Его должны были содержать в СИЗО, но отдельного СИЗО в маленьком городе не было. Был только спецблок в местной тюрьме – Варском централе. Куда убийцу и отправили. Но в спецблок он не попал. По ошибке (формально – именно по ошибке) преступник попал в одну камеру с сожителем убитой им женщины, и тот свернул ему шею.

Сейчас этот сожитель сидел на табуретке у верстака и вежливо, но вполне доходчиво хамил их старшему. Хотя… кажется, он действительно потерял в этой жизни всё.

Но, чёрт возьми – это вот сейчас что было? «Несёт конторой за три версты». Это паранойя, озарение, случайная догадка, особый род чуйки на опасности… – что?

А ремонтник не обращал на азиата никакого внимания.

– Так чего вы хотите, полупочтенный?

– Разговора по душам хочу, Джордж Маркович.

– А точнее?

– Вы когда последний раз писали сочинение?

– В школе, в выпускном классе.

– И какая была отметка?

– «Хорошо».

– А на «отлично» написать могли бы?

– Смотря на какую тему.

– Вы быстро соображаете. Я бы хотел, для начала, чтобы вы сходили в магазин канцтоваров и купили там школьную тетрадку. И в ней написали бы максимально обстоятельное сочинение на тему «Как я общался с Иудушкой Брахтом». Чем больше подробностей – тем лучше. Самые мелкие детали. Всё, что только сможете вспомнить.

Впервые за всё время разговора ремонтник внимательно обвёл взглядом всю троицу.

– А вам это зачем, полупочтенный? И что произойдёт, если я вас просто пошлю к чёрту?

– Хорошие вопросы, Джордж Маркович. Только пока что вопросы задаю я. Поэтому следующий – чем вам так дорог майор советской милиции товарищ Можейко, чьё фото на городской доске почёта вы за последние две недели минимум трижды рассматривали не меньше, чем по десять минут? Да-да, я в курсе и насчёт этого. Подходили и рассматривали. Подолгу. Зачем?

– Захотелось.

– Я бы хотел услышать более детальный ответ.

– А я бы хотел, чтобы вы освободили помещение. Рабочий день закончился, мне пора домой.

– Джордж Маркович, так вы же здесь и проживаете. Номинально вам дали после освобождения комнату в общежитии, вы за неё аккуратно вносите квартплату, а ночуете обычно прямо здесь, на рабочем месте. Вон и раскладушку себе поставили. Тоже, кстати, почему?

– От большой любви к советскому народу и его передовому классу – пролетариату. Просто обожаю наших трудящихся и их посиделки на коммунальной кухне.

– Вот это уже лучше – ближе к истине. Так всё-таки – чем вам так глянулся майор Можейко?

– Для меня он лучший милиционер Советского Союза. Я в восхищении.

Он продолжал внимательно разглядывать всю троицу. Крепкие мужики средних лет и младше, одеты в неприметное, слегка поношенное и сугубо гражданское, внешность тоже ничем не примечательная…

– Это как-то связано с тем, что именно Можейко проводил в своё время обыск в квартире вашей сожительницы по вашему уголовному делу?

От этого взгляда азиат слегка поёжился. Обыватели так не смотрят. При подобных разговорах они или запуганы, или, наоборот, начинают кричать, истерить... В глазах, соответственно, или страх, или черти пляшут. Ремонтник обвёл всех троих тяжёлым равнодушно-презрительным взглядом. Такие азиат видел, когда ему на учёбе показывали фотографии фашистских карателей из старых уголовных дел военной поры. Ничего в тех глазах не было – только равнодушная готовность убивать, если скажут.

– Если вы хотите продолжения разговора, полупочтенный, то вам всё-таки придётся ответить на несколько моих вопросов. Для устранения некоторых непоняток.

Ремотник произнёс это таким тоном, словно не сомневался – ему сейчас ответят.

– Задавайте, Джордж Маркович.

– Номер раз – к чему вы устроили цирк? Вот эти два клоуна – они вам для чего? Вы не похожи на хлюпика – случись в нашем разговоре какое-то недопонимание, явно и сами бы справились, если бы я набросился на вас, например, с молотком. Решили меня попугать?

Молдаванин уже хотел что-то сказать, но жестом старшой остановил его.

