— Только денежные.

— Что в Риме не заработается, в Париже с лихвой перекроется. У Папы художников много, а у короля мало.

— Соблазнительно, конечно.

Внизу открыли дверь, и вооруженная толпа хлынула на лестницу.

— Один момент. Бенвенуто Белледонне еще никогда не называли трусом.

Художник выдернул из двери на лестницу свой меч и встал в позицию на площадке второго этажа.

— Вы все передо мной как молочные поросята перед львом! — крикнул он.

С точки зрения Ласки, хорошо вдохновленная толпа поросят вполне могла затоптать льва. Даже если он и вправду лев. Этот вопрос заинтересовал Ласку настолько, что он не сразу встал рядом, а немного посмотрел на битву.

Все-таки, они не такие уж поросята. Почти кабаны. А вот он вполне себе лев. Небольшой, но лев. На лестнице могли встать в ряд только по двое, и Бенвенуто отлично отбивался от любых двоих, не пуская их на площадку. Ласка подумал, что противники меняются, чтобы не уставать, но понял, что они меняются, получив раны.

Снизу полез, расталкивая всех, человек в доспехах. Правда, не в полных рыцарских. Открытый шлем, кираса без горжета, но с набедренниками и латные перчатки с длинными крагами. И длинный меч, длиннее, чем у художника.

Ласка присел на корточки поближе к лестнице. Пора вмешаться, но не прямо сейчас.

Белледонне скрестил мечи с латником, попытался его уколоть, не достал и отступил. Латник, легко отмахиваясь мечом и парируя удары не только клинком, но и перчатками, поднялся на последнюю ступеньку.

Сейчас. Ласка рванулся навстречу латнику, схватил его за кирасу в паху и за верхний отгиб, снова присел и уронил его себе на плечи. Выпрямился, держа латника на плечах параллельно земле. Закинуть такой вес себе на плечи просто руками — надо былинным богатырем быть, а уронить и потом встать — доброму молодцу по силам. Главное — поднимать тяжести не разгибом спины, а разгибом коленей.

Толпа на ступенях замерла от удивления.

— Что же вы все на одного? Нечестно, — сказал Ласка, согнулся и бросил латника вниз по лестнице.

— Так дела не делаются, — сказал он через головы лежащих стоявшему последним «брату соблазненной», — Выходи один на один, кто не трус.

— Один на один это другие деньги, — сказал кто-то из кучи тел.

— Если что, у этого денег нет, — сказал другой, заподозрив Ласку в наемничестве.

— Я здесь не за деньги, а по делу чести, — сказал Ласка, — Ты принимаешь предложение Его Величества? — спросил он хозяина дома.

— Принимаю, — ответил тот.

— С этих пор клянусь защищать сеньора Белледонне как брата родного.

— Кто моего брата названного обидит, тот будет иметь дело со мной, — Бенвенуто подошел и обнял за плечи Ласку.

Наемники один за другим поднимались и уходили.

На улицу вошла другая группа вооруженных людей, тоже во главе с пузатым сеньором средних лет.

— Это засада, там их двое, — сказал один из наемников, проходя мимо.

— Брат к нему приехал, — добавил другой.

Половина вновь прибывших развернулась и ушла.

— Что происходит? — спросил новый пузатый сеньор у старого.

— Черт знает, что, — ответил тот.

Из дома вышел Бенвенуто с гостем.

— Уезжаю я от вас. Надоели.

Толстяки облегченно вздохнули.

— Точно? — переспросил один из них.

— Вот вам крест, — ответил Ласка и перекрестился по-православному справа налево.

— Куда? — спросил другой.

— Не ваше дело, — ответил Бенвенуто, — Буду там и дам рисовать, и рыцарей, и зверей, и рыб, и птиц, и ангелов божьих. Вас обоих грешниками в аду напишу.

Сеньоры пошептались и ушли. Зеваки тоже потянулись по своим делам. Подошел Вольф.

— Вольф, друг мой старый. Бенвенуто, брат мой новый, — представил Ласка.

Пойдем, за знакомство выпьем, — сказал Бенвенуто.

— Попался! — крикнул через улицу мужской голос, и три одинаковые красные фетровые шапки поплыли над толпой в сторону Бенвенуто.

