Экспедиция отправилась от уездного центра на лодках с моторами. Вытащив лодки на берег и закрепив их, этнографы резво стали углубляться в чащу. Тропа вначале шла прямо, была широкой и хорошо утоптанной. Вдруг Булан поднял руку, отряд остановился и с удивлением обнаружил, что тропа исчезла, пропала в каких-то перепутанных ветвях деревьев, кустарников, лиан.

— Сейчас мы войдем в специальный ход, который ведет в нашу деревню. Будьте осторожны, ступайте только туда, куда я поставлю ногу, иначе сорвете насторожку-веревку, она сорвет с предохранителя тетиву и арбалет, а то и огромный лук с копьем вместо стрелы сорвется, и тогда кто-то обязательно погибнет.

Булан высказал предупреждение и спокойно вошел в неширокий проход, напоминающий тропу-тоннель, закрытый сферической крышей из связанных ветвей. В таком тоннеле нельзя отклониться в сторону, и, если кава насторожили против чужеземцев оружие, оно неминуемо поранит идущего впереди.

Булан шел осторожно, напряженно, но достаточно уверенно, чтобы все успокоились. Чжэн Вэй шла сзади, шла последней. Она подумала, что идущий последним вряд ли может быть поражен притаившейся стрелой, и неожиданно для самой себя сделала шаг в сторону, но тут же с испугу присела на корточки и пригнула голову — непонятно откуда вылетела стрела и прошелестела над ее головой.

— Идите в мой след, — тревожно напомнил Булан и добавил: — Еще немного, скоро придем.

И на самом деле тоннель кончился, и путники оказались на широкой поляне, где стояли свайные жилища кава, а справа и слева виднелись поля риса и огороды с ямсом и тыквой и по их краям — шесты со зловещими трофеями охотников кава — белыми черепами людей и животных.

— А твои сородичи кровожадны, — не то с улыбкой, не то с испугом заметила Чжэн Вэй Булану, кивая на шесты.

— Дорогая Чжэн, — мягко начал Булан и продолжил: — Эти трофеи давнишние, когда я был мальчишкой, мой дед говорил, что два черепа добыл его отец в юные годы. Значит, им не меньше шестидесяти лет, а уже перед войной с японцами наш народ перестал охотиться за человеческими головами и добывал только головы диковинных животных.

— А зачем нужна такая охота? — спросил Ван Цзи.

Булан пожал плечами.

— Я боюсь что-нибудь не так сказать. Вы лучше спросите у моих старших сородичей. Вон, кстати, их дом, вон они сами в окружении моих сестер и братьев.

От легкого домика, стоявшего на массивных сваях, навстречу экспедиции шла пестрая толпа мужчин и женщин, мальчишек и девчонок, с копьями и луками, со связками бананов и плетеным блюдом с запеченной в золе тыквой. Сородичи Булана знали, что к ним идут гости, друзья Булана, и приготовили дары встречи — бананы и тыкву, но на случай ошибки мужчины не забыли захватить боевые копья и луки со стрелами.

Толпа встречающих резко остановилась, экспедиция продвинулась вперед так близко, чтобы можно было разглядеть сородичей Булана, и тоже остановилась. Булан вышел вперед, опустил на землю походный мешок, ружье, снял сапоги, куртку, рубаху и, оставшись в одних штанах, босиком, с радостным криком побежал к старому мужчине и старой женщине, стоявшим в центре.

Над поляной прокатилось бурное восторженное восклицание толпы: «Булан вернулся!», и тут же к этнографам подбежали девушки и юноши, протягивая дары леса и поля — бананы и тыкву.

Родственники Булана приняли этнографов как дорогих, желанных гостей.

На исходе первой недели, когда уже были заполнены многие страницы полевых дневников и отсняты десятки метров фото- и кинопленки, отец Булана поведал о двух интереснейших сюжетах из истории культуры кава.

Первый имел отношение к черепам на шестах.

— Когда началось такое? Кто первый пошел в джунгли с копьем и самострелом за головой врага? — начал отец Булана и продолжал: — Не знаю, зато знаю, когда духи решили заменить человеческий череп звериным. Такое случилось целых сорок лун назад. До этого каждую весну, проведя борозду на земле, посадив семена на рассаду, наши отцы и деды отправлялись в дальний поход. Успеха и хорошей добычи желали им все остающиеся в деревне. Наша вера была такая. Урожай зависел от духа-охранителя, что сидит в черепе на шесте.

