А ещё в Мошковце доживал свои дни другой прежний обитатель Кремля. Первый и последний Президент СССР Михель Горбатый. Глядя на него, Джордж тоже не мог не задуматься.
Что и говорить, в своё время старик ушёл от власти не добровольно. Но ушёл, и вот теперь... Ему скоро исполнится девяносто лет. Он уже не очень чётко говорит, но у Горбатого удивительно ясный для его лет ум и какая-то очень глубокая житейская мудрость. А иногда на него просто достаточно посмотреть, он сам – живой пример. Кто из правителей этого государства сумел дожить до девяноста в полном благополучии и добром здравии? Вообще никто. За всю историю этой страны. Кроме старика Михеля. Он вовремя сумел отказаться от власти, удержался от соблазна начать за неё очередную кровавую бойню – и вот благодарность от Мироздания. Живёт в почёте и благополучии могучий старец; миллионы обывателей старшего поколения его ненавидят и считают государственным преступником... Но что ему до обывателей? Вокруг всегда полно восхищённых интеллектуалов, делающих радостным каждое мгновение старика. Уйдёт – устроят государственные похороны.
Так стоит ли власть жизни?
Вот уж не подумал бы, что Михель окажется ему дорог. Единственный на всю страну человек, которому Джордж говорил «вы», а Горбатый в ответ – всегда «ты». С высоты его девяноста лет – можно. И как-то забываешь, чаёвничая с этим аксакалом, что тебе уже под 60.
А помните, как вы меня в Кремле награждали в декабре девяносто первого? Последний Герой Советского Союза... Ты и был последний герой в этой стране! – уверенно отвечал могучий старик. Правда, я только потом это понял. Думал, что после бойни девяносто третьего ты станешь очередным диктатором и начнёшь строить очередную империю, а ты... Ты единственный правитель этой страны, при котором она не воевала двадцать с лишним лет подряд.
Да, могучий старик, ты прав. Я прошёл слишком много личных войн, чтобы начинать государственные.
…Пространство вокруг дома, когда-то превращённое в свалку, тоже облагородили. Всё, как он любит: просторный двор, много зелени; за деревьями и кустами почти не виден забор, огораживающий территорию. После ужина он полюбил сидеть у подъезда. Со стороны – действительно дед: седой человек среднего роста, одетый, чаще всего, в джинсы и футболку, когда тепло, или в куртку, когда холодает.
Прожив вместе 25 лет и отметив серебряную свадьбу, они тихо развелись с Жозефиной. Мудрая женщина, она всё поняла правильно.
Они стояли у большого зеркала, где отражалось всё. Седой аксакал и... Если верить паспорту, Финка уже перешагнула тот рубеж, когда «ягодка опять». Но выглядела она... Ей едва ли можно было дать даже сорок. Роскошная красавица, мечта поэта.
– Я не хочу видеть тебя вдовой! – тихо, но твёрдо сказал Джордж. – У тебя впереди ещё прекрасная, долгая жизнь, полная любви.
В обстановке максимальной приватности они подали заявление и перестали быть мужем и женой. Ну, для государства. Потому что фактически всё осталось по-прежнему. Когда Джордж жил в Мошковце, то пребывал в семнадцатой квартире – её он оставил себе. Почти всегда к нему приезжала Жозефина – из Лиандрополя, который он отписал ей. И в благодарность за всё счастье, которое она ему подарила, и... Зачем ему сейчас загородное поместье?
Считать ли это так и не изжитым идеализмом молодости? Или наоборот – это последствия настолько сурового реализма жизни, что не дай Бог никому? Во всяком случае... Джордж лучше многих знал, как стремительно иногда приходит Бледная с косой. И что никто не уходит за ней с чемоданом нажитого при жизни. Его приближённые понастроили каждый по нескольку огромных домов. Да-да, можно понять: понты, статус, должность, положение обязывает… Народишко привык видеть бояр богатыми... Ну-ну, играйтесь, если вам это нравится.
У Рудольфа оторвался тромб, и выяснилось – ему тоже вполне хватит двух квадратных метров земли. А от супругов Мазалецких остались два валуна на еврейском кладбище.
Но Финке рано обо всём этом думать. Она – роскошная красавица, мечта поэта. Ей загородная вилла очень даже к лицу.
