очень серьезно. К тому же происхождение Смайта и Маннерса наделяло их преимуществами, которых не было у Дизраэли, вследствие чего привлекательность «Молодой Англии» для политика уже не первой молодости стала неодолимой.

Именно это движение вдохновило Дизраэли на серию романов («Конингсби», «Сибилла» и «Танкред»), написанных начиная с 1843 года. Каждый из них описывает воспитание молодого благонамеренного аристократа, высокие идеалы которого приходят в столкновение с цинизмом и бессилием английской политики. Такой сюжет позволяет Дизраэли критиковать английское общество со всей яростью радикала и при этом утверждать, что обнаруженные им недуги этого общества можно излечить только консервативными методами. Чтобы улучшить положение Англии, нет необходимости ни лишать собственности богачей, ни предоставлять избирательные права бедноте, на чем настаивал Энгельс и чего опасались коллеги Дизраэли по партии. Напротив, богатых следует наделять властью, а бедных — научить доверять тем, кто стоит выше их. Так говорит аристократ Эгремонт, герой романа «Сибилла», обращаясь к героине из рабочего класса:

Даже в то время такое утверждение слишком напоминало попытку принять желаемое за действительное, чтобы относиться к нему всерьез. Для викторианской эпохи характерно движение вперед, к демократии, а не возврат к феодализму, и утешительные грезы «Молодой Англии» были бессильны это движение остановить. По мнению Джордж Элиот, создание «Молодой Англии» стало попыткой «вырастить верность и почитание, как выращивают брюкву — с помощью набора искусственных удобрений». Но если романтический консерватизм Дизраэли в политике успеха не принес, то в сфере творческого воображения он оказался продуктивным. Действительно, вслед за всеми великими писателями викторианской эпохи — Диккенсом, Карлейлем, Арнолдом и самой Элиот — Дизраэли утверждает, что материальный прогресс наносит ущерб душе Англии. Все эти мудрецы согласны в том, что этому материалистическому обществу совершенно необходимы духовные добродетели — сострадание, почитание и воображение. Все они могли бы подписаться под словами из романа «Сибилла»: «Дух ненасытной жадности, оскверняющий все человеческое, стал главным пороком Англии».

Но хотя именно социальная критика Дизраэли придает этим романам жизнеспособность, намекать на неизбежность и даже желательность реального социального конфликта он не решается. Его романтический консерватизм не позволяет ему признать, что между богатыми и бедными могут существовать непримиримые противоречия или что привилегии аристократа будут с неизбежностью ограничены, если рабочий получит право голоса. В то же время традиционное ощущение формы романа подталкивает Дизраэли к тому, чтобы одарить всех персонажей счастливым концом. В результате «Конингсби» и «Сибилла», значительная часть каждого из которых читается как протестный роман, по произволу автора заканчиваются как комедии — то есть свадьбой.

В «Конингсби» спасительный брак заключен между Конингсби (внуком-идеалистом реакционера лорда Монмута) и Эдит (дочерью Миллбэнка, крупного промышленника). Их семьи демонстрируют застарелый классовый антагонизм того времени — войну закоснелой аристократии с набирающим силу средним классом, из-за которой и Монмут, и Миллбэнк противятся союзу своих отпрысков. Но Конингсби — представитель «Нового поколения» (как сообщает нам подзаголовок романа), и он убежден, что единственный шанс возрождения Англии заключен в союзе этих двух влиятельных классов.