Садитесь, студент Шпеер. Следующий вопрос разбираем с другим участником расширенного заседания.

Об усовершенствовании законодательства в сфере защиты личной жизни граждан. Среди докладчиков – генерал МВД Ватерман. Президент слушает. Как и во время доклада Шпеера, иногда делает какие-то пометки в блокноте.

Герхард Антонович поёжился. Решиться – или нет?

Сегодня пятым пунктом, помимо прочего, обсуждают и правовой аспект работы клиник, оказывающих услуги по прерыванию беременности. Абортариев, проще говоря. А Шпеер…

Уже много лет он со своей женой были прихожанами протоиерея Димитрия Смирного, председателя синодальной комиссии по защите материнства и детства. Фамилию, кстати, протоиерей не оправдывал – отличался на редкость бурной публичной деятельностью. И – слаб человек! – пристрастен. Когда-то давно, в тридцатые, расстреляли его деда, тоже священника. С тех пор протоиерей люто ненавидел советскую власть, но его эта ненависть довела до столь же лютого и слепого обожания дореволюционной монархии. Сейчас поп Смирный – один из активистов церковной комиссии, добивающейся канонизации последнего царя, убитого большевиками в 1918-м. Но и это не самое печальное. Ещё он терпеть не может западные ценности, демократию и либерализм. И приходится прилагать массу усилий, чтобы постоянно подчёркивать: нам, семье Шпееров, отец Димитрий – только духовный наставник, личный пастырь, а его политические воззрения мы не разделяем. Или, во всяком случае, разделяем далеко не всё, что он говорит. А он таки говорит. Что ни публичное выступление – то скандал, подогреваемый либеральной тусовкой.

Но ещё есть то, что не видно со стороны. Протоиерей создал и успешно развивает детский дом семейного типа. И, прямо сказать, когда в доме Шпееров появилась сирота Санни – священник очень помог дельными советами. Результат? Да вот он, результат. «Васе на квартиру нужнее». А Вася иначе, как сестричкой, Санни давно уже не называет.

И поэтому – Шпеер не смог отказать в его просьбе. Синодальная комиссия в очередной раз вознамерилась обратиться к главе государства с проектом закона о запрещении или, если этого невозможно, о существенном ограничении абортов в стране. Сегодняшнее расширенное заседание правоохранителей – прекрасный повод подать прошение. Там всё официально: документ от имени синодальной комиссии, с одобрительной визой Святейшего патриарха... Можно было бы и курьерской службой прямо в Кремль доставить. Но в Кремле подобных бумаг всегда ждут и готовятся к их получению. Попадёт прошение к секретарям, сделают для президента краткий доклад, половину переврут. А если попробовать лично в руки? И прихожанин Шпеер обещал попробовать. Документ сейчас у него в портфеле.

Ох, беда-беда, огорчение. Однажды протоиерей Димитрий Смирный, для полного счастья, ещё в нехорошем контексте помянул в проповеди «александрийского попа»: мол, воспользовавшись слабостью нашей Матери-Церкви, разгромленной большевиками, ходят тут всякие иноконфессиональные и паству переманивают. «Александрийский поп» – это, ясное дело, отец Феогност. А переманенный им прихожанин сейчас сидит в президиуме и слушает бодрый доклад Ватермана. Как показывает практика работы МВД с клиниками, производящими аборты, большинство обращений граждан с жалобами на некачественные услуги или причинение вреда здоровью касаются... Поэтому желательно... Шеф слушает, иногда кивает, иногда делает пометки в блокноте.

– Есть вопросы к господину Ватерману? Замечания? Дополнения?

Шпеер решился. Поднял руку.

– Господин Шпеер? Мы вас слушаем.

– Уважаемый Джордж Джорджиевич! Генерал Ватерман хорошо проанализировал детали, но, как мне кажется, картина в целом нуждается в дополнении.

Герхард Антонович вдохнул-выдохнул.

– Мы вас слушаем, господин Шпеер. Что имеете дополнить?

– Как мне кажется, проблему надо решать с главного, а не с деталей. Может быть, имело бы смысл обсудить на заседании правительства вопрос об ограниченни абортов в целом? Тогда многие вопросы отпали бы сами собой. Кроме того, не услышан голос крупных общественных организаций, выражающих мнение значительного числа наших граждан.

– Например? Кого мы не выслушали?

– Взять хотя бы основные религиозные объединения нашего государства, крупнейшее из которых – Нордландская православная церковь. Она объединяет миллионы людей по всей стране.

