— Я прекрасно умею считать, чтобы понять, когда был зачат Тимур. Только не нужно сказок о том, что он родился раньше срока, — морщится он, словно заранее залез ко мне в голову и прочел все отговорки, которые я смогла бы придумать.

Мне становится безумно страшно из-за того, что он знает правду. Хочется сбежать. Потому что более чем уверена, Серебрянский захочет отсудить у меня ребенка. Ребенка, которым пять лет не интересовался, а теперь вдруг у него родительские чувства проявились.

Я стою и молча смотрю на него. Просто не знаю что сказать. Открываю и закрываю рот, чувствую как подкатывает паническая атака.

— Я дал тебе достаточно времени смириться с моим возвращением в твою жизни. У тебя было множество шансов признаться первой в том, что Тимур мой сын. Но ты этого не сделала, Агата. Я хочу принимать участие в воспитании сына и я очень надеюсь, что ты не будешь препятствовать этому и не доведешь все до суда.

— Не делай из меня сумасшедшую истеричку, Игорь, — я не могу сдержать истерику, взмахиваю рукой, каждое слово ему в лицо выплевываю. — Тебе не кажется, что это немного странно: исчезнуть на пять лет, абсолютно не интересоваться моей жизнью, а сейчас заявиться с какими-то требованиями? Тимур рос без отца, Игорь, и это полностью твоя вина. Я и не думала скрывать от тебя сына. Я хотела сказать тебе о беременности, как только узнала об этом. Но знаешь что сделал ты, Игорь? — мой голос срывается, по щекам катятся слезы. Обещала, что перед ним никогда не буду слабой, но в очередной раз не сдержала своих обещаний. — Ты бросил к моим ногам сумку с деньгами и попросил не препятствовать разводу.

— Ты ничего не знаешь, Агата, — его нервы тоже на пределе, он повышает голос, перекрикивает дождь.

— Нет, Игорь, я все знаю! Все! И о твоей любовнице в том числе.

— Что за бред? Какая еще любовница?

— Это не бред. Я видела вас. Ты хоть бы шторы закрыл на окнах, когда ее в нашу квартиру привел.

— Давай сядем в машину и ты мне объяснишь кого я приводил в нашу квартиру и когда. Этот чертов зонт сдувает ветер, ты вся промокла.

— Никуда с тобой не пойду, Игорь. О сыне поговорим позже, я не собираюсь препятствовать вашему общению, но от меня держись, пожалуйста, подальше. Я тебе не собачка, которую можно бросать, потом возвращаться, а потом соседям отдать, потому что надоела. У меня своя жизнь, у тебя своя. На этом сегодняшний разговор закончим, — разворачиваюсь, чтобы уйти, но Игорь хватает меня за руку и тянет на себя.

— Ни черта он не закончен, Агата, мы только начали.

И тянет меня в сторону своего автомобиля.

Игорь заталкивает меня в машину, громко хлопает дверцей, отрезая меня от остального реального мира. Я вся дрожу, то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Наблюдаю как Серебрянский обходит капот автомобиля и занимает место рядом.

Несколько минут просто сидит молча, сжав пальцами руль, и молчит. Я понимаю, что он пытается успокоиться, прежде чем продолжить разговор. Годы идут, а Игорь не меняется.

Он делает глубокий вдох, потом заводит мотор и включает подогрев сидений.

— Я хочу, чтобы ты выделила один день и мы провели его с сыном. Хочу, чтобы он привык ко мне, а потом скажем ему о том, что я его отец.

— А я хочу чтобы ты исчез, — произношу упрямо, отворачиваюсь к окну, чтобы Серебрянский не заметил моих слез.

Он прикасается к моей руке и я вздрагиваю.

— Посмотри на меня, Агата, — требует, а когда я упрямо продолжаю сидеть, смотря в окно, он берет меня за подбородок и заставляет повернуть к нему голову.

— Разве я сделал или сказал что-то плохое? — щурится, внимательно смотря на меня. — Или ты планировала всю жизнь в молчанку играть?

— А ты хотел, чтобы я искала тебя по всей стране со снимком УЗИ в сумочке? — интересуюсь язвительно. Я все еще не могу понять чем грозит нам с Тимкой появление Игоря в нашей жизни.

— Мне кажется, мы говорим с тобой на разных языках. Чем болен мой сын? Я собираюсь найти лучшую клинику и показать его докторам.

