— Побойся Аллаха!

— Вот уж кого-кого, а Аллаха не побоюсь.

— Не лезь в мечеть. И к хану не лезь. И к его родне не лезь. Расшевелишь муравейник, у нас с Ибрагимом сделка сорвется.

— И к кому мне лезть? К грекам, к евреям?

— К Бельскому.

— Кто это?

— Боярин беглый. Бежал сначала в Литву, потом в Крым. Я за ним вчера всю дорогу от церкви шел. Он не татарин, у него в доме должны быть порядки русские. И его не жалко. Только не выноси весь дом. Для проверки удачи тебе хватит в дальней кладовой что-нибудь взять, чего неделю не хватятся.

— Хорошо. Возьму то, чего не хватятся.

Коня, чтобы сгонять в Чембало, Ласка не купил, а одолжил под залог. И коня, и седло, и уздечку. Уезжая из Салачика, забрал свой и немца заплечные мешки. Вольф сказал, что спрячется в окрестностях, ночью наведается к Бельскому, а поутру подготовит ночлег в Кырк-Ор. Найдет так купца из евреев, у которого на подворье можно поставить трех лошадей. Если после пропажи Оксаны ее начнут искать, то про Кырк-Ор сообразят не сразу. И троим христианам туда можно пройти, не привлекая внимания. В Успенскую церковь, что на дороге в Кырк-Ор, христиане постоянно ходят.

Упомянутых трех лошадей с седлами и уздечками Ласке предстояло одолжить под залог в Чембало, чтобы никто из бахчисарайцев не сказал, что русский с немцем у него покупали или нанимали коней. Хорошо, что не отдали все золото Ибрагиму. Денег хватало едва-едва.

Переночевал на постоялом дворе, а потом пошел в порт.

Чембало не то, чтобы большой порт, но нашелся греческий корабль, который уходил послезавтра до полудня. Правда, не в Истанбул, а в Констанцу, но какая разница. Быстрее в Констанце пересесть, чем тут ждать попутчика именно до Истанбула.

Морской народ на Черном море жил с той же южной неспешностью, что сухопутный. Как будет угодно Аллаху, так и выйдем из порта. Горизонты планирования у опрошенных простирались на дальше пары дней. Легко найти тех, кто уходит сегодня-завтра. Послезавтра уже сложно. А просить, чтобы те, кто уходит позднее, чем послезавтра, назвали точный день, да еще и время, это уже за гранью реальности. Еще же и погоду надо учитывать, ветер и все такое.

Это означало, что сегодня надо вернуться в Бахчисарай и договориться с Ибрагимом, завтра забрать Оксану и выехать в Чембало, там переночевать на постоялом дворе, с утра помолиться о хорошей погоде и попутном ветре и сесть на корабль.

Насчет одолжить лошадей сложностей не возникло. Чего-чего, а лошадей в Крыму полно. Гнать трех лошадей, сидя на четвертой, для опытного человека несложно. Умеючи, можно и табуны в одиночку гонять.

Солнце уже давно прошло полдень, когда Ласка провел свой маленький табун в ворота крепости. Сразу же к нему подбежал темноволосый мальчишка и провел к купцу, у которого Вольф снял конюшню с ночевкой на сеновале. Поставили коней. Вышли поговорить.

— Когда нас в Чембало ждут? — спросил Вольф.

— Завтра до темноты надо уже быть там и с утра на борту. Сейчас идем Ибрагима ловить в буза-хане, и завтра как самая жара спадет, забираем Оксану и уезжаем.

— Хорошо.

— К боярину заходил?

— Пойдем, покажу.

Из сложенного в конюшне сена немец достал холщовый сверток. Подозрительно оглянулся по сторонам и развернул потертую мешковину.

— Это же шуба, — удивился Ласка.

Не просто шуба, а дорогая боярская шуба самого что ни есть московского вида. С высоким воротом, с длинными, до земли рукавами. На лисьем меху, крытая персидской парчой.

— Почем такую продашь? — довольно спросил Вольф.

— В Крыму не продам, — сразу же ответил Ласка, не прицениваясь, и повторил то, что в Истанбуле Вольф говорил про саблю, — Как ты думаешь, сколько московских боярских шуб на весь Крым может быть?

— Эээ… Ну десяток?

— Одна! И сейчас весь Бахчисарай заговорит, что у Бельского украли шубу. Ты не мог у него просто денег взять?