Если вы позволите, я хотел бы вам передать обращение… Одним коротким жестом президент остановил его речь.

– Обращение ко мне от православной церкви? По поводу абортов?

– Да, Джордж Джорджиевич. Обращение синодальной комиссии по защите материнства и детства, одобренное патриархом.

Те, кто сидел в первых рядах, уже всё поняли. По лицу руководителя страны было понятно – он не хочет этим заниматься. Считает то ли глупостью, то ли чем-то вредным, то ли крайне маловажным, но... Не царское дело.

– Господин Шпеер, а лично вы что можете сказать по поводу этого документа? Вы сами его читали?

– Да, Джордж Джорджиевич.

– И как он вам показался?

– Много дельных вещей сказано. Конечно, это мнение религиозного объединения, оно не бесспорно, но там есть к чему прислушаться.

– Вот у нас сейчас заседание по правоохранительным делам. Как руководитель главка в минюсте, что вы могли бы сказать об этой бумаге? Как юрист?

– Я нашёл в ней много полезных рекомендаций.

– Очень хорошо. В таком случае, думаю, вам стоит подготовить аналитическую записку по этому вопросу и направить её мне через минюст. Не будем нарушать установленный порядок. Вы, как руководитель главка, вольны во всякое время выйти с ходатайством на имя министра юстиции, а министр, если сочтёт ваше обращение заслуживающим внимания, пусть обратится с докладом ко мне. А само обращение церковной комиссии передайте в мою канцелярию, пусть его там зарегистрируют, рассмотрим.

Ещё одним жестом он предложил Шпееру сесть.

Несколько смешков в зале и очень выразительный взгляд Ватермана – почти такой же, как у жулика из комедии об Иване Васильевиче, меняющем профессию. «Ой, дурак!..».

Вот Ватерман – он не дурак. Он точно знает, что ещё в девяносто первом, став главой Службы безопасности президента, Шеф получил доступ к самым секретным досье бывшего Комитета госбезопасности СССР. А следовало из тех досье, что в епископате Нордландской православной церкви гэбэшный стукач – каждый первый. Так что – не надо тут конкретных примеров из жизни батюшек, успешно организующих детдома семейного типа.

Тем более если батюшка, в перерывах между проповедью и детдо мом, ещё на отца Феогноста наезжает.

Кстати, сиротку Санни поп Димитрий так пока и не сагитировал принять крещение в Нордландской церкви. Что-то в отце протоиерее её пугает – наверное, лютая ненависть попа к советской власти, за которую погиб отец Санни. Или горячность. Или глупость. Или всё вместе. Но, во всяком случае, в церковь она заглядывает несколько раз в год, на большие христианские праздники, чисто из уважения к дяде и тёте.

А Шеф между тем…

Тоже вот – его фирменная манера. Оставить всё самое вкусное и сенсационное напоследок. Выдал этакое, что... Уже завтра обсуждать вот это совещание правоохранителей будут во всех отечественных и в большинстве мировых СМИ.

– Уважаемые участники совещания! Я всех вас благодарю за хорошую работу и содержательные выступления. А перед тем как мы расстанемся, я хотел бы вас попросить подготовить и представить мне в письменном виде ваши соображения вот по какому вопросу. Буквально в следующем году мы будем отмечать десятилетний юбилей начала настоящей, а не формальной перестройки нашего общества. Съезд народных депутатов, делегатом которого и мне посчастливилось быть. Широкая дискуссия в печати и на телевидении по самым разным вопросам общественной жизни. Выборы всех уровней из нескольких кандидатов. Многопартийность. Пересмотр давным-давно устаревших догм и систем ценностей. Корень всему – в созыве Съезда в 1988 году. И, как мне кажется, за десять лет наше общество прошло славный, хотя и трудный путь демократизации сознания. Сегодняшний гражданин Нордланда куда свободнее в своих взглядах, суждениях и поступках, чем десять лет тому назад. И было бы неразумно не реагировать на эти изменения. Как мне кажется, пришла пора открыть широкую общественную дискуссию по вопросу о легализации в нашей стране проституции – тем более что это не какое-то невиданное ранее нововведение. Дома терпимости были таким же неотъемлемым атрибутом жизни любого крупного дореволюционного города, как и храмы. Предлагаю всем об этом подумать – и представить мне свои соображения. Всем спасибо, совещание полагаю закрытым.