— Господи, да за что опять-то, — подняв глаза к небу, взмолился художник, — Уеду я отсюда, уеду. Я все правильно понял, ноги моей в Риме не будет.

Господь с небес не ответил, а те трое подошли ближе.

— Как умирать будешь? — спросил главный.

— Отстань, Козимо. Не за что нам с тобой убивать друг друга, — ответил Бенвенуто.

— Не уверен.

— Эй-эй, — вступил Ласка, — Я его забираю отсюда.

— Куда?

Бенвенуто дернул Ласку за рукав.

— Далеко.

— Точно?

— Вот те крест.

— Справа налево? — не у каждого римлянина хватает кругозора знать, что правильно креститься справа налево, а не по-бесовски, как латинские прелестники учат.

— Справа налево, — серьезно ответил Ласка.

— Да ты еретик.

— Не вступай в спор, в инквизицию попадем, — шепнул Бенвенуто.

— Будешь обзываться — морду набью, — сказал Ласка, сворачивая диалог в сторону от религиозного диспута и по форме, и по содержанию.

Трое римлян рассмеялись.

— Что, дуэль? — спросил старший.

— Да хоть и дуэль.

— Трое на трое?

— Ты как? — спросил Бенвенуто Вольфа.

— Давай, — ответил тот.

Без лишних церемоний все вшестером зашли во внутренний дворик какого-то доходного дома на много семей. Там, конечно, у жильцов своих дел хватало, но шесть человек с мечами подвинут сколько угодно человек без мечей.

Решили, что биться будут до победы, сдаться можно, добивать лежачего нельзя, к соседним парам не лезть.

Бенвенуто выбрал себе противником одного из двоих «молчаливых». С первого удара Ласка понял, почему этого. Мастер меча.

Козимо достался Ласке. Он, хоть и старший, и инициатор дуэли, но не так хорош, как тот парень. Потому с видимой радостью уступил, хотя сам только что нарывался на драку именно с Бенвенуто, а не с его друзьями-еретиками.

Третий, ничем не примечательный, римлянин встал против Вольфа.

— К барьеру! — крикнула специально приглашенная симпатичная сеньорита и махнула платком.

Дуэль через барьер бывает у рыцарей на турнирах. А простолюдины эти турниры с удовольствием смотрят, как их далекие предки смотрели на битвы гладиаторов в Колизее.

Первым из боя вывалились Вольф и его противник. Другие две пары еще только начинали осторожно пробовать, кто есть кто.

Чтобы биться с кордом против длинного прямого меча, нужно… Быть большим мастером? Зачем мастеру мужицкий корд?

Вольф ловко отмахивался кордом, не уступая скоростью противнику, но превосходя его в силе. Каждая его защита отбрасывала вражеский клинок далеко в сторону, выбивала искры, оставляла зазубрины. Так и меч можно сломать об эту железку.

Нет, корд не был тупой железкой. Если его не сравнивать с настоящим длинным мечом. Вольфу постоянно не хватало то длины клинка, то длины шага, чтобы нанести полноценный удар. И тактически он проигрывал. Да, он захаживал к марковым братьям. Да, он практиковался на привалах с Лаской. Но последний раз с кордом против длинного меча выходил… давно.

Противник же Высокому искусству учился как искусству первой необходимости. И, пусть особых вершин не достиг, уже три раза пробивал защиту Вольфа и оставлял ему то царапину, то заметную рану.

Перспектива истечь кровью из десятка ран Вольфу не понравилась, и он рванулся вперед, отбив вражеский меч не клинком, а просто правым предплечьем. До сердца не дотянулся, но воткнул широкое острие корда в правую руку противника, выше локтя. Казалось бы, все, победа. Только тот в ответ перехватил меч левой и на шаге вперед проткнул немца насквозь под ребра. Вольф упал навзничь.

Бенвенуто довольно долго плел кружева клинком, но переиграл ложной атакой в лицо с переходом в укол под ключицу. Противник выронил меч, или специально бросил, на этом и закончили. Других отметин ни на одном из них не осталось. Ни царапинки на коже, ни разрыва на дублете.