— Погодите, деде, — сказала Чжэн Вэй, — расскажите все по порядку: зачем нужна была голова, что за дух-охранитель сидел в черепе? Пожалуйста, деде, не торопитесь.

Отец Булана не все понял из речи на китаизированном языке кава, произнесенной Чжэн Вэй, но сын помог отцу, и тот закивал головой быстро, быстро, попыхивая деревянной трубкой с медной чашечкой.

— По нашей вере, поле, засеянное семенами тыквы и конопли, усаженное рисовой рассадой, может дать хороший урожай, если духу поля и воды будет принесена жертва — посажена на шест голова врага. Пройдет время — птицы и черви, дожди и солнце превратят голову в череп. Тогда сам череп будет как охранитель посевов до того дня, пока дух убитого не вернется в него.

Чжэн Вэй опять перебила отца Булана.

— Какой дух, откуда он должен вернуться?

Выслушав обстоятельное разъяснение сына, о чем его, старика, спрашивает эта странная женщина, говорящая на языке, похожем на родной язык кава, но непонятном, отец Булана обратился к нему:

— Сын мой, что она все время спрашивает и спрашивает, она что, ничего не знает?

— Отец, ты не сердись и рассказывай. Понимаешь, у них такая работа — спрашивать и спрашивать, а ты уж отвечай им и не сердись. Это важно, очень важно.

— Ну ладно, тогда слушайте. Вот у тебя твой дух, — отец Булана протянул руку к груди Чжэн Вэй, — вот здесь, а у наших врагов — в голове. Когда голову врага насадишь на шест, то дух покидает ее и отправляется на родину убитого к могилам его предков. Если ты убил врага из дальних стран, то дух убитого долго навещает предков и долго возвращается из странствия — паломничества. И это очень хорошо. Чем дальше жил убитый, тем лучше для него, ведь когда дух вернется и поселится в своей голове, ставшей черепом, он станет вредить нам, и нужно добыть новые головы и выбросить старые.

— Теперь все понятно и тебе, и тебе, и всем вам? — спросил отец Булана, тыкая в грудь чубуком каждого члена экспедиции.

Чжэн Вэй ответила за всех, ответила отчетливо, по-каваски:

— Понятно, деде, спасибо, деде.

Проще и понятней был рассказ о тыкве, в которой зародились все народы: и кава, и их соседи — мяо, тай, китайцы, и еще такие, которых никто не знал.

Расшевелив костер, подбросив в него сухие пальмовые листья, отец Булана с улыбкой поведал легенду о тыкве, тигре и воробье — трех существах, почитаемых кава. Да и тыква не плод земли, а живое существо и само вместилище жизней.

— Появились на небе звезды, солнце и луна, — издалека начал отец Булана, — из дальних небесных высей появились огромные птицы, в их когтях были земля и горы, реки и леса, травы и цветы. Покрутились птицы вокруг, полетали, а кроме звезд, солнца и луны ничего не было. Отлетели они далеко от солнца и близко от луны и разом бросили вниз землю и горы, реки и леса, травы и цветы. Брошенное зацепилось за край неба, и стала земля землей. Вскоре другие птицы принесли зверей и рыб, змей и бабочек. Стало на земле много всякой всячины. Все было на земле, все росло на земле, но не было людей. Ни черных, ни белых, ни желтых, ни пестрых, никаких не было.

В укромном месте под высокой горой, рядом с ручьем, на толстой подушке черной земли вдруг неожиданно появился по весне росток. Рос росток, вытягивая свой стебель, который начал стелиться по берегу ручья, и однажды зацвел ярким желтым цветком. Прилетел воробей, подивился цветку, попрыгал около него и улетел, но каждый день затем стал прилетать вновь. Вышел из пещеры тигр — огромный, в ярких черных и красных полосах. Подошел к цветку, хотел было лизнуть его, но цветок закрылся и спрятался под стебель. Удивился тигр, но не стал трогать стебель и ушел в свою пещеру.

Шли дни, и однажды прилетел воробей и зачирикал удивленно, радостно. На месте отцветающего цветка появился зеленый плод. Выйдя из пещеры, тигр тоже увидел его.