…Это случилось вскоре после того, как он справил свой 58-й день рождения. Отмечали, конечно, в Лиандрополе, широким кругом гостей. А потом он снова решил пожить пару недель в Варском.
Он проснулся ночью. Какое-то необычное ощущение… творческий подъём что ли. Сейчас надо одеться, сесть за стол и начать писать. Сегодня он впервые напишет настоящее большое стихотворение. О чём? Он и сам пока этого не знал.
Сел к столу, выглянул в окно.
Тёплая летняя ночь. Тишина за окном. Как выражались в прежние времена – благолепие.
На стене напротив – портреты его женщин. Всех, кто когда-то наполнил его жизнь смыслом. Если бы не они – что бы он сейчас вспоминал? Совместные фото с президентами, премьерами, королями и шейхами на международных протокольных мероприятиях? Смешно. Встречи со всевозможными «корифеями», «титанами» и «гениями»? Редко встречал более пустоголовых животных биовида хомо сапиенс – хотя были и исключения, что уж всех-то хаять…
Мая Шиловская. Маша. Стефани. Финка. Санни.
Стешка. Эльза. Тео. Элли.
Не меньше и мужчин.
Дедушка Франц – да, старик, именно ты передал мне лучшую часть своего генофонда. И умение держаться во власти, и неравнодушие к женщинам – это всё от тебя.
Дедушка Феликс – от тебя мне достались приступы дикой храбрости и решимости в самые отчаянные моменты. Когда-то твой батальон одним из первых рванул в то самое знаменитое контрнаступление под Мошковцем декабря сорок первого – пару поколений спустя я рванул в наступление на Комитет госбезопасности и на б.ядскую страну СССР. И выиграл.
Рудольф. Мыкола. Азраил.
Сибирский богатырь Эльцер и девяностолетний мудрец Горбатый.
Дава Мазалецкий. Психиатр Майрановский. Кардиолог Линдси. Дядя и племянник – адвокаты Ройзманы. Хитромудрый юрисконсульт правительства Борщ.
Герхард Шпеер и бледной тенью при нём – поп Смирный.
Очень ярко, отчётливо – отец Феогност.
Саша Малиновский и Саша Городецкий.
Где-то под плинтусом копошатся серости и ничтожества: батя, брат, Иудушка... Вы очень хотели оставить в моей жизни главный след – а стали всего лишь приложением к совсем другим людям, проложившим мой маршрут. Бледная тень в разбитых очках – бывший главный гэбэшник страны Вальдемар Хук. Спасибо, старик, ты тоже был нужен – для массовки и для наглядности…
Тысячи лиц моя память созвала на пир!
Тысячи лиц, не дававших мне в жизни покоя.
Тысячи лиц, треск свечей – весь мой мир…
Но это – не начало стихотворения. Это явно просится куда-то в середину.
Он снова посмотрел в окно. Тёплая летняя ночь. Тишина. Благолепие…
Ночь – черноглазая жрица – тепла да покойна.
Спит, навалившись на город всем телом своим.
Жду, распахнувши все двери и окна. Знаю, где нужен, я сегодня любим!
А о чём будет стихотворение в целом? Дорогое Мироздание подбросило ему подсказку. Ехал с фабрики домой, включил какое-то музыкальное радио. Некая дама исполняла что-то такое… бардовское. Хотя и не совсем бардовское.
Поцелуй в глаза свою смерть.
Поцелуй в глаза свою смерть.
Кто тебя любит больше неё?
Кто тебя ждёт сильнее её?
Небо!
Только Небо.
Только лишь Небо…
3
…Лет пять тому назад он приехал с визитом в Турцию. И решил совместить формальное протокольное мероприятие с чем-то интересным. Впрочем, не только интересным, но и полезным тоже.
Турки об те поры снимали сериал «Блистательный век». Милая псевдоисторическая сказка на мотивы биографии султана Сулеймана Великолепного, самого выдающегося деятеля турецкой истории. А заодно взяли – и показали всему миру, на что способен местный кинематограф. Никогда ничего великого не снимали – и нате вам, прогремели на весь мир. Вот бы наших мудаков от кино рылом натыкать, чтобы тоже хоть что-то годное сняли.
Прихватил министра культуры и пошли на экскурсию по съёмочной площадке.