- И не говорю, - ответил я уже по-британски. - Просто форма приветствия мне знакома: проявляю вежливость.

- Сердечно рад познакомиться с представителем зарубежной технической интеллигенции! Лисин Владимир Владимирович, можно попросту, не чинясь — товарищ капитан! - мягко улыбнулся урсуноид. - А Ваша спутница, она…

- Tovarisch kapitan, primite sertifikat, - строгим тоном потребовала девушка Анна Стогова. О том, что она передает ополченцу какой-то документ, я понял и сам: уже наловчился на слух определять образованные от латинских и греческих советские слова, и даже самостоятельно корректировать ударения, расставленные советскими в самых неподходящих для этого местах.

С таким-то, имеющим диплом, сертификат и допуски, переводчиком, дело пошло куда как бойчее.

Я, подробно и под запись, почти дважды изложил историю взаимоотношений с местными уголовниками. Дважды и почти — строго потому, что в процессе к нам присоединился мужчина в белом халате, отрекомендованный как доктор Иванов, а рассказ я почти закончил, и его, рассказ, пришлось повторить. Оказалось, что мне, как совсем недавно получившему по голове и потерявшему сознание гражданину, и вовсе было положено общаться с представителями карательных органов строго в присутствии врача.

После второго повтора истории, мне задали несколько вопросов, формальных что по форме, что по содержанию.

Оказалось, что я настолько качественно — действуя, разумеется, строго в пределах законной самообороны — успокоил злоумышленников, что одного из них (того, который неудачно попытался колдовать) пришлось откачивать прибывшей бригаде парамедиков!

Бандиты были взяты с поличным, сразу и все, нападение их было вызвано смесью личной неприязни и желания поживиться, и никаких вопросов по существу советское правосудие к профессору Лодуру Амлетссону не имеет.

- И вот тут еще подпишитесь, пожалуйста, - протянул мне очередной желтоватый бумажный лист и авторучку капитан то ли ополчения, то ли юстиции.

Я, уловив разрешительное согласие переводчика, документ подписал.

Вернулся триумфально.

Не знаю, с чем это на самом деле связано, но советские люди очень любят друг за друга радоваться: громко, напоказ, но — что удивительно — с изрядной долей искренности во всех этих похлопываниях по плечу, превосходных хвалительных степенях и даже аплодисментах.

Обстоятельства времени и места, в которых участники Проекта встречались ежедневно и раньше всего — это, конечно, утренний спортзал. Стоило вашему покорному слуге переступить порог, как ему (мне) устроили натуральную овацию, и было это нечеловечески приятно.

Коллеги, впрочем, быстро разошлись по своим делам, а я устроился на непонятного назначения тренажере. Тот выглядел, как гигантский механический паук, просто мечта арахнофоба, и пользовался наименьшей популярностью: за все время и при мне, он не был занят ни разу. Заняв обтянутую кожей скамейку, установленную в нижней части механического монстра, я принялся изо всех сил филонить.

Ныли чудом уцелевшие ребра, немного гудела ушибленная голова, слегка подкашивались лапы — в общем, повод для небольшого отдыха выглядел совершенно законным, и ничего не мешало им, поводом, воспользоваться. Пользовался — недолго, бездельничать, наблюдая за активно двигающимися коллегами, надоело быстро и решительно, и я отправился работать.

Хьюстон догнал меня уже у дверей лаборатории. Физической культурой я в это утро занимался чисто теоретически, не успел устать и вспотеть, и в рабочей зоне Проекта оказался минут на десять раньше, чем обычно.

- Привет! - протянутая инженером рука была пожата — безо всякого, впрочем, удовольствия. - Есть минута?

Минута у меня была, и даже не одна.

- Профессор, тут вот какое дело, - американец сделался, против всегдашнего своего обыкновения, серьезен необычайно. - Я не знаю, что — в деталях — случилось в городе, но у нашей Анны сейчас проблемы.

- Проблемы какого рода? - уточнил я, внутренне уже холодея. Догадка появилась сразу же, и, как немедленно оказалось, была она полностью верной.