— Да он кошель под подушку кладет. В изголовье — саблю, а в ногах у него большой пес дрыхнет. Дворня ночного сторожа выставляет, и он, не поверишь, не спит. В одном месте поперек коридора у стен два медных кувшина стоят, а между ними суровая нитка натянута. Полный дом таких ловушек. Как будто ждут кого ночью и боятся его до жути. Ты говорил, что порядки в доме русские. Но дом-то — татарский. Внутри не поймешь, как ходить, чтобы ни на кого не наткнуться. Думал, с пустыми руками вернусь. Вспомнил, что ты говорил. Как раз наткнулся на кладовку с теплыми вещами, взял что подороже. До осени не хватятся.

— То есть, удача с тобой? — спросил Ласка.

— Со мной.

— Больше воровать для проверки не будешь?

— Не буду.

— И слава Богу.

— Я тоже так думаю. Послезавтра мы выйдем в море, а шубу в Истанбуле продадим. Или в Риме. Чем дальше от Руси, тем дороже пушнина. Или вообще, как вернемся, я ее по-нашему перешью, и сам буду носить.

— Тогда увязывай ее обратно, чтобы по пути не узнали.

— Как раз собирался.

Вольф в его-то годы удивлял легкостью на подъем. За ночь украл шубу и где-то ее спрятал. Не лез же в шубе через крепостную стену. Не то ночью, не то с утра добыл где-то старую холстину и веревку, увязал шубу в продолговатый тюк, не забыв оставить петлю, чтобы закинуть тюк на спину, и втащил тюк в крепость мимо стражников. И сейчас — раз-два и готово. Была дорогущая шуба, стал невнятный тюк в холстине.

На следующий день после полудня удивленный торопливостью немцев Ибрагим повел Оксану к подъему в Кырк-Ор.

— За сколько отдаешь-то меня, не продешевил? — спросила Оксана Ибрагима.

— И не говори. Сторговались на двадцати девяти хасене.

— Да ну? Прямо до смешного мало, обидно даже. Ты же за меня семьдесят два отдал.

— Потому что это будет не продажа, а как бы побег. Если что, тебя схватили и украли, а я вовсе не при чем. Скажу, что отвел тебя в церковь, а дальше вроде как ты со мной в гарем вернулась и к себе пошла. И что я тебя вечером видел. Но и ты, если попадешься, меня не сдавай.

— Как бы побег? Попроще не мог придумать? Продал бы меня, да и все.

— Тебя продавать сама знаешь кто не разрешает. Сто раз бы сбежала уже. Предлагал я тебе со змеем договориться.

— Ага. Потом в Чембало с корабельщиками договориться. Потом в порту с незнамо кем. Знаешь, как на Руси говорят? Всем давать — не выдержит кровать.

— Да ты ж ведьма. Ведьмы мужчинам голову кружат и не дают.

— Пальцами щелкну, и все мужики вокруг меня забегают. Колдовство без зелий не работает. И травы нужны, и посуда, и все на свете. И книги. И чтобы не мешали.

— Ты же и так что-то то варишь, то мешаешь.

— Ерунда. Баловство одно. Мне бы еще годик-два поучиться, я бы вам показала. Я бы весь Бахчисарай на уши поставила и на метле улетела. Кто бы научил.

— Как я рад, что ты не поучилась годик-два! Как я благодарен Всемогущему и Милосердному!

Ибрагим подумал, сказать или не сказать Оксане, что немцы знают, что она ведьма. И решил не говорить. Если они сами скажут сразу, и Оксана передумает с ними срочно уезжать, то состояние дел возвращается на исходную позицию. Плохую, но не критическую. Если они сразу не скажут, а Оксана узнает, что они знают, когда-нибудь в пути, то… и шайтан с ней. Немцы ее ведьмой купили и на Ибрагима в обиде не будут.

В незаметном уголке покупатели передали продавцу узелок с деньгами. Ибрагим даже развязывать и пересчитывать не стал.

— Если что, я вас не видел, вы меня, — сказал он, — Она сама от меня сбежала, сама к вам прибилась.

— Лады, — кивнул Ласка.

Оксана сбросила татарский халат, под ним оказалось греческое платье. И сменила плотно обвязанный вокруг голову татарский платок на более свободный русский. Не простоволосой же ходить, тем более, в церковь. С собой она несла небольшой заплечный мешок, и в нем обязательно должны были лежать какие-нибудь штаны. С той встречи на рынке Ласка Оксану не видел, но Ибрагим любезно передал, что держаться в седле она умеет.