Сколько Нафа помнит, в родном селении всегда главной заботой была вода, даже не урожай кукурузы, хотя духу — хозяину поля, духу — хозяину кукурузы устраивали жители специальные кормления, делали подношения на алтарях, принадлежащих этим духам.

Воде поклонялись по-особому. Весной молили ее утихомириться, войти в русла рек, а летом низвергнуться с небес на землю, заполнить реки и каналы. Маленький Нафа не понимал, как так можно — сначала просить об одном, потом о другом. Дух воды мог и рассердиться. Повзрослевший Нафа понял, что вода бывает разная — одна течет по земле в реках и каналах, другая — по небу. Земная вода, считал Нафа, отбушевав на земле, уходит в небо, и если очень просить небо, то оно отпустит ее на землю, и будет вода уже небесной. Было непонятно, то ли это земная вода, ушедшая на небо, то ли это небесная вода, идущая к земле; непонятно также, почему весной часто потоки земной воды смешиваются с небесной, когда в половодье сверкают молнии и хлещут упругие струи дождя.

Нафа посетил селение Шифун, что на языке зуни, как и на языке хопи, означает «Черные глаза». Предводитель первопоселенцев был черноглазый, как все нормальные люди. В селение Шифун Нафа ходил не случайно, там среди помощников Кумпа был его хороший друг Паепалоа, который вернул ему дыхание жизни, когда весенний поток выбросил Нафа у подножия родного селения. Как Паепалоа в такое время оказался в доме касика Пачири, Нафа так и не узнал, но об оказанной услуге довольно часто вспоминал. Отчаявшись найти выход, найти ответ на мольбы сородичей, Нафа пошел четыре дня назад в Шифун к Паепалоа. Нафа даже прихватил безмерно ценный подарок — обсидиановый нож, вставленный в костяную рукоять. Подарок, доставшийся ему в наследство от дяди матери Кабевириде по имени Шипуло — помощника касика.

Паепалоа принял Нафа сердечно. Усадил в своем доме на возвышение, приказав постелить самую лучшую циновку, на которой был изображен танец, посвященный солнцу — хэлеле.

— Какие дороги привели тебя, Нафа, сын Белого початка кукурузы? Правда ли, что ты назначен Кумпа одним из тех, кому доверено общение с богами и духами? Расскажи мне о своей дороге, — вопросы Паепалоа звучали размеренно и заинтересованно.

У Нафа спеклись губы, томимые жаждой, так как в середине пути кончились скудные запасы воды, а тыквенная посудина, болтавшаяся на тесьме передника, была пустой. Просить воды было крайне невежливо и даже стыдно. Мужчина обязан терпеть, и, даже если хозяин предложит воды, нужно трижды отказаться от нее. Вода для всех — слишком дорогой дар неба и земли.

— Прости, мой юный друг, — Паепалоа был много старше, — я, обрадовавшись твоему приходу, забыл предложить тебе воды. Возьми, и не надо трижды отказываться. Я знаю обычаи, но я, в отличие от других людей, знаю тебя даже лучше, чем ты сам. Возьми, — хозяин протянул гостю красиво расписанную глиняную чашу.

Нафа взял ее, спокойно проглотил несколько глотков. Живительная влага растеклась по дальним и скрытым каналам тела, придала бодрость и уверенность.

— Давно нет дождя в селении Шуэр, — начал Нафа, но хозяин остановил его.

— Можешь не продолжать. Я знаю, что ты скажешь. Поля усыхают — сохнут листья бобов, тугие плети тыкв, желтеют кукурузные стебли. Тебя преследуют молящие глаза детей рода Белого початка кукурузы. Когда будет дождь, спрашивают они у тебя. Ты не знаешь. Ты пришел ко мне, чтобы я помог тебе? Правильно?

Нафа сидел, ошеломленный прозорливостью хозяина, который не вождем Кумпой селения Шифун, а самим касиком, прозванным Солнечная Стрела, был назначен на должность прорицателя и ведуна.

— Я вижу у тебя под передником сверток. Ты принес мне подарок? Он слишком дорог, я узнал его по темному срезу костяной рукояти! Это нож твоего дяди по матери, нож Шипуло. Он пригодится тебе самому, мне ничего не нужно. Я помогу тебе и без подарка. Точнее, помог бы…

Нафа насторожился, уже ничему не удивляясь, ведун Паепалоа обязан все видеть и все знать.

