— Каждый раз, когда я думаю, что слишком бескомпромиссна с тобой, Игорь, случается что-то, что доказывает — проблема явно не во мне. Ты говоришь, что хочешь нас с Тимуром вернуть, а сам… Уже не врешь, но не договариваешь. А что если через неделю тебя придут арестовывать и Тимур это увидит? А что если твои враги… А что если они вот сейчас поймут, что у тебя есть мы? Если ты представляешь угрозу для моего сына, Игорь…

— Агата, — и я, и Игорь знаем, что вот сейчас я могу сказать ужасную вещь, но правдивую. Серебрянский пытается меня тормозить. Я себя тоже — стискиваю губы. А потом решаю: нет. Правда не перестает быть правдой, если о ней не говорить.

— Если ты тогда не мог обеспечить безопасность мне, то с чего ты решил, что сейчас сможешь обеспечить ее для моего сына? Прости, но рисковать им я тебе не дам. Поэтому давай ты сначала разберешься со своими делами. А потом… Может быть…

Игорь не просто смотрит на меня — сверлит взглядом. Я еле держусь, чтобы не отвести свой.

Точно так же, как и он, не знаю, что будет правильным. Действую интуитивно.

— Так ты хотела бы, чтобы я посвящал тебя во все или я нужен тебе только без своих проблем? — голос бывшего мужа отдает сталью. Мне и самой больно, хочется тут же броситься убеждать, что он неправильно меня понял. Но вместо этого я неопределенно веду плечами.

За этим моим жестом следует шумный выдох.

— А может быть вообще не нужен? И все дело в этом?

Сердце пронзает стрелой. Оно снова кровоточит. Я из последних сил держусь, чтобы не признаться, как сильно нужен.

Сейчас — ни к чему. Я хочу спокойствия. Поэтому кусаю губы и смотрю в пространство над плечом Игоря.

Кухня звенит напряжением и тишиной. Кофе дразнит рецепторы. Язык по-прежнему пощипывает из-за ожога.

Я улавливаю движение. Игорь встает, не дождавшись ответа. Закрываю глаза.

— Когда тебе надоест придумывать отмазки, Агата, позвони. Я готов извиниться за то, что поступил с тобой жестоко пять лет назад. Готов искупить. Но если всё, что тебя интересует во мне — это возможность бесконечно обвинять. Прости… У меня на свою жизнь другие планы.

Игорь не ждет ни ответа, ни встречного обвинения. Разворачивается, идет в сторону коридора. Я знаю, что делать этого не надо, но в спину ему отправляю обиженное:

— Мои планы на жизнь тебе всегда по боку! Ты только то и делаешь, что рушишь их!

И опрометчиво клянусь себе, что моего звонка он не дождется.

Чувствую себя лошадью в мыле.

Столько дел, господи. Открывать планер страшно.

Сейчас, к примеру, я готовлю сразу три блюда. Обожгла палец, сожгла кастрюльку, пересолила.

Мой ребенок рискует остаться без обеда, а я — стать худшей матерью года.

Через час мне нужно быть на объекте, а с кем оставить сына, который скорее всего будет еще и голодным — не знаю.

Не сразу распознаю трель своего мобильного.

Возможно, даже пропустила звонок. А теперь — быстро протираю руки и бегу к нему.

Звонит незнакомый номер. Хватаю.

— Алло, — сама же слышу свою одышку.

— Здравствуйте, Агата, вы оставляли запрос на поиск няни…

— Да! — перебиваю, практически вскрикнув.

Я нуждаюсь в няне, как никогда. Готова свечку каждый день ставить за здоровье человека, который согласится на эту работу.

— К сожалению, мы не нашли кандидатов, которые соответствовали бы вашему запросу. Приносим свои извинения и готовы поставить вас в лист ожидания.

Еле сдерживаюсь, чтобы не брякнуть, к чему я готова приложить их лист. Он мне сейчас — как подорожник при гангрене.

— Спасибо, поставьте.

Благодарю не от души и скидываю.

Смотрю на экран, кусаю губы.

Подозреваю, из-за Элеоноры меня внесли в какие-то черные списки. Я обзвонила уже шесть агентств, и в каждом получаю один и тот же ответ.

Игорь обещал помочь с поиском новой няни, но после этого мы в очередной раз разругались и он ушел, хлопнув дверью. Оставил меня упиваться своим благородным возмущением и правотой… Которые ни черта мне не нужны!