- Вы обратили внимание на то, что ее не было на утренней гимнастике? - я кивнул утвердительно, и собеседник мой продолжил. - Так вот, в столовой — я знаю, что Вы туда почти не ходите — в столовой ее не было тоже. Была же она, да и сейчас есть, в интересном заведении, который тут все называют pervyi otdel.

- Что есть этот ваш otdel? - не преминул уточнить я.

- Проще говоря, - не удержался от подначки американец, - это отделение тайной государственной полиции.

Хвост мой, до того рефлекторно подергивающийся из стороны в сторону — именно так я привычно проявлял дружелюбие в разговоре — застыл и напрягся, будто пружина. Уши встали торчком, шерсть на загривке — дыбом. Лодур Амлетссон, родич и потомок легендарного героя Ульфа Хальфдана, устремился: спасать деву стаи своей, и инженер Хьюстон торил ему путь.

Против опасливого ожидания, вызволять девушку Анну Стогову из застенков не пришлось. Путь из рабочей зоны в административное здание занял всего-то около десяти минут, и за это время моего переводчика успели выпустить на свободу.

Девушка Анна Стогова стояла у казенного вида металлической двери, крашеной какой-то бурой краской, дешевой и непритязательной на вид. На двери красовалась еще более казенная и тоже крашенная, только в белый, табличка-надпись, прочесть которую я не смог, поскольку замечательную эфирную линзу сегодня оставил на квартире.

На девушке Анне Стоговой почти совсем не было лица: такой озадаченной и растерянной была она в это, уже переставшее мне нравиться, утро.

- Профессор, - бледно улыбнулась мне девушка. - Как Вы вовремя… Мне как раз надо идти Вас искать. Вас вызывают…

- Tovarisch inzhener, - обернулся я, чая увидеть второго бойца спасательной дружины, но никого не обнаружил. Американец исчез, совершенно непонятно, как, когда, и, главное, почему: лично ему, как я понимал, ситуация не грозила примерно ничем. Вопрос, появившийся в ментальной сфере, пришлось задавать девушке.

- Скажите, Анна, разве в кабинетах государственной полиции не устанавливают элофоны, или, как минимум, кто-то мешает полицейскому воспользоваться элофоном мобильным? Пусть у меня и нет, временно, собственного устройства, но дозвониться в лабораторию — вопрос одной минуты!

- Это работает немного не так, - уже намного более внятно улыбнулась моя собеседница. - Вот, смотрите!

Смотреть предлагалось на лист бумаги, размером, примерно, в четвертушку. На листе была заметна типографская линовка, пропечатанные чудовищным советским шрифтом буквы, и еще что-то, немного похожее на арабскую вязь, вписанную поверх линовки синими чернилами.

- Это povestka, товарищ профессор. Официальный документ (видите, вот печать!), посредством которого сотрудник Комитета обязан вызывать граждан. Особенно в тех случаях, когда есть основание подозревать: по доброй воле гражданин на беседу не явится.

- Я ничего не могу тут разобрать, - поморщился я, взяв протянутую бумажку. - Вы же знаете, насколько хорошо я владею даже печатным советским, а тут еще, похоже, какая-то скоропись.

- Тут просто номер кабинета, - совсем уже хорошо посмотрела мне в глаза моя визави. - Еще две фамилии — Ваша и сотрудника, и рекомендуемое время посещения. Кстати, оно началось две минуты назад.

- Тогда я пойду, - сообщил я девушке Анне Стоговой, ну и, собственно, пошел.

Вы же помните, да, что я не из пугливых? Боюсь только летать, и, совсем немного, стать персонажем комедии положений, причем — в жизни.

Однако, представительного вида человек, засевший за большим и официальным столом привычного зеленого сукна, напугал меня до чертиков: переступив порог, я застыл, будто вкопанный по колени в бетонный пол, и даже не вздрогнул, когда за спиной моей избыточно громко лязгнула железная дверь.