— Помог бы, — продолжил Паепалоа, — я и сам не знаю. И меня преследуют молящие глаза моих сородичей, детей Черного початка кукурузы. Меня с рассветом об одном и том же вопрошает касик Солнечная Стрела: «Когда будет дождь?» А я не знаю. Я думаю, что, когда мы праздновали день солнца, когда устраивали в начале весны танцы хэлеле в его честь, мы что-то сделали не так, и солнце нас не поняло. Мы просили его быть разумным — весной быстро высушить землю, обогреть ростки, а летом уступать место на небе тучам и молниям, чтобы шел дождь. Весной мы слишком радовались приходу тепла и солнца, и оно решило расставаться с нами только на короткую летнюю ночь. Уже вечер. Отдохни, а в полночь ты и я пойдем тропой зверей к усыхающей реке Быстрой. Может быть, в воде и ночном небе мы найдем ответ.

Удивленный всем сказанным, обрадованный тем, что пойдет вместе со знаменитым прорицателем, Нафа подложил руку под голову и задремал. Не хотелось ни есть, ни пить, а только спать.

Проснулся Нафа мгновенно от прикосновения руки хозяина.

— Пора, мой юный друг, — сказал Паепалоа и подал Нафа кукурузную лепешку, смазанную острым соусом, чашу с какой-то вкусно пахнувшей желтой жидкостью, напоминавшей сок апельсина, смешанный с бодрящим соком агавы.

Еда и питье были сытные и бодрящие.

Гость и хозяин поели, поднялись с циновок, появившиеся бесшумно женщины прибрали посуду и тут же исчезли в соседнем помещении.

За стенами дома, в котором горели жировики-светильники, стояла беспросветная чернота ночи. В безбрежной темноте бархатного, остывающего от жары, а потому проясняющегося неба проступали далекие звезды. Они слабо мерцали, грудились в звездные пути, узоры, неповторимый орнамент ночной стихии.

— Нафа, ищи нашу звезду, которая в ночи видится редко, а на краю неба — отчетливо на рассвете или закате. Ищи ее на небе, а я постараюсь приманить ее отражение в речную воду.

Они стояли уже на берегу реки. Глаза привыкли к тьме, и можно было различить берег, почти недвижную гладь реки Быстрой и в ней отражение звездного неба.

Нафа мучительно вспоминал рассказы своего дяди Шипуло о звездном небе, о расположении звезд в полночь, на рассвете и на закате. Он нашел Вечернюю звезду, которую испанские завоеватели земель индейцев-пуэбло называют Венерой. Почему-то Нафа сейчас вспомнил об испанцах, о тех далеких временах, когда из-за океана пришли большие лодки, воины в латах с ружьями, да еще верхом на конях. Было это очень давно — лет четыреста назад, если считать так, как считают потомки тех первых испанцев и индейцев, живших в этих местах, — мексиканцы. У племен хопи и зуни мало общего с мексиканцами. У них разные боги, разные даже названия рек и гор, светил и звезд.

Нафа вспомнил давнишних испанцев, потому что именно они называли Вечернюю звезду индейцев-пуэбло Венерой.

— Мудрый Паепалоа, я нашел нашу звезду, — воскликнул Нафа, показывая раскрытой ладонью в небо, в его левую половину.

— Где? — подошел Паепалоа к Нафа, проследил за движением руки. — Правильно! И я вижу. Не спускай с нее глаз, запоминай все, что вокруг нее.

Вокруг нее Нафа ничего не видел, кроме слабо различимого ореола и безмерной тьмы.

— Вот она здесь, в воде, — радостно воскликнул прорицатель племени зуни, — иди ко мне, Нафа.

Нафа подошел и тоже увидел в воде отражение краешка неба, звезд и среди них — Вечернюю звезду, по которой индейцы отсчитывали годы своей жизни.

Паепалоа опустился на колени, подав знак Нафа сделать то же самое, достал из-под передника круглую толстую кукурузную лепешку и медленно опустил ее в воду, в то место, где виделось отражение Вечерней звезды. Лепешка какое-то мгновение задержалась на поверхности, затем рванулась по течению, опустилась ниже и вдруг затрепетала в водовороте. Казалось, ее кромсают, рвут на части сами звезды, прыгающие по образовавшимся волнам. Прошло совсем немного времени, лепешки не было видно, вода вновь стала гладким зеркалом, в котором также отражались звезды, правда, Вечерняя чуть сместилась влево.