– Зачем вы, Джордж Маркович, вот так – об уважаемых людях? Тем более совершенно вам незнакомых.

– Для меня достаточно того, что вы, полупочтенный, по всем признакам – из Комитета государственной безопасности. Та же сучья порода, неповторимая. Они – ваши подручные. Уважать мне ни вас, ни их не за что, а пугать будете моих соседей по общаге – у них вы ещё не успели отнять ни жену, ни дочь, ни имущество. Так зачем весь этот цирк?

– Ну, представьте себе, что сейчас у вас смотрины. И меня интересует мнение о вас этих двух человек. Кстати, вы бы хоть с ними сначала познакомились, а уж потом записывали их в клоуны.

– А зачем мне какие-то имена и фамилии, написанные в одном из паспортов, которых у каждого из вас явно несколько? И что вы ещё не поняли из моего уголовного дела, которое явно прочитали?

– Фрагментами прочитал, фрагментами. И из чужих рук. И поэтому – да, есть к вам вопросы. И есть нужда устроить вам смотрины.

– Ну, допустим... А что это за комедия с сочинением проИудушку? Или в архив суда вас пустили, а в архив КГБ – нет?

Что я вам могу такого рассказать, что вы не читали в личном деле вашего сотрудника Брахта?

С полминуты старшой очень внимательно разглядывал сидящего перед ним мастера мелкого металлоремонта. Тот тоже молчал.

– Я хочу с ним повидаться. А он со мной – не очень. Как и с вами, наверное. Как вам такой ответ, Джордж Маркович?

Тот в ответ хмыкнул и пожал плечами. Не то чтобы поверил, хотя…

– Итак, вернёмся к товарищу милиционеру Можейко. Джордж Маркович, вам придётся принять как данность – я человек упёртый. И эту информацию я от вас, так или иначе, получу.

Ремонтник в очередной раз оглядел всю троицу. Заговорил медленно, явно преодолевая какие-то особо мучительные воспоминания.

– При проведении обыска гражданин Можейко с особым цинизмом издевался над Машей. Она очень любила мягкие игрушки, их у нас в квартире было много. При обыске Можейко с каким-то особенным удовольствием вспарывал ножом всех этих мишек, зайчиков… типа, искал спрятанные в них деньги и драгоценности. В конце концов всё закончилось истерикой Маши. А теперь убирайтесь, хватит с вас на сегодня. Я напишу вам сочинение, зайдите дня через два. Будут ещё вопросы – зададите их тогда.

Это было произнесено тихо, но азиат вздрогнул. Посмотрел на молдаванина. Тот спешно сунул в карман слегка дрожавшую руку.

Старшой же помолчал (неужели тоже преодолевал душевные волнения?), потом посмотрел на ремонтника.

– Каким именно образом вы мечтаете убить Можейко, Джордж Маркович?

– Мечтают дети в детском саду – после рассказов тёти воспитателя о том, в какой прекрасной стране они живут. Не смею более задерживать. Не тратьте зря время – сегодня я больше не собираюсь с вами разговаривать, кто бы вы ни были.

Старшой обернулся. Кивнул азиату и молдаванину – пошли. Уже у самого порога бросил.

– А всё-таки вам не мешает познакомиться. Его (кивнул на молдаванина) зовут Мыкола. А его (кивнул на азиата) – Азраил. Нетрудно запомнить, правда?

На выходе обернулся к азиату. Спросил взглядом – ну, как он тебе?

– Шайтан! – не сдержался тот.

6

Мыкола заявился в аккурат через два дня, ближе к вечеру. Кепочка, потёртая куртка. С виду – обычный работяга, который сам не докумекал, как совладать с починкой какой-нибудь бытовой фигни.

Ремонтник не удивился. Он, кажется, вообще разучился чему-либо удивляться. Хотя с его-то биографией…

Молча протянул свёрнутую трубочкой школьную тетрадку. Когда Мыкола её развернул, на обложке увидел надпись от руки не особенно ровным почерком: «Сочинение. Как я общался с Иудушкой Брахтом». Несколько страниц, исписанных с обеих сторон тем же почерком.

– Останься сегодня ночевать здесь! – изображать всю эту формальную вежливость ему было как-то не в кайф, пусть этим Старшой балуется. – Тебе не привыкать. В десять вечера выйди во двор прогуляться.

– Ну что, по-прежнему не боишься?