Но это я почему-то могу сказать только себе. А бывшему мужу — разные гадости.

Сейчас мне уже стыдно, разговор ушел не туда, мы оба в этом виноваты. Но и набрать его первым мне почему-то не дает гордость.

Наверное, я по-глупому жду компенсации за годы без него. Хочу, чтобы он делал все и даже больше. Хотя и понимаю: в нашей разлуке виноват не только он. А я… Готова была дождаться его из тюрьмы? Смогла бы день ото дня вариться в реальности, где он — в постоянной опасности. Наши свидания — редкие. Была бы я рада познакомить Тимурку с отцом в комнате для свиданий?

Думаю об этом и в дрожь бросает.

Всем сердцем ненавижу людей, которые сделали с нами это.

— Ма-а-а-ам, что-то горит!!!

Сын кричит из гостиной, я, опомнившись, оглядываюсь и выпаливаю:

— Вот черт!

Несусь назад к плите, запоздало выключаю дымящуюся кастрюлю. Вместо сельдереево-картофельного пюре у нас будет что-то полузапеченное-полуобуглившееся. Да что за напасть!!!

Включаю вытяжку и, не мигая, смотрю на свой кулинарный шедевр.

Глаза щиплет дымок и слезы из-за обиды.

Я устала… Я очень устала…

Слышу детские шаги, оглядываюсь. Тим остановился в дверном проеме, смотрит осторожно.

— Я не был голодным, мамуль…

Говорит, чтобы меня подбодрить. У меня горло сжимается.

Подхожу к нему, опускаюсь на колени, тяну к себе и обнимаю.

— Ты будешь не против пообедать сегодня у тети Маши?

Маша — одна из моих немногочисленных подруг. Мы познакомились на курсах будущих рожениц, заобщались. Нас объединила мамская тема. Только я остановилась на одном ребенке, а Маша успела родить кроме старшей дочки еще и двойню. Теперь она — счастливая мамочка в декрете, а я… Лошадь в мыле.

Тимур не очень любит гостить у посторонних, но сегодня со вздохом соглашается. Моя опора.

— Не буду против, мама, но знай… С Игорем я хотел бы больше. Мы хорошо играем…

Вымучиваю улыбку и ничего не отвечаю.

Знаю, что с Игорем хотел бы больше. Но что я ему скажу? У твоего сына — мать-неумеха? Ни режим организовать не может ребенку, ни обедом накормить.

— Беги собирай рюкзачок, — глажу сына по голове. Встаю, безжалостно выбрасываю в мусор испорченные продукты и тоже иду собираться.

Уже оставив Тимура и приехав на объект, я продолжаю чувствовать запах дымка в волосах.

Как будто сгоревшая картошка ехала вместе со мной и моей измученной совестью.

Раздраженно хлопаю дверью, а потом жалею. Фурией влетаю в дом, строительство которого курирую, и разношу работу штукатурщиков в пух и прах.

Они получают и за кривые поверхности, и за мое дурное настроение, и за то, что дурацкие агентства не в состоянии найти для Тима няню.

Я по глазам вижу, что от меня такой жесткости не ожидали. Чтобы не усугублять — даю ЦУ и выхожу во двор.

Нужно еще посмотреть, как проходит отделка плиткой бассейна.

Уже предвкушаю, как увижу количество «боя» и разорюсь уже на облицовщика.

Мой мобильный опять вибрирует. Каждый раз сердце на миг замирает. Я почему-то жду звонка от Игоря. Но это тоже не он, а незнакомый номер.

— Алло.

— Здравствуйте, Агата?

— Да.

— Вы оставляли запрос на поиск няни…

— Дайте угадаю… — Я научилась по тону определять, когда меня ждет очередное «к сожалению». Сейчас перебиваю невпопад, даже улыбаясь. Смотрю под ноги, пинаю какой-то камушек. Говорившая девушка замолкает, опешив. — Вы можете поставить меня в список ожидания, но сейчас в городе-миллионнике нет ни одной свободной няни…

— Д-д-да, к сожалению, сейчас…

Фыркаю и сбрасываю.

Девушка не виновата, но я в бешенстве просто.

Прячу мобильный в карман, ускоряюсь. В голове — сумбур из мыслей. Грудь клокочет злостью. Почему в моей жизни любая самая простая задачка превращается в эстафету с препятствиями?