— Это не поможет, — поджимаю губы. — Я уже консультировалась с многими. Это геморрагический васкулит, он должен пройти в течении двух лет. Мы принимаем препараты, а еще нужно придерживаться правильного питания, чтобы не случилось рецидивов. Сейчас все хорошо, если так продолжится дальше, то через несколько лет мы вообще забудем, что когда-то у нас это было, — поясняю негромко. Все же он имеет право знать, что с его сыном.

— Ясно. Нужно почитать что это, никогда раньше не слышал.

— Тимурка очень страдает из-за того, что не может есть любимую пиццу и конфетки. Приходится постоянно контролировать что он ест.

На несколько минут между нами повисает тишина. Что еще сказать я не знаю.

— Так что там насчет любовницы, которую я к нам домой привел? — резко меняет тему, в его голосе проскальзывает насмешка, словно я фигню сморозила.

— Я не хочу об этом говорить.

— Ты уже начала, так заканчивай. Потому что не помню, чтобы у меня была любовница.

— Это был день, когда ты мне сумку с деньгами привез. Я приехала к тебе, чтобы вернуть их. Но ты не зашторил окна, поэтому мне удалось разглядеть женщину в нашей спальне.

Решаю умолчать о том, что по глупости заползла на балкон второго этажа, грохнулась оттуда и чуть не потеряла нашего сына.

Игорь хмурится, словно пытается о чем-то вспомнить, потом усмехается и качает головой.

— Я продал квартиру, Агата. Скорее всего это была ее новая владелица. С ней ты меня и видела.

— Не верю. — Упрямо мотаю головой, пытаюсь скрыть, что меня бросило в жар. Не хочу хвататься за сладкую версию. Его поведение тогда всё равно было слишком странным.

— Ну хочешь, найдем ее и… — Не даю бывшему мужу договорить. Зло фыркаю и проезжаюсь по нему снисходительным взглядом.

— Зачем? Чтобы ты хорошенько ей приплатил и она сказала то, что тебе выгодно? Я тебе не верю, Игорь. Ты с этим уже ничего не сделаешь. Ты же не поверил, что статья обо мне была заказной? Так с чего мне верить в твои отговорки?

Я замолкаю и жду какой-то реакции. В глубине души даже надеюсь на то, что бывший муж найдет для меня идеальные слова. Но правда жизни в том, что правильных слов в нашей ситуации уже нет. Поздно. Мы всё разрушили. Это сделал он.

Преодолевая внутренний протест, берусь за ручку. Улавливаю быстрое движение Игоря к своей двери. Он хочет заблокировать ее. В последний момент тормозит. Ну и хорошо. У меня нет сил с ним сражаться.

— В общем, Игорь, как ты уже понял, я не собираюсь прятать от тебя сына, но все прогулки и посещения должны оговариваться со мной. Я его мать и я не хочу снова узнать, что ты без разрешения увез его куда-то.

Игорь молчит. Я впиваюсь взглядом в его спокойное лицо. Уверена — под маской буря. Но мы теперь родители, должны научиться быть партнерами и прятать свои чувства.

— Я подумаю над тем, когда нам с Тимкой будет удобно с тобой познакомиться.

Игорь кривится.

— Но ты пообещай не давить.

— Агата… — Он словно издевается. Тянется ко мне и перебивает. Я не выдерживаю. Выпрыгиваю из салона. По плечам бьют крупные холодные капли. — Зонт хоть возьми.

Мотаю головой, еще несколько секунд смотря в салон.

— Поверь, я не сахарная, Серебрянский. Пять лет без тебя закалили меня достаточно, чтобы не бояться ни дождя, ни снега, ни огня…

— Ты меня никогда не простишь? — Пальцы Игоря с сило сжимают руль. Я думаю несколько секунд. возвращаюсь к его глазам и, как самой кажется, не вру.

— Нет. Нас с тобой связывает только сын. Если бы не он, я хотела бы никогда больше тебя не встречать.

Хлопаю дверью, разворачиваюсь и по лужам бегу к своему подъезду. До боли в груди боюсь услышать рокот уезжающего автомобиля. Еще больше — обернуться и дать понять, что на самом деле я хотела бы другого: чтобы он не испытывал меня недоверием и не украл это годы у себя, меня и нашего сына.